Покровский, Борис Александрович

Борис Покровский
Дата рождения:	10 (23) января 1912(1912-01-23)
Дата смерти:	5 июня 2009(2009-06-05) (97 лет)
Профессия:	театральный режиссёр, режиссёр оперы, театральный педагог
Театр:	Большой театр, Камерный музыкальный театр
Награды:

Бори́с Алекса́ндрович Покро́вский (1912 — 2009) — советский и российский оперный режиссёр, педагог, профессор.

Народный артист СССР (1961). Лауреат Ленинской премии (1980), четырёх Сталинских премий (1947, 1948, 1949, 1950) и двух Государственных премий России (1995, 2004).

Биография

Родился 10 (23) января 1912 года в Москве. С 10 лет занимался музыкой у Е. Ф. Гнесиной.

Борис Александрович вспоминал:

Ничего не вижу в жизни более святого, чем мои отец и мать, которых я не люблю называть отцом и матерью, называю до сих пор мамой и папой, потому что люблю их все больше и больше, и удивляюсь их мудрости, несмотря на то, что они давно уже умерли. И это действительно так. В нашей семье единственно что было — это старое пианино. Первое на пианино стал играть я одним пальцем, потом кулаком, потом ладонью. Это так надо было, это кто-то велел, а мои родители — очень мудрые, они знали, это кто-то велел и мешать не надо. Поэтому все естественно. Меня повели и показали в музыкальной школе. На Собачьей площадке была музыкальная школа сестер Гнесиных. И меня повели и показали Елене Фабиановне Гнесиной, знаменитому педагогу того времени. И она стала моим первым педагогом.

Потом родители мои любили художественный театр. Значит, иногда я был в художественном театре с ними. Потом у них был абонемент в Большой театр, где-то наверху на четвёртом ярусе, и иногда, когда я был очень прилежен, то меня туда брали с собой на эти спектакли.

Главное же — были пластинки и фантастические рассказы о Шаляпине, Ермоленко-Южиной, Собинове, Карузо и Баттнстинн… «Варя Панина, конечно, хороша, но Петрова-Званцева! Нет, что там говорить…» «Дамаев… Друзякина… Грызунов…» Обсуждался весь круг имен, заключенный в стопках граммофонных дисков.

Мир оперы, фантастический, существующий отдельно от повседневных забот, — он увлекал и привлекал, хотя это было совсем «непрактично» для молодого человека.

Вечером часто передавали оперы по радио, непосредственно из театра, натурой, без принятой теперь стерильности механической записи. Одной рукой я вдавливал в ухо старую телефонную трубку, другой — искал пружинкой таинственные точки на кристаллике детектора.

Самодельный приёмник передавал не только музыку, но и пьянящую атмосферу театра. Отрывочные куски опер, известные по пластинкам, выстраивались в непрерывную цепь эмоций-действий.

В 1929 году, после окончания школы, по призыву советского правительства осваивать рабочие специальности Покровский поступил в школу ФЗУ.

В 1930—1933 годах работал аппаратчиком на химическом заводе имени М. В. Фрунзе.

В 1933 году поступил на режиссёрский факультет Техникума театрального искусства. Учился вместе с Георгием Товстоноговым на курсе Юрия Завадского.

Вспоминает Покровский:

Георгий Александрович Товстоногов — это то, что тоже принесла мне судьба. То с хорошим расчетом она послала мне умного человека, очень умного. Хорошего товарища, с которым я познакомился, как только пришел в ГИТИС. На меня он производил очень большое впечатление. Мы как-то сблизились до такой степени, что иногда ловили друг друга на том, что одинаково мыслили.

Вспоминает Товстоногов:

Мы учились на одном курсе и в один день получили дипломы об окончании Государственного института театрального искусства имени А. В. Луначарского. Б. Покровский пришел на режиссёрский факультет, уже имея музыкальное образование, и когда мы выбирали для самостоятельных работ отрывки из пьес Шекспира или Чехова, он ставил «Пиковую даму» Чайковского.

Уверенно и целеустремленно овладевал он искусством сопряжения учения К. С. Станиславского со спецификой оперного театра. Он твердо знал, чего хочет, и, казалось, торопился поскорее обрести профессиональные навыки, которые помогут осуществить уже тогда ясную для него цель.

В 1938 году окончил ГИТИС имени А. В. Луначарского.

Покровский:

Я окончил ГИТИС. Нас тогда учили бесплатно, как вы знаете. И после того, как мы его кончали нас посылали на работу. Без работы никто не оставался. Это не плохо. Меня послали в провинцию. В провинции мне нужен был спектакль дипломный. Меня вызвали к директору и спросили: "Вы можете поставить «Кармен?» — Я говорю: «Могу» — «Когда вы можете начать репетировать?» — Я говорю: «Сейчас могу начать репетировать».

В 1937 году, после окончания института, был направлен в Горьковский государственный теат­р оперы и балета имени А. С. Пушкина. Дипломный спектакль — опера «Кармен» — стал в том же году его режиссёрским дебютом. В 1938—1943 годах был режиссёром (с 1940 — главным режиссёром) театра. Поставил в Горьком 12 опер и оперетт.

В 1943 году перешёл в Большой театр. В 1952, 1955—1963 и 1970—1982 годах — главный ре­жиссёр Большого театра, где поставил 41 спектакль.

Лучшие из них:

• «Евгений Онегин» П. И. Чайковского 1944 (художник П. В. Вильямс, 1991 (художник В. Я. Левенталь) и 2000 (возобновление постановки 1944 года)
• 1949 — «Садко» Н. А. Римского-Корсакова (художник Ф. Ф. Федоровский)
• «Война и мир» С. С. Прокофьева (1947, художник В. Ф. Рындин и 1981 (художник Н. Н. Золотарёв)
• 1948 — «Проданная невеста» Б. Сметаны
• 1953 — «Травиата» Дж. Верди (художник В. Ф. Рындин)
• 1954 — «Фиделио» Л. Бетховена (дирижёр А. Ш. Мелик-Пашаев)
• 1965 — «Сон в летнюю ночь» Б. Бриттена (художник Н. А. Бенуа)
• 1970 — «Семён Котко» С. С. Прокофьева (художник В. Я. Левенталь)
• 1973 — «Руслан и Людмила» М. И. Глинки (художник И. Г. Сумбаташвили)
• 1974 — «Игрок» С. С. Прокофьева (художник В. Я. Левенталь)
• 1977 — «Мёртвые души» Р. К. Щедрина (художник В. Я. Левенталь)
• 1978 — «Отелло» Дж. Верди (художник В. Я. Левенталь)
• 1980 — «Катерина Измайлова» Д. Д. Шостаковича (художник В. Я. Левенталь)
• 1982 — «Обручение в монастыре» («Дуэнья») С. С. Прокофьева (дирижёр Г. Н. Рождественский)
• 1988 — «Млада» Н. А. Римского-Корсакова (художник В. Я. Левенталь)
• 1990 — «Орлеанская дева» П. И. Чайковского (художник В. Я. Левенталь)

Всего поставил более 180 спектаклей. Осуществил первую постановку оперы «Война и мир» С. Прокофьева в Ленинграде (1946, Ленинградский академический Малый театр оперы и балета). По просьбе Покровского Сергей Прокофьев написал вальс Наташи Ростовой, ставший символом этой оперы.

В 1947 году постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) о формализме в музыке была осуждена поставленная им опера «Великая дружба» В. И. Мурадели, однако каких-либо мер по отношению к режиссёру не последовало.

С 1949 года преподаёт в ГИТИСе на кафедре музыкального театра. С 1954 года — профессор, с 1959 года — заведующий кафедрой музыкального театра.

В 1972 году основал московский Московский камерный музыкальный театр, получивший в 1997 году к 25-летию звание «Академического». Поставил здесь 75 произведений, из них — древнейшую русскую оперу XVII века «Ростовское действо» (1982) и одну из первых итальянских опер XVI века — «Эвридику» Якопо Пери (1994), а также «Похождения повесы» И. Ф. Стравинского — первая постановка в России, «Дирижёр оркестра» Д. Чимарозы, «Жизнь с идиотом» А. Г. Шнитке и другие.

Много работал за рубежом. Он был первым постановщиком опер, получивших всеобщую известность, — «Война и мир» С. С. Прокофьева в Софийской народной опере (1957), «Огненный ангел» в Праге (1981).

Скончался 5 июня 2009 года в Москве. Похоронен 8 июня 2009 года на Новодевичьем кладбище (участок № 10).

Семья

• первая супруга — Анна Алексеевна Некрасова (1913—2003) — режиссёр Центрального детского театра. Педагог. Народная артистка РСФСР.

• дочь — Алла Покровская. Зять — Олег Ефремов.
  • внук — Михаил Ефремов.
    • правнук — Никита Ефремов.
• сын — Александр Покровский — концертмейстер Московской консерватории.

• вторая супруга — Ирина Ивановна Масленникова (1918—2013), Народная артистка РСФСР.

  падчерица — Лемешева, Мария Сергеевна (дочь Сергея Лемешева). Её муж Агронский, Владимир Ильич — дирижер театра Покровского.

Оценки творчества

Евгений Светланов предлагал занести Покровского в Книгу рекордов Гиннесса — За безмерное трудолюбие, великий талант и верность искусству.

Александр Шамильевич Мелик-Пашаев:

Евгений Онегин, Аида, Фиделио, Травиата, Война и мир, Судьба человека — вот спектакли, поставленные мною с Борисом Покровским, и, положа руку на сердце, могу сказать, что никогда за все годы работы ни тени, ни недомолвок, ни холодка неудовлетворения не пробегало между нами. Здесь дело в тождестве художественных взглядов и вкусов в творческом единомыслии. Творческое беспокойство, постоянные поиски правды — вот черты наиболее замечательные в артистическом облике Бориса Покровского

Павел Лисициан:

Покровского отличает необычайно острое и живое восприятие оперного произведения. Ставя ту или иную оперу, давая ей сценическую жизнь, он всегда и прежде всего исходит от музыки, от чувств, мысли и стиля данного композитора.

Галина Вишневская:

Для нас, актёров, которых воспитал Борис Александрович, он остается просто Учителем. Он научил нас по-настоящему любить и понимать оперу. В каждом спектакле Покровского открывается новый исполнитель, рождается новое актёрское явление.

Книги

• Покровский Б. А. Об оперной режиссуре. — 1973
• Покровский Б. А. Размышления об опере. — М., 1979.
• Покровский Б. А. Беседы об опере. — М., 1981.
• Покровский Б. А. Ступени профессии. — М., 1984.
• Покровский Б. А. Сотворение оперного спектакля. — М., 1985.
• Покровский Б. А. Введение в оперную режиссуру. — Учебное пособие по курсу, 1985.
• Покровский Б. А. Режиссура музыкального театра: Для студентов театральных вузов. — М., 1985.
• Покровский ставит советскую оперу. — М., 1989.
• Покровский Б. А. Когда выгоняют из Большого театра. — М.: Изд-во «Артист. Режиссёр. Театр» СТД РСФСР, 1992. — 205. с. ISBN 5-87334-065-X
• Покровский Б. А. Что, для чего и как? — М., 2003.

Книги о Б. А. Покровском

• Чудновский М. А. Режиссёр ставит оперу: творческий путь народного артиста СССР Б. А. Покровского. — М.: Искусство, 1967. — 214 с.
• Колокол мастера: О Борисе Александровиче Покровском. М.: ГИТИС, 2011. 328 с., ил., 1000 экз., ISBN 978-5-91328-106-7

Признание и награды

• 1947 — Сталинская премия первой степени за постановку оперы «Война и мир» С. С. Прокофьева в ЛМАТОБ).
• 1948 — Сталинская премия первой степени за постановку оперного спектакля «Вражья сила» А. Н. Серова
• 1949 — Сталинская премия второй степени за постановку оперного спектакля «Проданная невеста» Б. Сметаны
• 1950 — Сталинская премия первой степени за постановку оперного спектакля «Садко» Н. А. Римского-Корсакова
• 1961 — народный артист СССР
• орден «Знак Почёта»
• 1967, 1976 — орден Ленина
• 1972, 1982 — орден Трудового Красного Знамени
• 1980 — Ленинская премия
• 1986 — Почётный Президент Международного института театра
• 1995 — Государственная премия Российской Федерации в области литературы и искусства 1994 года — за оперные спектакли последних лет
• 1996 — Российская оперная премия «Casta diva» в номинации За благородное служение опере
• 1996 — Театральная премия «Золотая маска» — за спектакли Камерного музыкального театра
• 1997 — орден «За заслуги перед Отечеством» III степени — за заслуги перед государством и большой личный вклад в развитие отечественного музыкального искусства
• 1999 — медаль Пушкина в ознаменование 200-летия со дня рождения А. С. Пушкина, за заслуги в области культуры, просвещения, литературы и искусства
• 2002 — орден «За заслуги перед Отечеством» II степени — за выдающиеся заслуги в области музыкального искусства
• 2002 — Театральная премия имени К. С. Станиславского
• 2002 — премия города Москвы в области литературы и искусства за постановку оперы «Сорочинская ярмарка» М. Мусоргского.
• 2004 — Театральная премия «Золотая маска» в номинации «За честь и достоинство»
• 2004 — Государственная премия Российской Федерации - за постановку оперных спектаклей «Сорочинская ярмарка» М. П. Мусоргского и «Юлий Цезарь и Клеопатра» Г. Ф. Генделя, поставленные на сцене Московского государственного академического камерного музыкального театра
• 2004 — орден Креста земли Марии 3 класса
• 2004 — «премия имени Г. А. Товстоногова за выдающийся вклад в развитие театрального искусства», вручавшейся в рамках награждения высшей театральной премией Санкт-Петербурга «Золотой софит».
• медаль «В память 850-летия Москвы»
• 2007 — орден «За заслуги перед Отечеством» I степени — за выдающийся вклад в развитие отечественного музыкального искусства и многолетнюю творческую деятельность
• 2008 — премия «Триумф».

Фильмография

• 1996 — «Легенды Большого. Борис Покровский» — документальный фильм, 1996 г., 52 мин., режиссёр Никита Тихонов

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/articles/91/1009159/1009159a1.htm Б. А. Покровский на сайте krugosvet.ru]
• [www.opera-pokrovsky.ru МГАКТ под руководством Б. А. Покровского]
• [vestiyuga.ru/Boris_Aleksandrovich_Pokrovskiy._Biograficheskaya_spravka Борис Александрович Покровский. Биографическая справка]
• [ru.rodovid.org/wk/Запись:748488 Борис Покровский] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Покровский, Борис Александрович

И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.