Покровский, Василий Иванович

Василий Иванович Покровский
Дата рождения:	2 января 1839 (21 декабря 1838)(1838-12-21)
Место рождения:	село Покров-Итомля, Ржевский уезд, Тверская губерния, Российская империя
Дата смерти:	9 сентября 1915(1915-09-09) (76 лет)
Место смерти:	Петроград, Российская империя
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	статистика, экономика
Альма-матер:	Московский университет

Васи́лий Ива́нович Покро́вский (1838—1915) — земский статистик, экономист, редактор и педагог. Член-корреспондент Петербургской академии наук (1902).

Биография

Василий Покровский родился 21 декабря 1838 года в Ржевском уезде Тверской губернии Российской империи, в семье священника.

Учился в тверской гимназии и Московском университете. Был преподавателем истории в Москве, потом служил при ржевском и тверском окружных судах.

В 1871 году был приглашён тверским губернским земством заведующим статистическими работами; таким образом, В. И. Покровский вместе с Николаем Никаноровичем Романовым был одним из первых по времени земских статистиков в России.

Литературную деятельность Покровский начал в 1859 году, в «Московских ведомостях» (редакц. Е. Ф. Корша).

В 1868—1873 годах В. И. Покровский поместил ряд статей в «Отечественных записках», наиболее крупные из которых: «Из истории последнего пятидесятилетия», «Очерк статистики народов и государств», «Личность и общество» (первое на русском языке подробное изложение сочинения английского философа и экономиста Джона Стюарта Милля «О свободе»).

Как земский статистик и тверской гласный, Покровский В. И. принимал участие во всех лучших начинаниях Тверского губернского земства; много лет был также секретарём местного губернского статистического комитета.

Труды В. И. Покровского по изучению Тверского края составляют более двадцати томов, из которых более половины — его единоличная работа.

Василий Иванович Покровский один из первых принял экспедиционный способ исследования, но до 1883 года работы его носили скорее характер анкет, при чём обследованию подвергались в отдельных местностях как самое население, так и земля (землевладение, стоимость земельных угодий и пр.); в первом случае Покровский, как правило, применял способ подворного описания.

К сплошному описанию губернии Покровский приступил в 1883 году, оно было окончено под его руководством в 1889 году. Исследование Тверской губ. (по крайней мере, большинства уездов) отличается от других земско-статистических работ подробностью сплошного описания как территории, так и экономического положения населения и частновладельческих хозяйств.

Покровским и его сотрудниками (в числе которых был в частности Д. И. Рихтер) по тверским работам впервые был произведён сплошной учёт землевладения.

В 1878—1881 годах В. И. Покровский был фактическим редактором выходившей в городе Твери еженедельной газеты «Тверского вестника».

В 1893 году Покровский В. И. занял должность управляющего статистическим отделением города Санкт-Петербурга. Изданный им «Статистический ежегодник СПб. за 1892 год» (СПб. 1894) составляет совершенно переработанный по новой программе труд.

С 1895 года Покровский занимает должность статистика департамента таможенных сборов министерства финансов Российской империи. Кроме редактирования издаваемых департаментом ежемесячных и годичных «Обзоров внешней торговли», он издал книгу «К вопросу об устойчивости активного баланса русской внешней торговли» и составил «Краткий очерк внешней торговли и таможенных доходов России» (СПб. 1896).

Принимал участие в коллективном труде, изданном под редакцией профессоров А. И. Чупрова и А. С. Посникова: «Влияние урожаев и хлебных цен на некоторые стороны русского народного хозяйства» (СПб. 1897), поместив в нём статью «Влияние колебаний урожая и хлебных цен на естественное движение населения». Специально для «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» написал статьи о Населении и Незаконнорождённых.

С 1891 года состоял председателем статистической комиссии при Императорском вольном экономическом обществе.

Последним крупным делом, которым Василий Иванович Покровский занимался уже в весьма преклонном возрасте, было руководство переписью начальных школ 1911 года, итоги которой были опубликованы под названием «Однодневная перепись начальных школ в империи, произведённая 18 января 1911 года».

Василий Иванович Покровский скончался 9 сентября 1915 года в Санкт-Петербурге.

Библиография

Помимо перечисленных, В. И. Покровским были изданы:

• «О ценности и доходности земель Весьегонского уезда» (Тв., 1876, изд. 2);
• «Генеральное соображение по Тверской губ. 1783—84 г.» — рукопись, найденная и изданная Покровским в 1873 г., причём в предисловии он дал интересный очерк положения Тверской губ. за последние 100 лет;
• «Историко-статистистическое описание Тверской губернии» (т. 1, 1880 г., т. II, вып. 1, 1880 г.);
• «Материалы для оценки земельных угодий Тверской губернии» (изд. 2. 1892).

Ссылки

• Покровский, Василий Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Покровский Василий Иванович // Деятели революционного движения в России : в 5 т. / под ред. Ф. Я. Кона и др. — М. : Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльнопоселенцев, 1927—1934.</span>
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51761.ln-ru Профиль Василия Ивановича Покровского] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Покровский, Василий Иванович

В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.