Покровский, Николай Николаевич (государственный деятель)

Николай Николаевич Покровский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Государственный контролёр России
25 января 1916 года — 30 декабря 1916 года
Предшественник:	Пётр Алексеевич Харитонов
Преемник:	Сергей Григорьевич Феодосьев
Министр иностранных дел Российской Империи
30 ноября 1916 года — 2 марта 1917 года
Предшественник:	Борис Владимирович Штюрмер
Преемник:	должность упразднена
Рождение:	27 января 1865(1865-01-27) Санкт-Петербург
Смерть:	12 декабря 1930(1930-12-12) (65 лет) Ковно

Никола́й Никола́евич Покро́вский (27 января 1865 — 12 декабря 1930, Ковно) — российский государственный деятель, последний (при императорском режиме) министр иностранных дел Российской империи, тайный советник.

Биография

Из дворян, сын действительного статского советника, землевладелец — имел 300 десятин приобретённого в Ковенском и Паневежском уездах Ковенской губернии и 130 десятин пастбища, совместного с крестьянами.

1888 — по окончании юридического факультета Санкт-Петербургского университета поступил на службу в Министерство финансов.

С 1893 — начальник отделения Канцелярии Комитета министров.

1899 — вице-директор Департамента окладных сборов Министерства финансов.

В 1904 — статс-секретарь Департамента экономии Государственного совета. В 1904—1906 директор Департамента окладных сборов Министерства финансов.

1906 — с 9 июля 1906 по 27 июня 1914 — товарищ (заместитель) министра финансов.

1909 — сенатор.

1913 — тайный советник.

1914 — 1 февраля — член Государственного совета и от Государственного совета с августа 1915 — член Особого совещания по продовольственному делу, где возглавил Комиссию о мерах борьбы с дороговизною предметов первой необходимости.

В 1914—1916 товарищ председателя Романовского комитета, член Верховного комитета по призрению, товарищ председателя Центрального военно-промышленного комитета.

1916 — с 25 января по 30 ноября — государственный контролёр. 30 ноября 1916 назначен министром иностранных дел (по 4 марта 1917 года).

Назначение его министром иностранных дел после Б. В. Штюрмера было воспринято обществом как «поражение распутинцев» (в Государственной Думе его называли «кристаллически честным»). По свидетельству современника, Покровский «чувствовал себя на своем новом посту нехорошо», просился у царя в отставку, жалуясь на совершаемые без его ведома закулисные попытки камарильи заключить сепаратный мир.

В качестве приглашённого участвовал в работе X и XI съездов Объединённого дворянства, член его экономической комиссии. В апреле 1917 возглавил Русско-Американский комитет содействия экономическому сближению России и США. Член комиссии по выработке проекта договора с Финляндией, председатель правления Сибирского банка, что, наряду с вхождением М. И. Терещенко во Временное правительство, дало Ленину повод для резкого полемического выступления о сращивании государственного аппарата с финансовой верхушкой («Сегодня министр — завтра банкир; сегодня банкир — завтра министр» и пр.). С апреля 1918 — зам. председателя Союза защиты интересов русских кредиторов и должников — общественной организации, возникшей по почину коммерческих кругов для учета взаимных германо-русских претензий в соответствии с Брестским мирным договором. Тогда же или несколько позже Покровский по заказу журналиста Л. М. Клячко-Львова и «с разрешения Наркомпроса» написал воспоминания, которые ныне хранятся в ЦГАЛИ.

Эмигрировал, занимался наукой, в том числе читал лекции в Ковенском (Каунасском) университете.

Политическая платформа

В кабинете министров был сторонником сотрудничества с либеральной общественностью.

Сочинения

• «Основы финансовой науки» (1925).

Литература

• Глинка, Я. В. Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906—1917. Дневник и воспоминания. М., 2001.
• Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. М.: Новое литературное обозрение, 2015. ISBN 978-5-4448-0502-2

Отрывок, характеризующий Покровский, Николай Николаевич (государственный деятель)

– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.