Покровский монастырь (Харьков)

 памятник архитектуры

Монастырь
Свято-Покровский монастырь укр. Свято-Покровський монастир
Вид на Покровский собор с колокольней и Озерянскую церковь
Страна	Украина
Город	Харьков
Конфессия	Православие, УПЦ (МП)
Епархия	Харьковская епархия
Тип	Мужской
Основатель	Епифаний (Тихорский)
Дата основания	1726
Настоятель	архиепископ Изюмский Онуфрий (Легкий)
Сайт	[pokrovsky-monastyr.kh.ua/ Официальный сайт]

Покровский монастырь — православный мужской монастырь в историческом центре Харькова (ул. Университетская).

Основан в 1726 году Белоградским епископом Епифанием (Тихорским) на территории бывшей Харьковской крепости в связи с переносом в Харьков архиерейской школы (в 1731—1840 гг. — Харьковский Коллегиум). Название получил по присоединённому к монастырю синодальным указом от 1729 года бывшему приходскому храму Покрова Пресвятой Богородицы, в настоящее время являющемуся самым старым зданием города.

XVIII век

По состоянию на 1751 год насельниками монастыря были 11 иеромонахов, 4 иеродиакона и 10 монахов, часть которых преподавала в Коллегиуме, причём ректор Коллегиума (в сане игумена, позже — архимандрита) являлся также настоятелем монастыря. По примеру ректора Московской академии он носил знаки отличия, приближенные к архиерейским: мантию со скрижалями и панагию.

Программа Коллегиума основывалась на учебном плане Киевской академии, к которому со временем было добавлено изучение математики, истории, географии, французский, немецкий и итальянский. В 1768 году при Коллегиуме были открыты Прибавочные классы с преподаванием прикладных наук (геодезия, инженерное дело, артиллерия, позже — инструментальная музыка, танцы, рисунок, живопись и архитектура) для подготовки дворянских детей к государственной службы. Располагались они за пределами монастыря (на месте библиотеки им. В. Г. Короленко), в 1789 году были отделены от Коллегиума и объединены с Народным училищем в Главное слободско-украинское училище, после основания Харьковского университета переименованное в Слободско-украинскую гимназию.

В первые годы в Коллегиуме обучалось около 400 человек, со временем число учащихся возросло вдвое. Среди выпускников и преподавателей особое место занимает Григорий Сковорода (преподавал поэтику, древнегреческий язык и христианское добронравие), памятник которому в 1992 году был поставлен у монастырской стены со стороны Каскадного сквера. В Коллегиуме учились также М. Т. Каченовский, Я. В. Толмачёв, И. А. Двигубский, Н. И. Гнедич. Прибавочные классы окончил П. А. Ярославский.

В библиотеке монастыря и Коллегиума, первоначально располагавшейся на втором этаже надвратного монастырского здания, хранилось множество редких книг, включая Острожскую Библию 1581 года, Маргарит Иоанна Златоуста 1596 г, Октоихи Московской печати 1618, 1683 и др., Евангелие Московской печати 1636 г, требник Петра Могилы 1646 г, Апостол Львовской печати 1666 г и др. В монастырской ризнице также находилось много памятников церковной старины XVII—XVIII столетий.

В 1786—1788 гг. при проведении объявленной Манифестом от 26 февраля 1764 г. секуляризации церковных владений в казну были отобраны имения Покровского монастыря, в том числе 3076 десятин земли, 650 душ крестьян, мельницы, винокурни, скотные дворы, сады в губернии и в самом Харькове.

XIX — начало XX века

После образования отдельной Слободско-Украинской епархии (указом императора Павла I от 16 октября 1799 года) на территории монастыря была открыта Духовная Консистория, а верхняя церковь Покровского храма до 1846 года служила кафедральным собором епархии. Нижняя (тёплая) церковь во имя Трёх Святителей, в XVII—XVIII столетиях служившая также усыпальницей знатных харьковчан, а в XIX — архиереев, некоторое время оставалась за Коллегиумом, который после создания в 1805 году Харьковского университета реорганизован в чисто духовное учебное заведение (в 1817 году включён в реестр духовных семинарий, с 1840 официально именуется семинарией и перенесен из монастыря в новое здание на Холодной горе — ныне ул. Семинарская, 46, бывший корпус Харьковского университета воздушных сил, сейчас — Харьковский апелляционный административный суд). При епископе Павле (Саббатовском) в 1818 году было построено новое каменное здание Коллегиума с домовой церковью, в 1820—1826 — новый Архиерейский дом, пристроенный к собору, также с небольшой домовой Крестовой церковью на втором этаже, и трапезная, объединившая храм с колокольней.

В 1846 году архиерейская кафедра была перенесена в Успенский собор вместе со всем штатом белого духовенства. К тому времени монастырь населяли всего 8 монахов. Необходимость совершать богослужения привела к увеличению числа иеромонахов и иеродиаконов, а также монастырской братии вообще. Согласно местной статистике, число монашествующих в Харькове доходило в шестидесятых годах до 52 человек, в семидесятых 40-55 человек, в восьмидесятых 60, в девяностых — 45—46, однако неизвестно, каков процент от этого числа приходится на братию Покровского монастыря.

В конце 1850-х годов усыпальница под нижним храмом монастыря, представлявшая до тех пор просто подвал, была расширена и превращена в церковь, названную так, как прежде называлась нижняя церковь, — Трёхсвятительской. Гробница почитаемого в народе архиепископа Мелетия (Леонтовича) († 1840, канонизирован в 1978 году), устроенная, в отличие от остальных, не в стене, а открыто, была украшена на пожертвования паломников. Пожар, случившийся в церкви в 1875 году уничтожил сень над гробницей, ступени и жестяной гроб, однако внутренний гроб с останками святителя остался цел, что усилило его почитание.

С 1844 года главной святыней монастыря стала Озерянская икона Божией Матери, ежегодно переносившаяся на зимние месяцы из Куряжского монастыря в Покровский. Первоначально она выставлялась в верхней Покровской церкви, где было устроено отопление горячим воздухом. Тесный храм, однако, не мог вместить всех желающих. В 1896 году была освящена Озерянская церковь, построенная по проекту епархиального архитектора В. Х. Немкина в редкой для православной архитектуры базиликальной форме, декорированной византийско-русскими мотивами и двенадцатью московскими главками-луковицами, эффектно контрастирующими с украинскими куполами Покровского собора. Массивное здание нового храма закрыло изящный силуэт Покровского собора со стороны Университетской горки, но вернуло монастырскому комплексу необходимую монументальность, утраченную с началом многоэтажной застройки города. Боковые приделы церкви были освящены в честь апостола и евангелиста Иоанна Богослова и вмч. Димитрия Солунского. Был также устроен нижний храм с усыпальницей, куда из закрывшейся Трёхсвятительской церкви перенесли прах архиепископа Мелетия.

Помимо Озерянской церкви В. Немкиным в монастыре были посторены здание Консистории (ул. Университетская, 6, взамен снесённого прежнего, бывшего главного корпуса Харьковского Коллегиума), корпус келий с трапезной на месте старой Консистории, дом настоятеля с главными воротами (ул. Университетская, 8), не сохранившиеся нижние запасные ворота с часовней со стороны Клочковской улицы. По проекту преемника Немкина, архитектора В. Н. Покровского было перестроено принадлежащее монастырю торговое здание по Университетской, 10, сдававшееся Архиерейским управлением в аренду галантерейной фирме «Жирардовская мануфактура».

Советские годы и настоящее время

В 1922 году монастырь был закрыт, в зданиях размещены сторонние организации. «Жирардовские мануфактуры» и Архиерейский дом служили корпусами Исторического музея, Озерянская церковь, главы которой были снесены — городским архивом, корпус келий и трапезной — военкоматом Дзержинского района.

В 1950-х годах произведена косметическая реставрация разрушавшегося Покровского собора. В 1960-х разработан проект реставрации храма в первоначальном виде — с галереей между церковью и колокольней. Для этого разобрали достроенные в XIX веке трапезную между церковью и колокольней и переходы к Архиерейскому дому и Озерянской церкви. Дальше, однако, дело не пошло, и храм простоял в лесах до самой перестройки.

Монастырь в 2012 году

Крестный ход в честь Харьковского собора в монастыре.	Монахи Покровского монастыря. На хоругвях две Озерянские иконы	Православные миряне в монастыре.

15 января 1990 года властями было принято решение о возвращении церкви монастырских сооружений, а 8 апреля состоялось освящение и первая служба в Покровском соборе. Процесс передачи шёл постепенно и завершился к середине 1990-х годов.

27 мая 1992 года на территории монастыря прошёл Архиерейский Собор УПЦ, осудивший филаретовский раскол. На соборе архиереями был выбран новый митрополит УПЦ — Владимир (Сабодан).

К 2003 году была завершена реставрация Покровского Собора и Озерянской церкви, восстановлены пристройки XIX века. Перед Архиерейским домом, служащим резиденцией Митрополита Харьковского и Богодуховского и зданием Епархиального управления, установлены памятные знаки 2000-летию Рождества Христова (памятник Иисусу Христу) и 200-летию Харьковской епархии.

Наместники

• Виталий (Жуков), архимандрит (1992 — 2000)
• Севастиан (Щербаков), архимандрит (2000 — 2003)
• Онуфрий (Лёгкий), епископ (2003 — 2012)
• Нестор (Петренко), архимандрит (с 25 августа 2012)

Издания монастыря

• Покровский вестник (журнал). Периодичность раз в месяц, формат А4, 32 стр., на 01.2013 г. изданы 57 номеров.

См. также

• Покровский собор (Харьков)
• Озерянская церковь (Харьков)
• Харьковский собор 1992 года

Литература

• Багалей Д., Миллер Д. История города Харькова за 250 лет существования (с 1655 года). — Харьков: типография М. Зильберберг и Сыновья, 1905—1912
• Харьков : Архитектура, памятники, новостройки : Путеводитель / Клейн Б.Г., Лаврентьев И.Н., Лейбфрейд А.Ю. и др.. — 2-е изд., испр. и доп.. — Харьков: Прапор, 1987. — 151 с.
• Лейбфрейд А., Полякова Ю. Харьков. От крепости до столицы: Заметки о старом городе. — Харьков: Фолио, 2004. — 335 с. — ISBN 966-03-0276-2.

Отрывок, характеризующий Покровский монастырь (Харьков)

Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.