Полиньяк, Иоланда де

Герцогиня де Полиньяк
Duchesse de Polignac
Герцогиня де Полиньяк, Виже-Лебрен
Имя при рождении:	Иоланда Мартин Габриэль де Поластрон
Род деятельности:	Фаворитка королевы Франции
Дата рождения:	8 сентября 1749(1749-09-08)
Место рождения:	Париж (Королевство Франция)
Подданство:	Королевство Франция Королевство Франция
Дата смерти:	9 декабря 1793(1793-12-09) (44 года)
Место смерти:	Вена (Священная Римская империя)
Отец:	Жан Франсуа Габриэль
Мать:	Жанна Шарлотта Эро
Супруг:	Жюль Франсуа Арман
Дети:	Жюль де Полиньяк, Аглая (герцогиня де Грамон)

Иоланда Мартин Габриэль де Поластрон, в браке герцогиня де Полиньяк (8 сентября 1749 года, Париж — 9 декабря 1793 года, Вена) — ближайшая подруга королевы Франции Марии-Антуанетты. Одна из ярких представительниц старого режима. Нажила массу врагов из-за своей расточительности и эксцентричности.

Биография

Иоланда (Жюли) Мартин Габриэль де Поластрон родилась в Париже, 8 сентября (по другим данным 9 или 10 сентября) 1749 года. Её семья принадлежала к древнему лангедокскому роду, но особым богатством не отличалась и имела много долгов. Когда Иоланде было 3 года, семья переехала на юг Франции в дом графини д’Атлау, приходившейся Иоланде тётей. Девочка рано потеряла мать, и её тётка, по обыкновению того времени, отправила племянницу на обучение в монастырь. В 17-летнем возрасте Иоланду выдали замуж за графа Жюля де Полиньяка, капитана Королевской гвардии.

Молодая семья поселилась в Париже. Ещё до своего представления королеве у Иоланды рождается двое детей: в мае 1768 года и в январе 1771 года. И кто знает, как сложилась бы дальше судьба Иоланды, если бы не сестра мужа — Диана де Полиньяк, придворная дама сестры короля: умная и хитрая, она рискнула представить молодую невестку королеве Марии-Антуанетте и не прогадала. Взлет Иоланды начинается в 1774 году. По воспоминаниям современников, она не хотела оставаться в Версале, но королева была так поражена её обходительностью и приятным нравом, что де Полиньяк пришлось остаться при дворе. Симпатизировал Жюли и король Людовик XVI.

Жюль де Полиньяк в 1775 году получил назначение конюшего королевы, и молодая чета поселилась в правом крыле Версаля. Там у Жюли собираются ближайшие друзья, среди которых и её любовник — граф де Водрёйль (считается, что он был отцом младшего ребёнка Жюли). Изысканный салон посещает и королева, чтобы отвлечься от этикета двора. Интерес к Иоланде со стороны королевы был так велик, что Мария-Антуанетта ради новой любимицы забросила старых друзей, особенно принцессу де Ламбаль.

«Жюли», «Маленькая По»… Невысокого роста, белокожая, с голубыми томными глазами, с ангельской улыбкой, с мелодичным голосом, умная и веселая, с изысканным и экстравагантным вкусом (например, мадам Кампан писала, что герцогиня Жюли никогда не носила бриллианты — и это при той роскоши, которая окружала фаворитку королевы!), Иоланда пленяла и покоряла. По воспоминаниям современников, считается, что это с её подачи королева построила у себя в Трианоне маленькую деревню, что это Полиньяк уговорила Марию-Антуанетту поставить «Женитьбу Фигаро», — запрещенную самим королём пьесу Бомарше, пьесу, впоследствии послужившую одним из толчков для Великой Французской революции, это Жюли была инициатором многих экстравагантных поступков королевы. И при этом современники часто упоминают, что герцогиня де Полиньяк была ленива от природы.

На саму Жюли и её семью начинают сыпаться королевские милости. Суммы на их нужды тратятся фантастические. Например, де Полиньяки получают 800 000 ливров на приданое для их дочери (которую, кстати, выдали замуж в 12 лет), 400 000 ливров на покрытие долгов. А ведь были ещё подарки, жалования, пенсии, доходные места. Муж Жюли, перескочив через две ступени, получает титул герцога. Даже любовник Жюли извлекает выгоду из дружбы Иоланды с королевой. Такой фавор не мог не возбудить зависти придворной аристократии и способствовал возникновению самых разнообразных слухов, а в 1780 году — грязных памфлетов, открыто говорящих о противоестественной любви королевы к своей фаворитке. Щедрость королевы поражала. Например, придворные были рады и каморке в Версале, а Иоланда получила для себя тринадцатикомнатные апартаменты во дворце и личный коттедж в деревне Марии Антуанетты в том же Трианоне.

После рождения двух детей Марии-Антуанетты Жюли становится гувернанткой королевских детей — для придворной дамы это было очень почетно. Произошло это в 1782 году. Видимо, не последнюю роль в новом назначении сыграл тот факт, что сама Иоланда ещё дважды становилась матерью — в 1780 году (Жюль-Огюст, будущий премьер-министр Франции и принц де Полиньяк), и в 1781 году. Материнство и заботы о детях могли ещё больше сблизить королеву с её придворной дамой.

Влияние Жюли на королеву начинает постепенно проходить после 1785 года. Непомерные амбиции семьи де Полиньяк вызывают недовольство даже у Марии-Антуанетты. На время охлаждения их отношения герцогиня решила навестить своих друзей в Англии.

Фавор кратковременно возрождается в 1789 году. Политически герцогиня и её родные поддерживали ультрамонархическую партию двора и, не без участия Жюли, королеву убедили в необходимости отставки министра финансов Неккера, что было катастрофическим решением.

После штурма Бастилии все придворные отправились к дому семьи Конде, но Иоланда твердила, что хочет остаться в Версале вместе с королевой. После взятия Бастилии оставаться во Франции было опасно. Семья — герцог, герцогиня, их дочь — герцогиня де Гиш, графиня Диана де Полиньяк и некоторые другие 16 июля 1789 года отправились в дорогу. Даже на прощанье королева одарила Жюли — вручила своей любимице 500 франков.

Затем началась кочевая жизнь: несколько недель в Швейцарии, Турине, Риме. Герцогиня при каждом удобном случае писала королеве и получала письма от неё, короля и Елизаветы, сестры короля. В марте 1790 года — Венеция, осенью они находятся в Парме и, наконец, в июле 1791 года — в Вене. Друг писал об Иоланде: «Она все время плакала. В течение шести месяцев, глубокая печаль и боль без какой-либо конкретной болезни привели к тому, что герцогиня чахла с каждым днем». Прежде чем отправиться в Брюссель, она решила обдумать побег королевской семьи в Вене, но не успела. Окончательный удар был нанесен ей, когда ей объявляют о смерти королевы. Окружающие не посмели сказать правду и сообщили, что Мария-Антуанетта умерла в тюрьме.

Иоланда умерла от рака 9 декабря 1793 года, всего через полтора месяца после своей царственной подруги. Похоронена в Вене, и на её могиле выгравировано: «Умерла от горя 9 декабря 1793 года». Её муж, граф (к тому времени герцог) Жюль де Полиньяк получил от Екатерины II имение в Малороссии, где благополучно прожил ещё почти 20 лет; он умер 21 сентября 1817 года в Санкт-Петербурге.

В кино

• «Мария-Антуанетта» (1938)
• «Мария-Антуанетта — королева Франции» (1956)
• «Австрийка» (1989)
• «Прощай, моя королева» (2012)

Литература

• Мадам Кампан. Тайная жизнь Марии-Антуанетты. — Рим: Ньютон Комптон, 2006.
• Андре Кастело. Мария-Антуанетта: правдивая история о королеве. — Милан: Кузнец Publishers, 2000.
• Кэролли Эриксон. Мария Антуанетта, Милан, Mondadori, 1997.
• Антония Фрейзер. Мария-Антуанетта. Одиночество королевы. — Милан: Mondadori, 2003.
• Джоан Хаслип. Мария Антуанетта. — Милан: Longanesi 2006 года.
• Эвелин Левер. Мария-Антуанетта. Последняя королева. — Милан: BUR Биографии, 2007.

Отрывок, характеризующий Полиньяк, Иоланда де

Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.