Да Полента

Да Полента итал. Da Polenta
Период	1287—1441
Титул:	Cиньоры Равенны
Родоначальник:	Гвидо I ди Ламберто Старый

Да Полента (итал. Da Polenta) — итальянский синьориальный род, получивший своё название от замка Полента, который он получил в долгосрочное владение. Представители рода правили Равенной с 1287 по 1441 годы. Род традиционно принадлежал к гвельфской партии. Гербом семьи был двуглавый орел.

Основателем династии был Гвидо I ди Ламберто Старый (ум. 1310), глава партии гвельфов Равенны, который в 1275 году изгнал противников партии, преобладаших в правительстве города, и к 1287 году стал наследственным синьором Равенны, признанным законным государем со стороны императора.

Гвидо I, исходя из политических интересов, отдал руку своей дочери Франчески Джованни Малатеста (по прозвищу Giangiotto — Джованни Хромой), сеньору Градары. Последовавшее в 1285 или 1286 году убийство Франчески её ревнивым мужем послужило знаменитым сюжетом для множества произведений искусства. Вспыхнувшую в результате этого вражду семей вынужден был примирять римский папа. Николай IV осенью 1289 года отправил в Романью ректора Стефано Колонна, чтобы успокоить волнения и примирить противников. Колонна был весьма озабочен случившимся убийством, но лишь в марте 1290 года ему удалось примирить два этих семейства.

После смерти Гвидо I власть перешла к его сыновьям Бернардино (ум. 1313), который с 1297 года был подеста г. Червия, и Ламберто I (ум. 1316). После смерти Ламберто власть перешла к его племяннику, Гвидо II Новелло (ум. 1333), другу писателей и художников, пригласившего в 1316 году скитавшегося Данте Алигьери жить в Равенну. Когда поэт умер, Гвидо да Полента возложил лавровый венок на чело умершего Данте и похоронил его с великими почестями.

После войн и репрессий, ознаменовавших правление его предшественников, годы Гвидо II запомнились как период спокойствия. Однако весной 1322 году его избрали народным капитаном Болоньи и его заменил его брат архиепископ Ринальдо. В том же году последний был убит своим двоюродным братом Остасио I (ум. 1346). Кроме Равенны, Остасио захватил также Червию, убив в 1326 году своего дядю Баннино и его сына Гвидо.

Остасио I наследовал его сын Бернардино I (ум. 1359), который, продолжая семейные традиции, в 1347 уморил голодом в тюрьмах Червии своих братьев Ламберто II и Пандольфо. Бернардино I наследовал его сын Гвидо III Лусио, который спокойно правил тридцать лет, после чего был заключен сыновьями в тюрьму, где вскоре умер от голода. После смерти Гвидо III последовательно правили его сыновья: Аццо (ум. 1394), Остасио II (ум. 1396), Бернардино II (ум. 1400), Пьетро (ум. 1404), Альдобрандино (ум. 1406) и Обиццо (ум. 1431). Каждый из них становился синьором после смерти старшего брата.

Обиццо вынужден был признать над собой верховенство Венецианской республики с условием, что если его наследники не будут следовать руководящим принципам венецианской политики, Равенна перейдёт под власть республики. В результате этого соглашения преемник Обиццо, Остасио III, был низложен в 1441 году и вместе со своим сыном Джироламо сослан на остров Крит, где и умер в 1447 году.

Литература

• M. Tabanelli — L’aquila da Polenta: storia della famiglia da Polenta — Faenza, Fratelli Lega, 1974.

Ссылки

• [www.romeo-juliet-club.ru/lovemuseum/francesca.html Франческа да Полента (да Римини) — легендарный, исторический и художественный образ героини поэмы Данте.]

Отрывок, характеризующий Да Полента

– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.