Полесская сечь — Украинская Повстанческая Армия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Полесская сечь (Поліська Січ)
Українська повстанська армія

Подразделение Полесской Сечи в городе Олевск, осень 1941
Годы существования

лето 1941 — осень 1943

Страна

Украина

Подчинение

Правительство УНР в изгнании (номинально)

Тип

Вооружённые силы УНР (номинально)

Функция

Ведение боевых действий против:

Численность

до 3 тысяч в августе 1941 года

Дислокация

Волынь, Полесье

Прозвище

«бульбовцы»
«бульбаши»
«секирники»

Снаряжение

пехотное оружие польского, советского и немецкого производства

Участие в

Восточный фронт Второй мировой войны

Знаки отличия

— эмблема
— флаг

Командиры
Известные командиры

А. Н. Ливицкий (номинально)
Т. Д. Боровец-«Бульба»
Л. Щербатюк-«Зубатый»
О. Жданович
П. Г. Дьяченко
И. Д. Трейко
П. В. Смородский
В. Комар †
Ю. Гамлий †
П. Кухарчук †

История украинской армии
Войско Древней Руси

Войско Галицко-Волынского княжества

Войско запорожских казаков

Черноморское казачье войско
Азовское казачье войско
Бугское казачье войско
Дунайское казачье войско
Задунайская Сечь

Вооружённые силы Австро-Венгрии
Русская императорская армия

Армия Украинской Народной Республики
Армия Украинской Державы
Украинская Галицкая армия

Революционная повстанческая армия Украины

Карпатская Сечь
Военные отряды националистов
Дружины украинских националистов
Полесская Сечь
Украинская освободительная армия
Дивизия СС «Галичина»
Украинская национальная армия
Украинская повстанческая армия

Вооружённые силы СССР

Вооружённые силы Украины

Полесская сечь, с декабря 1941 Украинская Повстанческая Армия, с июля 1943 Украинская Национальная Революционная Армия — вооружённая организация украинских националистов, созданная под руководством Тараса Боровца-«Бульбы», при согласовании с немецкой оккупационной администрацией, и существовавшая на территории Волыни и Полесья рейхскомиссариата Украина Третьего рейха, с августа 1941 до 1944 года.

Первоначально создавалась как организация украинской националистической милиции для борьбы с окруженцами РККА и советскими партизанами. С весны 1942 года до лета 1943 года — наиболее известная на региональном уровне националистическая организация.





История

В конце июня 1941 года Т. Боровец взял псевдоним «атаман Тарас Бульба» и издал «приказ № 1» о создании «украинской милиции» и повстанческих отрядов для проведения диверсий, уничтожения транспорта, сбора разведданных в тылу советских войск. Но, несмотря на тяжёлую военную обстановку, восстания как такового не было, «Советы быстро удрали, а немцы обошли Полесскую котловину стороной». На долю «сечевиков» выпал захват тюрем, отбивание колонн мобилизованных в РККА и запасников, транспортов с заключёнными, нападение на склады и транспорты с оружием, уничтожение мелких подразделений НКВД и милиции[1].

В июле 1941 года из Варшавы в Ровно на переговоры с Т. Д. Боровцом прибыл полковник И. Д. Литвиненко, которому был представлен план «очистки» Полесья от остаточных групп РККА и советских партизан отрядами «Полесской сечи». Одновременно договорённость о проведении антипартизанской акции была достигнута со штабом командующего немецкими оккупационными войсками на УССР, генерала Карла Китцингера[2]. Кроме того, к белорусским националистам была направлена делегация, которую возглавил хорунжий Пётр Долматюк-Наливайко, который договорился о совместных действиях против советских партизан с отрядами «белорусской самообороны» («Беларуская самаахова») под командованием капитана В. Родзько и поручика М. Витушки[2]

В начале августа 1941 года Т. Боровец-Бульба обратился к командованию 213-й охранной дивизии вермахта с предложением о создании "украинских казачьих отрядов"[3].

По состоянию на начало августа 1941 года в рядах «Полесской Сечи» насчитывалось до 3 тыс. человек (сам Т. Боровец-Бульба упоминает о 10 тысячах, но современные исследователи оценивают это утверждение как преувеличенное)[4][2].

  • 19 августа 1941 приказ Т. Боровца-Бульбы о создании «Полесской Сечи» был напечатан в газете «Гайдамак»[3]
  • 21 августа 1941 года после продолжительных боёв отряды «сечевиков» захватили городок Олевск, в котором впоследствии был размещен штаб «Полесской Сечи»[2].
  • Позднее, в Сарнах была образована «окружная команда украинской милиции», деятельность которой была согласована с немецкой оккупационной администрацией (находившейся в Сарнах ортскомендатурой)[1].

Таким образом, в 1941 году отряды Т. Боровца-Бульбы оказали немцам помощь в захвате и «очищении» части Ровенской области от остаточных групп красноармейцев. Украинские националисты также участвовали в убийствах советских и партийных работников, сторонников Советской власти, принимали участие в уничтожении евреев в Сарнах, Олевске и Дубровицах.

Немцы впервые посетили Олевск в августе 1941 года, 5 сентября 1941 года в Олевск прибыл немецкий гебитскомиссар, который предложил сохранение отрядов «сечевиков» в качестве местной полиции (под контролем одного немца-вахмистра на каждый район). В дальнейшем, в Олевске была открыта немецкая военная комендатура, создана районная администрация и началось формирование подразделения украинской вспомогательной полиции[5].

В октябре 1941 года в Олевске было создано гетто[5].

После создания в Полесье органов немецкой оккупационной администрации, 16 ноября 1941 года в Олевске Т. Боровец объявил о ликвидации «Полесской Сечи» и расформировании отрядов «украинской милиции»[2] (однако перед этим распорядился о переходе части личного состава на нелегальное положение и сохранении запасов вооружения в тайниках). По версии Боровца поводом для роспуска стало нежелание подчиняться немецкой власти, в частности приказу гауптштурмфюрера СС Гичке «ликвидировать всех евреев в Олевске и окрестностях»[6]. При этом часть «сечевиков» (сотник К. Сыголенко[7], сотник В. Раевский, поручик Лев Ковальчук, хорунжий Граб Володик и др.) перешла в состав формируемой немцами вспомогательной полиции.

19 ноября 1941 года по приказу немцев было ликвидировано гетто в Олевске, в массовом расстреле 535 жителей гетто участвовали 2 «старшин» и 60 «казаков» «Полесской Сечи» под командованием гауптштурмфюрера СС Гичке[5][7].

10 апреля 1942 года Т. Боровец отдал приказ о возобновлении деятельности «Полесской Сечи» и начал формирование «малых отделов».

В основном «Полесская Сечь» проводила военные операции в окрестностях города Олевск в Восточном Полесье и в Людвипольском районе Ровенской области. Её отряды действовали в окрестностях Ровно, Костополь, Сарны и в лесных массивах вдоль реки Случь.

Активной антинемецкой деятельности отряды УПА-ПС не вели, ограничиваясь «хозяйственными операциями», отдельными операциями против оккупационной администрации и широкой пропагандистской кампанией[8].

Осенью 1942 года Т. Боровец проводил переговоры о совместной деятельности как с советскими партизанами, так и руководством СД и полиции безопасности округа Волынь-Подолье. Как с первыми, так и со вторыми ему удалось достичь формального компромисса.

16 сентября 1942 года в селе Бельчанки-Глушков состоялась первая встреча комиссара советского партизанского отряда «Победители» А. А. Лукина с лидером УПА-ПС Т. Боровцом-Бульбой. Стороны договорились о нейтралитете, но перейти к активным боевым действиям против немцев Т. Бульба отказался, сообщив, что ему необходимо «скоординировать свои действия с центром»[9].

28 октября 1942 года состоялась вторая встреча А. А. Лукина с Т. Боровцом-Бульбой, на которой присутствовали прибывший из Чехословакии редактор газеты «Самостiйник» и «политический референт» из Берлина. В результате переговоров был установлен пароль для взаимной идентификации советских партизан и отрядов УПА-ПС[9].

30 октября 1942 года Т. Бульба встретился с шефом политического отдела СД Йоргенсом, который уже получил сведения о факте переговоров УПА-ПС с советскими партизанами. Т. Бульбе было предложено при помощи со стороны полиции очистить леса от советских партизан.

23 ноября 1942 года в селе Москвин, на второй встрече Т. Бульбы и представителя штаба УПА-ПС полковника Петра Смородского с Йоргенсом и шефом полиции безопасности Волыни и Подолья доктором Питцом, немцы поблагодарили Бульбу за помощь, оказанную им при взятии Олевска в 1941 году, предложили преобразовать УПА-ПС в полицию (с сохранением за командирами командных постов), а также ещё раз рекомендовали начать активные боевые действия против советских партизан[10].

В декабре 1942 года Т. Боровец-«Бульба» вёл переговоры с рейхскомиссаром Украины Эрихом Кохом о возможности создания «украинской армии»[11]

После переговоров «бульбаши» выпустили листовку-разъяснение для населения Полесья, где было сказано: «немец — наш временный враг. Если его не озлоблять, то как он пришел, так и уйдет».

3 декабря 1942 года разведка партизанского соединения А. Н. Сабурова установила наличие на территории Полесья (в Острожских, Шумских и Мизочских лесах) больших групп украинских националистов, командование которыми осуществляло лицо, законспирированное кличкой Тарас Бульба. В разведсводке УШПД от 5 декабря 1942 года отмечалось, что эти националисты нападают на мелкие группы советских партизан, разоружают их и избивают[2], а также распространяют среди населения листовки с призывом: «Бий кацапа-москаля, гони його звiдциля, вiн тобi не потрiбен!»[12]. В оперативной сводке УШПД № 44 отмечено, что украинские националисты из отрядов «армии Тараса Бульбы», действующие в Пинских лесах, стремятся разжечь среди населения Полесья вражду по отношению к русскому народу[13].

8 декабря 1942 года Т. Боровец-«Бульба» прислал письмо шефу полиции безопасности Волыни и Подолья доктору Питцу, в котором писал, что рассматривает Германию «как временного оккупанта, а не как врага» и что в отношении немцев он придерживается политики «не помогать, но и не вредить». 11 декабря 1942 года Питц отправил руководству письменный отчёт о содержании письма[14].

30 декабря 1942 года в сводке ЦШПД было отмечено, что в УПА-ПС направлены советские разведчики[11].

В ночь с 19 на 20 февраля 1943 года начались боевые действия УПА-ПС против советских партизан — на переправе у села Хотин около 30 «сечевиков» устроили засаду и атаковали разведывательную группу отряда Д. Н. Медведева (23 партизан, имевших на вооружении 2 ручных пулемёта и 21 автомат). Нападавшие были разгромлены, потеряв 10 чел. убитыми. Также были захвачены пленные, один ручной пулемёт, несколько автоматов и винтовок[15]. После боя «медведевцы» прочесали село, были задержаны ещё несколько «сечевиков», а среди трофеев оказались винтовочные обрезы, топоры, вилы и даже сделанные из дерева макеты винтовок, окрашенные в тёмный цвет (с целью увеличить численность нападавших, атаман «бульбовцев» мобилизовал местных жителей, однако настоящего оружия мобилизованным не предоставил)[16].

Возможно, перемирие с советскими партизанами закончилось из-за того, что последние узнали о переговорах Боровца с немцами. По словам самого Боровца, 19 февраля 1943 года группа командиров и начальник штаба УПА Леонид Щербатюк-Зубатый попали в руки советских партизан и были расстреляны, а затем брошены в колодец. Щербатюк выжил и рассказал о случившемся. После этого с 20 февраля 1943 г. «УПА официально вступила в открытую борьбу на два фронта — против двух социализмов: германского и советского»[17].

Несколько позднее, бульбовцы атаковали остановившийся на ночлег на одном из хуторов партизанский отряд из 60 бывших советских военнопленных под командованием Николая Носенко («дяди Юрко»), но потеряли около 15 чел. убитыми и отступили[18].

В Домбровицком районе была обнаружена "бульбовцами" и убита холодным оружием группа партизан Даулетканова из соединения А. П. Бринского, остановившаяся на ночлег в доме лесника[3]. Впоследствии боевые столкновения советских партизан с УПА-ПС стали регулярными.

После того, как УПА-ПС начало боевые действия против советских партизан, некоторые «бульбовцы» решили перейти к советским партизанам. Так, в отряд Д. Н. Медведева вступили Борис Крутиков (ранее служивший в штабе Т. Боровца-«Бульбы» под кличкой «Знайда»), Валентин Шевченко, Наталья Богуславская, Андрей Величко[19]

В марте 1943 года в Городницком районе Житомирской области советские партизаны из соединения И. Я. Мельника атаковали украинско-немецкий полицейский гарнизон в селе Малая Глумча, во время этого боя «бульбовцы» оказали помощь гарнизону, атаковав советских партизан[20].

Помимо переговоров с командирами советских партизанских отрядов (кроме «медведевцев», посланцы из УПА-ПС прибыли к А. П. Бринскому и А. Н. Сабурову), Т. Бульба направил связного к командиру чехословацкого партизанского отряда Яну Налепке. После того, как Налепка приехал в штаб к Т. Бульбе, тот предложил, чтобы Налепка переходил к нему вместе с партизанским отрядом, на основе которого был бы впоследствии создан «антибольшевистский легион». Он также предложил, чтобы Налепка написал приказ о том, чтобы отряд прибыл в расположение штаба УПА-ПС. Налепка сумел отказаться от предложения, сообщив, что ему нужно обсудить информацию с соратниками, и в сопровождении эскорта из 9 «бульбовцев» был отправлен обратно. На обратном пути эскорт был разоружен партизанами[21].

Тем временем, активность советских партизан в регионе увеличивалась, весной 1943 года в результате совместных действий советских украинских и белорусских партизан была создана «партизанская зона» («четырёхугольник») в районе Олевск — Овруч — Ельск[22].

15 марта 1943 года Бульба составил «План по борьбе с большевистскими партизанами, сконцентрированными в Полесской котловине в межах: Бересто — Минск — Гомель — Житомир», в пункте № 1 плана было указано, что «операцию проводят украинские партизаны в тихом сотрудничестве с немцами»; пункт 2 предусматривал помощь УПА-ПС со стороны немцев, в том числе оружием[23].

После того, как 22 марта 1943 года советские партизаны отряда им. Ворошилова (из соединения В. А. Бегмы) начали минирование и разрушение железной дороги на участке Дубровицы — Лунинец, отряд УПА-ПС из села Людин под командованием Антона Соловья начал охранять этот участок железной дороги. Местным жителям Соловей разъяснял: «Зачем портить дорогу? Пусть немцы идут на восток и разбивают большевиков» (командир отряда Максим Мисюра в одиночку пришёл на переговоры с «бульбовцами» в село Людин, но его попытались захватить. В итоге, он разоружил и взял в плен трёх «бульбовцев», забрав у них немецкий автомат и две винтовки)[24].

В это же время, «бульбовцы» начали убивать местных жителей, которые оказывали помощь советским партизанам, а также их родственников:

  • так, была убита семья партизанки Надежды Бекеш (мать и сестра с тремя детьми)[24];
  • на Людинских хуторах был убит крестьянин, являвшийся связным партизанского отряда[24];
  • была убита крестьянская семья (старик и три дочери) за то, что они работали связными партизанского отряда Корчева[3]

6 мая 1943 года в селе Гурна «бульбовцы» обстреляли разведку советского партизанского отряда[25].

Были также атакованы сёла, жители которых оказывали помощь советским партизанам:

  • так, в 1943 году «бульбовцы» атаковали и сожгли село Боров Ровенской области, жители которого оказывали поддержку советским партизанам и создали отряд самообороны из 30 чел.[26];
  • весной 1943 года «бульбовцы» предприняли попытку атаковать село Гута-Степангородская Ровенской области с преимущественно польским населением, жители которого оказывали поддержку советским партизанам, создали в селе группу самообороны и оборудовали базу для подрывников из соединения В. А. Бегмы. Получив отпор со стороны группы самообороны и местного украинского советского партизанского отряда им. Дорошенко, «бульбовцы» захватили и сожгли польские хутора вокруг деревни, а также неоднократно устраивали засады на дорогах в её окрестностях[27].
  • 13 июня 1943 года «бульбовцы» атаковали село Рафалувка Киверецкой гмины Луцкого повята (после того, как 5 мая 1943 года командир местного отряда самообороны Аполинарий Олива заключил договор о сотрудничестве с советскими партизанами), но их атака была отбита. После этого, 5 июля 1943 года они предприняли повторную атаку на село совместно с украинско-немецкой полицией. В результате село было сожжено, здесь погибли 4 партизана и 51 местный житель[28].

Кроме того, были атакованы сёла с польским населением:

  • в селе Поросня Владимирецкого района «бульбовцы» убили 180 человек[3]
  • в селе Гурля Людвипольского района «бульбовцы» связали две польские семьи, увели их в лес и там зарезали[25];
  • 10 мая 1943 года на хуторе Берестовец «бульбовцы» зарезали 11 поляков[2][25]
  • 21 мая 1943 года «бульбовцы» сожгли село Александровка и убили часть жителей села — поляков по национальности[2][25], а вслед за этим сожгли польские сёла Карачук (100 дворов), Катериновка (150 дворов), Янцека (100 дворов) и Софи (80 дворов)[25]
  • в общей сложности, только на северо-востоке Ровенской области УНРА уничтожила 10 польских сёл[29]

В мае 1943 года боевики УПА-ПС начали вступать в 105-й «украинский» полицейский шуцманншафт-батальон, находившийся в Сарнах[30]

Летом 1943 года советскими партизанами был создан крупный партизанский край на территории Ровенской области, который включал в себя Морочновский район, часть территории Высоцкого района, часть территории Рафаловского района, часть территории Владимирецкого района, часть территории Дубровицкого района, часть территории Клесовского района, часть территории Рокитновского района и часть территории Степанского района[22].

В разведсводке УШПД № 62 от 14 июля 1943 года отмечено: «среди рядового состава бульбовцев наблюдается высказывание в пользу советской власти. Некоторые из них заявляют „Скорее бы кончилась война, лучше пусть будет советская власть, чем будут править немцы“.»[31]

Осенью 1943 года состоялись новые переговоры руководства УНРА с гитлеровским командованием, в соответствии с которыми на ст. Малынск и ст. Антоновка УНРА были тайно переданы четыре эшелона с оружием и боеприпасами. С санкции ровенского гебитскомиссара доктора Вернера Беера, один из этих эшелонов был направлен под охраной всего 12 венгерских солдат, признанных неблагонадежными — в заранее известном месте «бульбаши» перебили охрану и завладели оружием, а немцы «подняли тревогу» лишь через несколько часов[2][23].

5 октября 1943 года Боровец отдал приказ № 105 «До командирів, козаків і всіх членів УНРА» о «переходе на новые формы борьбы» и расформировании УНРА. В течение осени 1943 года отряды УНРА прекратили существование[2].

В начале декабря 1943 года два советских партизанских отряда из соединения М. И. Наумова (Киевский отряд и отряд им. Микояна) разгромили крупный отряд «бульбовцев» в селе Быстричи Людвипольского района, превращенное ими в опорный пункт, откуда националисты совершали нападения на польское население. В результате операции партизаны заняли село Быстричи, село Ляцкая Воля и выбили «бульбовцев» из нескольких окрестных хуторов[32].

Также, советские партизаны активизировали действия против командного состава УПА-ПС. Ими были ликвидированы несколько офицеров УПА-ПС, в том числе: начальник штаба УПА-ПС Владимир Комар, член штаба УПА-ПС Юрий Гамлий и бывший полковник армии УНР Петр Кухарчук, являвшийся военным советником Т. Боровца-«Бульбы»[33].

12 февраля 1944 года СНК УССР выпустил обращение «К участникам так называемых „УПА“ и „УНРА“», в котором объявлялось о амнистии участникам этих военизированных формирований, не участвовавших в совершении преступлений, сдавшим оружие и добровольно прекратившим участие в антисоветской деятельности[34].

9 марта 1944 года Ровенским обкомом было издано ещё одно обращение: «К женщинам, мужья и братья, отцы и сыновья которых являются участниками так называемых УПА и УНРА»[35].

Отношения с ОУН

22 февраля 1943 года в штаб УПА-ПС для переговоров об объединении прибыл эмиссар С. Бандеры Александр Бусел («Галина») с предложениями: изменить идеологию; признать «акт провозглашения независимости Украинской Державы» от 30.06.1941; ликвидировать ячейки всех партий, кроме ОУН(б); принять политических руководителей и сотрудников СБ ОУН(б); принять активное участие в полной ликвидации поляков и партизан в Полесье совместно с силами ОУН(б). Фактически, речь шла о поглощении УПА-ПС и переподчинении её отрядов. 22 мая 1943 года переговоры были прерваны[2].

В мае 1943 года вооружённые формирования ОУН(б) получают наименование «Украинская повстанческая армия», в результате до июля 1943 года две организации использовали одинаковое название[2].

Примерно в мае 1943 года руководством УПА ОУН(б) был издан приказ обезоружить бульбовцев, что вызвало с их стороны вооружённое сопротивление. Бульба не согласился сложить оружие, сопротивлялся и обратился к бандеровцам с воззванием объединиться для совместной борьбы за самостоятельную Украину. Он предлагал ОУН(б) создать военный политический совет для руководства вооружёнными силами, в состав которого должны были войти представители всех сторон.

С этого времени ОУН(б) начинает действия по поглощению и переподчинению отрядов УПА-ПС, с июня 1943 года перешедшие в активную фазу.

20 июля 1943 года Т. Бульба отдал приказ № 81 о переименовании УПА-ПС в «Украинскую Национальную Революционную Армию»[36].

В ночь с 18 на 19 августа 1943 года в Костопольском районе Ровенской области отряды УПА ОУН(б) окружили, атаковали и разгромили руководящий центр УНРА. В ходе боя сотня УПА под командованием «Дороша» окружила один из отрядов «бульбовцев» из 63 человек и разоружила их, после чего личному составу было предложено вступить в УПА. В общей сложности в плену оказались до 100 «бульбовцев» (в том числе, несколько старшин[37] и жена Т. Боровца-«Бульбы», Анна Боровец). Впоследствии Анна Боровец была передана в СБ ОУН и после длительных пыток — убита.

Организационная структура

В основе подпольной организации УПА-ПС лежал принцип территориально-административного деления[38]. Территория Полесья была разделена на 5 округов под управлением Головной Команды Полесской Сечи УПА.

Военизированные формирования также создавались по территориальному принципу (отряд формировался из жителей одного или нескольких сёл; «сотня» — из жителей одного района и т. д.).

Уже при создании первых подразделений УПА-ПС стал очевидным дефицит квалифицированных офицерских кадров, имевших опыт армейской службы и военную подготовку. В результате, после переговоров с представителями ОУН-М, в 1941 году из ОУН-М в состав УПА-ПС перешли ряд бывших офицеров армии УНР (в том числе Олег Жданович; бывший командир «чёрных запорожцев» Петлюры Пётр Дьяченко и полковник И. Трейко), а позднее — полковник Генштаба УНР Пётр Смородский.

В общении друг с другом участники УПА-ПС использовали не имена, а клички («Чага», «Вишня», «Мазепа» и др.)[39].

Структура управления была крайне децентрализованной, в связи с чем оппоненты УПА-ПС (в том числе, из числа сторонников ОУН — например, историк П. Мирчук) именовали её «атаманией»[40].

Униформа и вооружение

В начальный период и в дальнейшем, в 1941—1942 годы большинство участников УПА-ПС носило обыкновенную гражданскую одежду и внешне не отличались от гражданского населения этих мест (в некоторых случаях, гражданская одежда дополнялась элементами армейской униформы и военного снаряжения: например, армейским ремнём с подсумками для патронов или портупеей).

  • так, советские военнослужащие 99-й стрелковой дивизии политрук Евгений Доценко и лейтенант Григорий Лерман, схваченные «бульбовцами» во время выхода из окружения в первые дни войны и впоследствии переданные немцам, упоминают, что все виденные ими националисты были одеты в обыкновенную гражданскую одежду, вооружены советскими и польскими винтовками, и только один имел желто-синюю повязку на рукаве[41].

Однако командный состав чаще носил военную или полувоенную форму:

  • так, сам Т. Д. Боровец-«Бульба» уже в 1941 году носил сшитую для него военную форму с папахой[1].
  • К. Сыголенко, приказом № 10 от 10 сентября 1941 года получивший звание сотника УПА-ПС, носил полувоенную форму и смушковую шапку с эмблемой — трезубом[7]

28 октября 1942 года, на второй встрече А. Лукина с Т. Боровцом-«Бульбой» сопровождавшие атамана рядовые «бульбовцы» были одеты «в подобие формы вроде немецкой — широкие брюки, спущенные на сапоги и пиджаки с отворотами»[9].

Весной 1943 года разведкой советских партизан было установлено, что «бульбовцы» собирают у населения полотно, ремни и сумки, а также начали шить для себя обмундирование в селе Берестье[25].

Печатные издания

Печатным изданием УПА-ПС являлась выходившая в Олевске газета «Гайдамак»[2], редактором которой был сначала сотник К. Сыголенко[7], потом учитель пан Бобенко и Иван Митринга. Шефом пропаганды УНРА был пан Шаткивский.

См. также

Напишите отзыв о статье "Полесская сечь — Украинская Повстанческая Армия"

Примечания

  1. 1 2 3 Боровець-Бульба Т. Армія без держави. Вiннiпег, 1981.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 С. Г. Чуев. Диверсионные службы Третьего рейха против СССР // Сб. «Диверсанты Третьего рейха», М., «Эксмо», «Яуза», 2003. Стр. 381-400
  3. 1 2 3 4 5 А. П. Бринский. По ту сторону фронта: воспоминания партизана. Книга 1. Горький, Волго-Вятское книжное издательство, 1966. стр.392-393
  4. А. Гогун. Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы. СПб., изд. дом «Нева», 2004. Стр. 97
  5. 1 2 3 Олевск // Холокост на территории СССР: энциклопедия / гл. ред. И. А. Альтман. М., РОССПЭН, «Научно просветительский центр „Холокост“», 2009. Стр. 686
  6. Т. Боровец. Армия без государства
  7. 1 2 3 4 Чекисты рассказывают / сб., сост. В. Листов, ред. И. В. Стабникова. Книга 6. М., «Советская Россия», 1985. Стр. 146-154
  8. А. Гогун. Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы. СПб., изд. дом «Нева», 2004. Стр. 98
  9. 1 2 3 Д. Н. Медведев. Сильные духом. Донецк, «Донбасс», 1990. Стр. 67-71
  10. Д. Н. Медведев. Сильные духом. Донецк, «Донбасс», 1990. Стр. 119-120
  11. 1 2 М. И. Семиряга. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М., РОССПЭН, 2000. Стр. 497
  12. № 2.104. Разведсводка УШПД № 24 о действиях украинских националистов на территории Украины // Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Документы (в 2-х тт.). том 1. 1939—1943. / ред. А. Н. Артизов. М., РОССПЭН, 2012. Стр. 555
  13. Разведсводка УШПД № 44 о деятельности украинских националистических отрядов, именующих себя «Армия Тараса Бульбы» в Пинских лесах (по состоянию на 6 декабря 1942 года) // Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Документы (в 2-х тт.). том 1. 1939—1943. / ред. А. Н. Артизов. М., РОССПЭН, 2012. Стр. 565
  14. № 2.110. Сообщение штурмбанфюрера СС Пюца о переговорах с руководителем вооружённого националистического формирования «Полесская Сечь» Т. Бульбой (Боровцем) // Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Документы (в 2-х тт.). том 1. 1939—1943. / ред. А. Н. Артизов. М., РОССПЭН, 2012. Стр. 573—576
  15. Д. Н. Медведев. Сильные духом. Донецк, «Донбасс», 1990. Стр. 118
  16. Микола Гнидюк. Прыжок в легенду. О чём звенели рельсы. М., «Советский писатель», 1975. Стр. 339—341
  17. Фиров П. Т. История ОУН-УПА: События, факты, документы, комментарии
  18. Новак Т. Ф. Пароль знают немногие. — М.: Воениздат, 1966. Стр. 267
  19. Микола Гнидюк. Прыжок в легенду. О чём звенели рельсы. М., «Советский писатель», 1975. Стр. 360
  20. Д. Т. Бурченко. Рейд к Южному Бугу. 2-е изд., пер. и доп. Киев, Политиздат Украины, 1988. Стр. 73, 88
  21. А. Н. Сабуров. Отвоёванная весна. Устинов, изд-во «Удмуртия», 1986. Стр. 605-606
  22. 1 2 А. И. Залесский. В партизанских краях и зонах. М., изд-во социально-экономической литературы, 1962. Стр. 69
  23. 1 2 Чекисты рассказывают / сб., сост. В. Листов, ред. И. В. Стабникова. Книга 6. М., «Советская Россия», 1985. Стр. 170-171
  24. 1 2 3 В. А. Бегма. Пути непокорённых. М.: Воениздат, 1963. Стр. 257-260
  25. 1 2 3 4 5 6 № 2.125. Информация о деятельности украинской националистической армии «Сечь» и армии «Тараса Бульбы» на Волыни и Полесье и вооружённых столкновениях украинских националистов с поляками // Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Документы (в 2-х тт.). том 1. 1939—1943. / ред. А. Н. Артизов. М., РОССПЭН, 2012. Стр. 612-613
  26. И. Ф. Золотарь. Друзья познаются в беде. М., «Советская Россия», 1973. Стр. 30
  27. М. С. Корчев. Годы огневые. 2-е изд., доп. Киев, Политиздат Украины, 1989. Стр. 218, 270
  28. Янина Броневская. Записки военного корреспондента. М., изд-во иностранной литературы, 1956. Стр. 292
  29. Б. П. Харитонов. На исходе ночи. Львов, «Каменяр», 1978. Стр. 145
  30. С. И. Дробязко. Под знамёнами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооружённых сил, 1941—1945. М., «Эксмо», 2004.
  31. № 2.142. Из разведывательной сводки УШПД № 62 о деятельности различных украинских националистических формирований (бульбовцы, секирники, УПА) на временно оккупированной территории Украины // Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Документы (в 2-х тт.). том 1. 1939—1943. / ред. А. Н. Артизов. М., РОССПЭН, 2012. Стр. 661-664
  32. Я. М. Кузнец. От Днепра до Сана. Киев, Политиздат Украины, 1981. Стр. 91-92
  33. А. Ф. Фёдоров. Последняя зима. М., «Советский писатель», 1981. Стр. 330
  34. В. П. Чередниченко. Анатомия предательства. Киев, Политиздат Украины, 1983. Стр. 166
  35. В. Ф. Надимьянов. Оружием правды. Идейно-политическая работа партийных организаций и партизанских формирований среди населения западных областей УССР в годы Великой Отечественной войны. Львов, «Вища школа», 1985. Стр. 120
  36. Т. Г. Гладков. Кузнецов. Легенда советской разведки. Досье без ретуши. М., «Вече», 2004. Стр. 214-217
  37. полковник УНРА Совенко, полковник УНРА Новицкий (вместе с женой), полковник УНРА Трейко (вместе с семьёй), поручник Гудимчук и др.
  38. [militera.lib.ru/science/tkachenko_sn/index.html С. Н. Ткаченко. Повстанческая армия: тактика борьбы. Минск, «Харвест», 2000]
  39. В. В. Павлов. Соль партизанской земли. Записки подрывника. М., «Советская Россия», 1973. Стр. 150-151
  40. Петро Мірчук. Українська Повстанська Армія, 1942—1952. Мюнхен, 1953.
  41. «Красота души солдатской». Сб., М., Воениздат, 1964. Стр. 14-16

Ссылки

  • [www.otechestvo.org.ua/main/20086/1101.htm Деятельность ОУН-УПА. Из документов НКВД-МГБ СССР. Бульбовцы, мельниковцы, бандеровцы]
  • Т. Г. Гладков. [militera.lib.ru/bio/gladkov/10.html «Н. Кузнецов. Легенда советской разведки»] М.: «Вече», 2001
  • Медведев Д. Н. [militera.lib.ru/prose/russian/medvedev_dn/index.html Сильные духом] Москва, «Правда», 1985
  • С. Лозунко. [www.inosmi.ru/translation/244982.html «Партия регионов готовится к реабилитации УПА?»] // «Еженедельник 2000» от 30 октября 2008


Отрывок, характеризующий Полесская сечь — Украинская Повстанческая Армия

– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?