Поливанов, Алексей Андреевич
Поделись знанием:
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Алексей Андреевич Поливанов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">А.А. Поливанов. 1915</td></tr> | |||||||||||||||||
| |||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 13 июля 1915 — 15 марта 1916 | |||||||||||||||||
| Предшественник: | Сухомлинов, Владимир Александрович | ||||||||||||||||
| Преемник: | Шуваев, Дмитрий Савельевич | ||||||||||||||||
| Рождение: | 16 марта 1855 | ||||||||||||||||
| Смерть: | 25 сентября 1920 (65 лет) Рига | ||||||||||||||||
| Отец: | Поливанов, Андрей Андреевич | ||||||||||||||||
| Мать: | Смирнова Елизавета Ивановна | ||||||||||||||||
| Супруга: | Шлиттер Наталия Александровна | ||||||||||||||||
| Дети: | Поливанов Александр Алексеевич | ||||||||||||||||
| Военная служба | |||||||||||||||||
| Годы службы: | 1871—1920 | ||||||||||||||||
| Принадлежность: |  Российская империя →  СССР
| ||||||||||||||||
| Род войск: | Пехота, Генеральный штаб | ||||||||||||||||
| Звание: | Генерал от инфантерии | ||||||||||||||||
| Сражения: | Русско-турецкая война (1877—1878) | ||||||||||||||||
| Награды: |
| ||||||||||||||||
Полива́нов, Алексе́й Андре́евич (4 (16 марта) 1855 г. село Красное, Нерехтский уезд, Костромская губерния— 25 сентября 1920 г., Рига) — русский военный деятель, генерал от инфантерии (с 1911), член Государственного совета (с 1912). Участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., главный редактор журнала «Военный сборник» и газеты «Русский инвалид» (1899—1904).
Содержание
Происхождение
Из потомственных дворян Костромской губернии, православный. Сын отставного офицера Кексгольмского гренадерского (лейб-гвардии императорского австрийского) полка Андрея Андреевича Поливанова (01.01.1801 — 20.08.1867) и Смирновой Елизаветы Ивановны. Жена: Поливанова (Шлиттер) Наталия Александровна (дочь Георгиевского кавалера Александра Петровича Шлиттера). Имел в собственности имение в Костромской губернии (1917).
Образование
Окончил Петербургскую частную гимназию (1871), Николаевское инженерное училище (1874) и Николаевскую инженерную академию (1880).
Биография
- 16 августа 1871 года вступил в службу юнкером.
- 1874 — окончил Николаевское инженерное училище. Выпущен подпоручиком (7.08.1874) во 2-й саперный батальон с прикомандированием к лейб-гвардии Гренадерскому полку.
- 31.08.1875 — произведен в прапорщики гвардии, подпоручик гвардии (27.03.1877)
- 1877—1878 — участие в русско-турецкой войне. 12.10.1877 г. был тяжело ранен в грудь в бою под Горным Дубняком[1]. Поручик (30.08.1877). Состоял под покровительством Александровского комитета о раненных 2-го кл. (с 1878 г.).
- 1880 — окончил Николаевскую инженерную академию. Штабс-капитан (30.08.1882)
- 25.10.1884—20.08.1885 — командир роты в лейб-гвардии Гренадерском полку. Капитан (30.08.1886)
- 1888 — окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду 1-й в выпуске. Подполковник Генерального штаба (26.11.1888)
- 26.11.1888—16.08.1890 — старший адъютант штаба Киевского военного округа. Одновременно был сначала помощником (9.04—3.08.1899), а затем главным редактором (3.08.1899—16.11.1904) журнала «Военный сборник» и газеты «Русский инвалид».
- 16.08.1890—4.05.1893 — младший делопроизводитель канцелярии Военно-ученого комитета Главного штаба. Полковник (30.08.1890)
- 4.05.1893—17.01.1894 — старший делопроизводитель канцелярии Военно-ученого комитета Главного штаба
- 17.01.1894—9.04.1899 — начальник отделения Главного штаба. Генерал-майор со ст. 9.04.1900 г. (06.12.1899)
- 16.11.1904—18.01.1905 — постоянный член и управляющий делами Главного крепостного комитета.
- 18.01—28.06.1905 — 2-й генерал-квартирмейстер Главного штаба
- 28.06.1905—2.04.1906 — и.д. начальника Главного штаба
- 2—14.04.1906 — начальник Главного штаба.
- 2.04.1906 — присвоено звание генерал-лейтенанта.
- 14.04.1906—24.04.1912 — в должности помощника военного министра. Был близок к правым буржуазным кругам Государственной думы.
- 10.06.1910 — почетный член Николаевской инженерной академии.
- 10.04.1911 — генерал от инфантерии со ст. 25.03.1912 г.
- 1912 — уволен военным министром В. А. Сухомлиновым в отставку. Вовлечен А. И. Гучковым в «революционную работу».
- 1.01.1912-после 3.01.1917 гг. — член Государственного совета, назначался к присутствию.
- С самого начала Первой мировой войны принял деятельное участие в работе принца А. П. Ольденбургского по эвакуации раненых.
- 1915 — и. о. военного министра с 13 июля 1915 г. С 10 сентября 1915 г. по 15 марта 1916 г. — военный министр и председатель Особого совещания по обороне государства. Основное внимание сосредоточил на улучшении снабжения армии. Сторонник привлечения широких кругов общественности к военному производству. Во время управления Поливанова острый кризис в снабжении армии был в целом преодолен. Перестройка военной промышленности, в которой главную роль сыграл Поливанов, дала увеличение производства в 1916 (по сравнению с 1915) винтовок почти в 2 раза, пулеметов — в 4 раза, патронов — на 70 процентов, орудий — в 2 раза, снарядов — более чем в 3 раза.
- 15.3.1916 освобожден от должности, что совпало с провалом Нарочской операции.
- После Февральской революции — председатель Особой комиссии по реорганизации армии на демократических началах и Комиссии по улучшению быта военных чинов.
- В конце июля 1918 — арестован ВЧК, но вскоре освобожден.
- С февраля 1920 г. служил в РККА (был членом военно-учебной редакции, член Военно-законодательного совещания при Реввоенсовете, член Особого совещания при Главкоме). Был военным экспертом во время советско-польских мирных переговоров в августе-сентябре 1920 года в Риге, во время которых заболел тифом.
- 25 сентября 1920 года скончался и был похоронен в Петрограде[2] на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
Награды
- Орден Святой Анны 4-й ст. (1877);
- Орден Святого Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (1878);
- Орден Святой Анны 3-й ст. (1882);
- Орден Святого Станислава 2-й ст. (1885);
- Орден Святой Анны 2-й ст. (1893);
- Орден Святого Владимира 4-й ст. (1895);
- Орден Святого Владимира 3-й ст. (1898);
- Орден Святого Станислава 1-й ст. (1902);
- Орден Святой Анны 1-й ст. (1905);
- Орден Святого Владимира 2-й ст. (06.12.1909);
- Орден Белого Орла (25.03.1912).
- Орден Святого Александра Невского (22.06.1915)[3].
- Прочие:
- Перстень из кабинета ЕИВ (1890),
- Монаршее благоволение (1895),
- Высочайшее благоволение (1902).
- Иностранные награды:
- Румынский Железный крест
- Офицерский крест французского Ордена Почетного Легиона (1894),
- Орден Благородной Бухары (1896),
- Австрийский Орден Железной короны 2-го кл. (1897),
- Прусский Орден Красного орла 2-го кл. (1897),
- Черногорский Орден Князя Даниила I (на портрете звезда - ниже звезды Ордена Красного Орла)
- Командорский крест Ордена Звезды Румынии (1899).
- Бухарский Орден "Солнце Александра" (на портрете звезда - на левой стороне груди, нижняя во втором от центра ряду)
- Персидский Орден Льва и Солнца 1-й ст. (Персия)
Военный министр Поливанов о войне
Мы будем продолжать войну, как бы она ни затянулась, ибо нельзя мириться с теми, кто оскверняет святыни, насилует сестер, расстреливает и истязает пленных, добивает раненых. Разве может быть речь о мире с таким врагом? Ведь немцы тогда поработят нас экономически, придавят своей пятой, и вся Россия будет так же задыхаться, как задыхаются в окопах наши герои солдаты от действий вражеских газов. Надо воевать, если мы хотим жить. Вопрос победы — вопрос жизни для России. И мы победим, если напряжем все силы. Год войны не прошёл для нас зря. Мы поняли, в чём наша слабость, и должны исправить ошибки. Никто в стране не должен остаться в стороне от войны. Пусть каждый делает, что может. Большие заводы могут изготовлять ружейные стволы, а ювелиры — пружины для ружейных замков. Нет такого производства и ремесла, которые не могли бы приспособиться для тех или иных деталей снаряжения. Пусть же работают все, кто может работать. В победе я уверен потому, что верю в Россию и в Русский народ. И победа эта будет иметь тем больше значения для будущего процветания страны, что она явится плодом усилий всех граждан — и тех, кто проливал свою кровь на передовых позициях, и тех, кто создавал условия победы в глубоком тылу.— [4].
Источники
- Брусилов А. А. Мои воспоминания. М. 2001
- Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. М., 2003.
- Волков С. В. Офицеры российской гвардии. М. 2002
- Список генералам по старшинству, 1.05.1903
- Список генералам по старшинству, 1.07.1908
- Список генералам по старшинству, 1.07.1910
- Список генералам по старшинству, 1.06.1911
- Список генералам по старшинству, 15.04.1914
- Список генералам по старшинству, 10.07.1916
- СГШ-1.06.1911, СГШ-1.06.1914, СГШ-1.01.1916, СГШ-3.01.1917
Отзывы современников
- Николай Марков «Честолюбивый и беспринципный генерал. Один из первых перешёл на сторону большевиков. Разработал «права солдата», служил в роли военспеца и организатора красных полков.»
- Барсуков, Евгений Захарович «…деятельность Поливанова выражалась прежде всего в стремлении угодить „общественным деятелям“ Государственной думы, а после февральской революции — временному правительству. Особенно ярко сказалась эта деятельность генерала Поливанова в то время, когда он был председателем особого совещания по обороне государства, созданного в мае 1915 г.». Из-за честолюбивых соображений, препятствовал деятельности Главного артиллерийского управления в мерах по развитию артиллерии, обвиняя ГАУ в собственных просчётах в военном строительстве и мобилизационной подготовке[5].
- Палеолог, Жорж Морис «Генерал Поливанов — человек образованный, деятельный и работоспособный; он обладает духом организации и командования. Кроме того, ему приписывают либеральные убеждения, вызывающие сочувствие к нему со стороны Государственной Думы.»[6]
Труды
- Очерк устройства продовольствования русских войск на придунайском театре в компанию 1853—1854 гг. // Военный сборник. 1894. № 1—4.
- Очерк устройства продовольствования русской армии на Придунайском театре в кампании 1843—54 и 1877 г. СПб.: Николаев.акад. Ген.штаба, 1894. 302 с., 4 л.карт.
- Оздоровление казарм 1-го Тяжелого конного Баварского полка в Мюнхене. [СПб.]: Тип. Э.Арнгольда, 1889. 9 с.
- Подготовка юго-западного театра в инженерном отношении (Сообщ. Ген. штаба подполк. Поливанова, сдел. в Штабе Киев. воен. окр. 13 марта 1889 г.). Киев: Тип. Штаба Киев.воен.окр., 1889. 39 с., 8 л.схем.
- [swetschin.narod.ru/others/Polivanov_AA_To_History_of_Great_War.pdf К истории великой войны // Военное дело. 1920. № 13—15].
- [www.grwar.ru/library/Polivanoff-Memories/index.html Девять месяцев во главе Военного министерства (13 июня 1915 г.—13 марта 1916 г.)]. Т.1. М.: Высш. воен. ред. совет, 1924. 240 с.
- Поливанов А. А. [rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3530292 Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. 1907-1916] / Под ред. А.М.Зайончковского, с предисл. Мих.Павловича. — М.: Высший военный редакционный совет, 1924. — Т. I. — 240 с.
- А. А. Поливанов. [www.grwar.ru/library/Polivanoff-Memories/index.html Девять месяцев во главе военного министерства.] Публикация под ред. В. В. Поликарпова. Вопросы истории, 1994, № 2-11. Публикация является продолжением неоконченного издания 1924 года, содержащего первые 4 главы воспоминаний.
Напишите отзыв о статье "Поливанов, Алексей Андреевич"
Примечания
- ↑ Горный Дубняк расположен на шоссе между Плевной и Софией, примерно в 20 км юго-западнее Плевны.
- ↑ Похоронен вместе с сыном, Поливановым Александром Алексеевичем — поручиком лейб-гвардии Гренадского полка, который родился в Киеве 23 марта 1889, и был убит в бою при с. В… в августе 1914. [lavraspb.ru/ru/nekropol/view/item/id/2785/catid/3 Могила Поливанова Александра Алексеевича (1889—1914)].
…Первой жертвой войны, на чьих похоронах мы были, оказался сын генерала Поливанова, убитый совсем необычно — шальной пулей, когда его полк был даже не в бою, а стоял в резерве…magazines.russ.ru/nj/2004/236/tim5.html - ↑ Кавалеры Императорского ордена Святого Александра Невского (1725-1917). Биобиблиографический словарь в трех томах. Т.3. - М., 2009. - С.829-830.
- ↑ Иллюстрированный художественно-литературный журнал «Искры» // 2 августа 1915 года, № 30.
- ↑ Барсуков Е. З. Артиллерия русской армии (1900—1917 гг.): В 4-х томах. — М.: Воениздат МВС СССР, 1948—1949. — Т.1. — С. 25 и др.
- ↑ Морис Палеолог. Царская Россия во время мировой войны. Москва: Международные отношения,1991, с. 187 ISBN 5-7133-0378-0
Ссылки
- [www.proza.ru/2010/02/10/1213 Борис Никольский Последние рыцари Российской империи]
- [www.bogorodsk-noginsk.ru/rodoslovie/polivanov.html Богородские родословные / Поливановы /РОД ДВОРЯН ПОЛИВАНОВЫХ]
- [www.lechaim.ru/ARHIV/145/august.htm Григорий Нискеров Август пятнадцатого…]
- [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=424 Поливанов, Алексей Андреевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
Отрывок, характеризующий Поливанов, Алексей Андреевич
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Категории:
- Родившиеся 16 марта
- Родившиеся в 1855 году
- Умершие 25 сентября
- Умершие в 1920 году
- Персоналии по алфавиту
- Умершие в Риге
- Кавалеры ордена Белого орла (Российская империя)
- Кавалеры ордена Святого Владимира 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 4 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 1 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 2 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 3 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 4 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 1 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 3 степени
- Кавалеры ордена Железной короны 2-й степени
- Офицеры ордена Почётного легиона
- Кавалеры ордена Красного орла 2-й степени
- Кавалеры ордена Льва и Солнца 1 степени
- Кавалеры Ордена Звезды Румынии
- Поливановы
- Выпускники Николаевского инженерного училища
- Выпускники Николаевской инженерной академии
- Военные министры Российской империи
- Царские офицеры на службе в РККА
- Члены Государственного совета Российской империи
- Участники Русско-турецкой войны (1877—1878)
- Мемуаристы Российской империи
- Члены Военного совета Российской империи
- Начальники Главного штаба РИА
- Члены Александровского комитета о раненых
- Умершие от тифа
- Генералы от инфантерии (Российская империя)
- Похороненные на Никольском кладбище Александро-Невской лавры
