Полидамант

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Полидамант (др.-греч. Πολυδάμας) — персонаж древнегреческой мифологии[1], троянец. Сын Панфоя и Фронтисы[2]. Родился в одну ночь с Гектором[3]. Плавал в Грецию с Парисом[4].

Убил 3 греков. Всего убил 3 воинов[5]. В Илиаде дает троянцам мудрые советы, но они игнорируются Гектором. В поэме Квинта Смирнского произносит речь[6]. Ранен Эантом Оилидом[7].

Напишите отзыв о статье "Полидамант"



Примечания

  1. Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.3. С.121
  2. Гомер. Илиада XVII 40
  3. Гомер. Илиада XVIII 251
  4. Драконций. Похищение Елены 327
  5. Гигин. Мифы 115
  6. Квинт Смирнский. После Гомера II 57-85
  7. Квинт Смирнский. После Гомера VI 554—556

Отрывок, характеризующий Полидамант

Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.