Поликрат

Поликрат др.-греч. Πολυκράτης
Тиран Самоса
538 до н. э./535 до н. э. — 522 до н. э.
Предшественник:	нет
Преемник:	Маяндрий
Смерть:	Магнесия-на-Меандре, Держава Ахеменидов 522 до н. э.
Отец:	Эак

Поликра́т (др.-греч. Πολυκράτης; дата рождения неизвестна — 522 до н. э.) — тиран греческого островного города Самос, правивший приблизительно в 538 до н. э./535 до н. э. — 522 до н. э. гг. Известен своим масштабным строительством и морским пиратством.

Происхождение

Поликрат был сыном Эака. Берве предполагает, что отца Поликрата можно идентифицировать с Эаком, сыном Брихона, посвятившего сидящую статую Гере. Поликрата именуют внуком (или внучатым племянником) одного из самосских тиранов — Силосона, сына Каллитела, правившего около 560 года до н. э. Поликрат пришёл к власти и правил независимо от персов.

Начало правления

Поликрат захватил власть в Самосе во время празднования в честь Геры. В этот день по традиции вооруженные жители направились в святилище, расположенное в полутора часах ходьбы от города, у входа в него они сложили оружие. Поликрат вместе с братьями Пантагнотом и Силосоном и сторонниками, напав на безоружных и пленив их, занял важнейшие точки города (в том числе крепость Астипалаю). После захвата города он укрепил акрополь. Укреплению власти на Самосе помог Лигдамид, за несколько лет до переворота ставший благодаря Писистрату тираном на Наксосе. В благодарность за это он прислал на помощь самосскому тирану свои войска.

Первоначально он правил вместе с двумя братьями. Около 532 года по его приказу Пантагнот был убит, а Силосон изгнан, бежав к персидскому двору. Поликрат стал править единолично. При нём множество несогласных покинули Самос. Большинство из них, включая Пифагора, направились в Южную Италию, где ими была основана колония Дикеархия.

Вооружённые силы и внешняя политика

Поликрат держал большое наёмное войско: тысяча лучников по словам Геродота. Самос имел большой флот: сто 50-весельных кораблей и около сорока триер. Был сконструирован новый тип кораблей — самена, который отличался от других кораблей тупым (напоминающим свиной) носом, объёмистым корпусом, обводами и умением ходить под парусом. Для этого флота была расширена гавань Самоса и защищена молом.

Поликрат устанавливает гегемонию флота Самоса в Эгейском море. Геродот писал, что никто после Миноса не обладал таким могуществом. Корабли нападали на все острова и побережье — как друзей, так и противников. Поликрату приписывают фразу, что «лучше заслужить благодарность друзей, возвратив им отнятое, чем вообще ничего не отнимать у них».

Поликрат предпринимал попытки распространить свою власть и на другие острова и города Ионии. Так, им были предприняты походы на Милет, Лесбос, захвачен остров Рения около Делоса. Позже, соединив цепью остров с Делосом, посвятил Рению Аполлону.

Персы, не имея своего флота, долгое время не могли помешать Поликрату. Для того, чтобы персы не послали финикийский флот, Поликрат заключил союз с фараоном Амасисом. Но так как самосский флот грабил суда, в Египте жили изгнанники с острова. Это привело к охлаждению между союзниками и к разрыву.

При нападении персов на Египет в 525 год до н. э. Поликрат, поддерживая более сильного за признание своих завоеваний, направил сорок кораблей в помощь персидскому царю Камбису. Команды были укомплектованы недовольными гражданами, которых Поликрат по соглашению планировал оставить в Персии. Но эти граждане подняли бунт (то ли на пути в Египет, то ли на обратном), и, разбив самосский флот, безуспешно пытались завладеть островом, но потерпели поражение. После этого Поликрат, ожидая нового нападения, стал держать в качестве заложников детей и жён как причастных так и непричастных граждан. Мятежники, отправившись на Пелопоннес, получили поддержку у Спарты и Коринфа, недовольного пиратством. Союзники свергли союзника Поликрата Лигдамида Наксосского, а потом высадились на Самосе. В ходе осады союзники почти взяли одну из башен, но отряд под командованием Поликрата отбил атаку. Через сорок дней в 524/523 году до н. э. спартанцы отступили. Самосские изгнанники после скитаний в Эгейском море были обращены в рабство на Крите.

Смерть

В 522 году до н. э. персидский сатрап Сард Оройт хитростью заманил Поликрата в Магнесию. Оройт попросил Поликрата принять его с сокровищами, так как якобы Камбиз планирует убить сатрапа, обещая за это половину казны. Не доверяя сатрапу, Поликрат послал своего секретаря Меандрия, чтобы тот убедился в наличии сокровищ. И лишь после этого лично со свитой (в которую входил врач Демокед) отправился на встречу в Магнесию. Там он был взят в плен и был казнён «способом, который не хочется описывать» (то ли посажен на кол, то ли распят). Его труп был прибит к кресту.

Самоссцы были отпущены домой, прочие члены свиты были обращены Оройтом в рабство. Советник Маяндрий, оставленный Поликратом после отчаянной борьбы за власть, опустошившей остров, был вынужден уступить персам, назначивших правителем острова Силосона (брата Поликрата).

Культура

Ценя науку и искусство, Поликрат собирал рукописи и возводил роскошные постройки, о восстановлении которых пятьсот лет спустя мечтал Калигула. Поликрат вместо разрушенного пожаром храма Геры приказал создать новый. Был возведён дворец. В город был проведён водопровод: инженер Эвпалин из Мегары пробил в горе Эвпалинов тоннель, через который шёл акведук. Также для граждан города была создана лавра (как восточный базар). При Поликрате чеканились свои монеты, названные в честь изображённых на них кораблей, — «самены». При нём Самос сделался умственным центром всей Греции; при дворе его жили врач Демокед, поэты Ивик Регийский и Анакреонт Теосский. В Самосе собиралась библиотека.

Блестящая судьба Поликрата как замечательного счастливца была отмечена в Геродотовом сказании о его перстне, которое переработал Шиллер в балладе «Поликратов перстень». Комплексом Поликрата психоаналитики называют сопровождающие жизненные удачи опасения грядущей беды.

См. также

• Правление Поликрата
• Самосская экспедиция

Литература

• Гельмут Берве. Тираны Греции / Перевод с немецкого Рывкиной О.Е.. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. — С. 137-147. — 640 с. — (Исторические силуэты). — 5000 экз. — ISBN 5-222-00368-Х.
• Лаптева М.Ю. Посвящение Эака в храм Геры Самосской (проблемы интерпретации) // Mnh'ma (Сборник научных трудов, посвященных памяти профессора Владимира Даниловича Жигунина). Казань. Казанский государственный университет, 2002, с. 149-156.
• Пиленкова Т.Ф. Раннегреческая тирания на Самосе // Проблемы социально-политической истории античности и средневековья. Уфа, 1975, с. 4-13.
• Скржинская М.В. Печать Поликрата Самосского // Нумизматика и сфрагистика, 3, Киев – 1968, с. 151-158.
• Abramenko A. Polykrates’ Außenpolitik und Ende. Eine Revision // Klio, Bd. 77, 1995, S. 35-54.
• Andrews A. The Greek Tyrants. London, 1956.
• Anhalt E. K. Polycrates and His Brothers Herodotus' Depiction of Fraternal Relationships in the Histories // The Classical World, Vol. 98, No. 2 (Winter, 2005), pp. 139–152.
• Barron J.P. The Sixth-century Tyranny at Samos // CQ. 1964. Vol. 58. P. 210-230.
• Bilabel F. Polykrates von Samos und Amasis von Aegypten // Neue Heidelberger Jahrbucher, NF 1934, S. 129-159.
• Bowra C.M. Polycrates of Rhodes // The Classical Journal, Vol. 29, No. 5 (Feb., 1934), pp. 375–380.
• Cadoux T.J. The Duration of the Samian Tyranny // JHS, Vol. 76, 1956, p. 105-106.
• Labarbe J. Un Décalage de 40 ans dans la chronologie de Polycrate // L’Atiquité Classique. Tome XXXI (31), 1962, Bruxelles, p. 153-188.
• Labarbe J. Un putsch dans la Grèce antique: Polycrate et ses frères a la conquête du pouvoir // Ancient Society, T. 5, 1974, p. 21-41.
• Lenschau T. Polykrates (1) // RE, Bd. 21, Hbbd. 42, 1951, Sp. 1726-34.
• Mossé C. La Tyrannie dans la Grèce antique (1969), PUF, coll. « Quadrige », Paris, 2004. 214 p.
• Panofka. Res Samiorum. Berlin. In Libraria Maureriana. 1822. 120 pp.
• Plaß H.G. Die Tyrannis in ihren beiden Perioden bei den alten Griechen. 2 Ausgabe. T.I. Leipzig. Adolf Gumprecht. 1859. 394, 392 S.
• Shipley G. A History of Samos 800-188 B.C. Oxford: Clarendon Press, 1987. 332 p.
• White M. The Duration of the Samian Tyranny // JHS. 1954, vol. 74, p. 36-43

Отрывок, характеризующий Поликрат

Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.