Полиник
| Полиник |
|---|
Полини́к (др.-греч. Πολυνείκης — «ищущий брани» (πολυ- «много», νεῖκος «вражда», «брань»)) — в древнегреческой мифологии[1] — царь Фив, старший сын царя Фив Эдипа и Иокасты[2] (либо младший[3]), брат Антигоны, Исмены и Этеокла. Упомянут в «Илиаде»[4].
После того, как Эдип узнал правду о своём рождении и о том, что женат на своей матери, он проклял сыновей и удалился в изгнание. Этеокл и Полиник договорились править поочерёдно по одному году, но по прошествии года Этеокл отказался уступить место брату, и Полиник был изгнан из Фив Этеоклом[5]. Либо добровольно ушёл в изгнание[6].
Прибыл в Аргос, где правил Адраст. Адраст выдал за него свою дочь Аргию. На щите голова льва (по версии, одет в львиную шкуру[7]).[8] Один из Семерых против Фив[9].
Согласно Павсанию (стремящемуся устранить хронологическое противоречие[10]), ушёл из Фив ещё при жизни Эдипа и женился на дочери Адраста, затем вернулся в Фивы, поссорился с Этеоклом и вынужден был бежать[11].
Сподвижники Полиника дали на жертвеннике Зевса Гиетия в Аргосе общую клятву умереть, если им не удастся взять Фивы[12]. По Эсхилу, они клялись у стен Фив, погружая руки в кровь быка[13]. Перед походом Полиник посвятил статуи Афродиты и Ареса[14]. На Немейских играх победил в борьбе[15]. Стоял[16] у Высочайших ворот Фив (Гипсисты). Либо у Кренидских ворот[17].
В поединке сразился с Этеоклом, и братья убили друг друга[18]. По Еврипиду, был сперва тяжело ранен Этеоклом, но убил его. По Стацию, в поединке убил брата, но был им смертельно ранен[19].
Дети Ферсандр, Адраст и Тимей[20].
Образ в литературе
Действующее лицо трагедий Софокла «Эдип в Колоне» и Еврипида «Финикиянки», Сенеки «Финикиянки».
Напишите отзыв о статье "Полиник"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.322
- ↑ Софокл. Эдип в Колоне 1422
- ↑ Еврипид. Финикиянки 73
- ↑ Гомер. Илиада IV 377
- ↑ Еврипид. Финикиянки 76
- ↑ Еврипид. Умоляющие 150—151
- ↑ Гигин. Мифы 69
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 5, 8 далее
- ↑ Софокл. Эдип в Колоне 1324; Еврипид. Финикиянки 159—171
- ↑ Дело в том, что между походом Семерых и походом Эпигонов прошло лишь 10 лет, но сын Полиника участвует в нем уже взрослым
- ↑ Павсаний. Описание Эллады IX 5, 12
- ↑ Павсаний. Описание Эллады II 19, 8; Софокл. Эдип в Колоне 1306
- ↑ Эсхил. Семеро против Фив 42-48
- ↑ Павсаний. Описание Эллады II 25, 1
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 6, 4
- ↑ Эсхил. Семеро против Фив 631—652
- ↑ Еврипид. Финикиянки 1124
- ↑ Еврипид. Финикиянки 1359—1425; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 6, 8
- ↑ Стаций. Фиваида XI 447—579
- ↑ Павсаний. Описание Эллады II 20, 5
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Полиник
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
