Бетц, Полин

Полин Бетц-Эдди
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Турниры серии Большого шлема
Франция	финал (1946)
Уимблдон	победа (1946)
США	победа (1942—1944, 1946)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Франция	финал (1946)
Уимблдон	финал (1946)
США	финал (1941—1942, 1944—1945)
Завершила выступления

Поли́н-Мэй Бетц-Э́дди (англ. Pauline May Betz Addie; 6 августа 1919, Дейтон, Огайо — 31 мая 2011, Потомак, Мэриленд) — американская теннисистка, неофициальная первая ракетка мира 1946 года.

• Четырёхкратная чемпионка США и победительница Уимблдонского турнира 1946 года в одиночном разряде
• Чемпионка Франции 1946 года в смешанном парном разряде
• Член Национального (позже Международного) зала теннисной славы с 1965 года

Биография

Юность и любительская карьера

Полин Бетц родилась в Дейтоне (Огайо) в 1919 году и выросла в Лос-Анджелесе. В девять лет она впервые взяла в руки теннисную ракетку, выменянную на отцовскую коллекцию курительных трубок. Её первой учительницей тенниса стала мать, преподававшая в школе физкультуру, а первым постоянным партнёром — брат Джек, с которым они играли в теннис на соседском газоне. В 14 лет мать отвезла её на первый в её жизни турнир, а на втором Полин уже дошла до финала. В 1939 году, в возрасте 19 лет, она, никому тогда не известная, выиграла чемпионат США на крытых кортах и впервые вошла по итогам сезона в число десяти сильнейших теннисисток страны согласно рейтингу Ассоциации лаун-тенниса США.

Выступая в статусе любительницы, Полин не получала денег за выступления и продолжала работать в местном кафе. На одном из турниров в следующем году на неё обратил внимание тренер Роллинз-колледжа (Флорида) и предложил ей стипендию на учёбу. Осенью 1940 года Бетц начала учёбу на факультете экономики, одновременно продолжая выступать в турнирах. Начиная с 1941 года она шесть раз подряд выходила в финал чемпионата США в одиночном разряде и четырежды становилась победительницей, в том числе три раза подряд, с 1942 по 1944 год. Неудача в 1945 году была связана с тем, что в этот год Бетц, начавшая работать брокером на полную ставку, была на грани физического истощения. Вернуться в форму ей помогла миллионерша Барбара Хаттон, с которой они подружились, когда Полин начала регулярно побеждать на крупных турнирах, но она не успела это сделать к чемпионату и проиграла Саре Палфри-Кук, вернувшейся на корт ради участия в нём. Помимо главного национального турнира, Бетц в эти годы ещё дважды выиграла чемпионат США в помещениях и дважды — чемпионат США на грунтовых кортах. В 1941 и 1943 годах она становилась абсолютной чемпионкой США в помещениях — результат, который только через четверть века сумела повторить Билли-Джин Кинг, абсолютная чемпионка 1966 и 1968 годов. В 1943 году Бетц стала победительницей всех трёх чемпионатов США (на траве, на грунте и в помещениях) в одиночном разряде.

В 1946 году, после окончания Второй мировой войны, американские теннисисты впервые за семь лет смогли принять участие в европейских турнирах Большого шлема. Бетц, впервые участвовавшая в Уимблдонском турнире, не отдала соперницам ни одного сета, одержав уверенную победу. После этого она дошла до финала на чемпионате Франции в одиночном разряде и победила в смешанных парах, где её партнёром был Бадж Патти, а затем выиграла свой четвёртый титул чемпионки США. В довершение всего она выиграла со сборной США первый послевоенный Кубок Уайтмен, победив соперниц из Великобритании и в одиночной, и в парной встрече. По итогам сезона она была неофициально признана первой ракеткой мира среди женщин, а её портрет украсил обложку журнала «Time».

Профессиональная карьера

Добившись всех этих успехов, Бетц начала задумываться о том, чтобы зарабатывать деньги своей игрой. Она начала переписываться с Сарой Палфри и её мужем, планировавшим профессиональное турне для жены. Для Ассоциации лаун-тенниса Соединённых Штатов, строго следившей за соблюдением любительского статуса своих членов, одного факта этой переписки и планов перехода в профессионалы оказалось достаточно, чтобы дисквалифицировать Бетц. Сообщение об отстранении от дальнейших любительских соревнований она получила во время выступления на турнире в Монте-Карло весной 1947 года. В ответ она согласилась на участие в профессиональном турне вместе с Сарой Палфри, которую в его ходе безжалостно разгромила.

По окончании турне Бетц начала работать теннисным тренером в «Racket Club» в Палм-Спрингс, где собирались многие из голливудских знаменитостей. Она встречалась со Спенсером Трейси и Джеком Демпси, но в итоге в 1949 году вышла замуж за журналиста «Washington Times-Herald» Боба Эдди. В 1950 году она приняла предложение экс-чемпиона Уимблдона и США, антрепренёра профессиональных теннисных турне Бобби Риггса, пригласившего её участвовать в таком турне в качестве соперницы популярной теннисистки Гасси Моран. Помимо них, в турне участвовали бывший партнёр Полин по Коллинз-колледжу Джек Креймер и Панчо Сегура. Позднее Креймер в своей автобиографии вспоминал, что соотношение сил и у мужчин, и особенно у женщин было неравным, и хотя Моран была гвоздём программы турне, по классу игры она заметно уступала Бетц-Эдди, так что Риггсу пришлось уговаривать Полин поддаваться, чтобы поддержать интерес публики. В итоге оказалось, что наиболее интересными для зрителей были матчи смешанных пар, где разница в классе не так ощущалась.

После того, как турне с Гасси Моран закончилось, Бетц-Эдди вернулась к тренерской работе. Она сменила несколько клубов, прежде чем в 1955 году получить место в Эджмурском клубе (Бетесда, штат Мэриленд). Там среди её учеников был будущий капитан сборной США в Кубке Дэвиса и член Международного зала теннисной славы Дональд Делл, но в основном ей нравилось работать с начинающими игроками. Она также выступала в турнирах среди профессионалов вплоть до 1960 года. За это время она завоевала семь чемпионских титулов, а в 1959 году, на пятом месяце беременности и уже будучи матерью четырёх детей, победила намного более молодую Алтею Гибсон, в течение двух предыдущих лет бывшую первой ракеткой мира среди теннисисток-любительниц. Через год Гибсон взяла у сорокалетней Бетц-Эдди реванш в изнурительном поединке, продолжавшемся два с половиной часа.

После восьми лет работы в Эджмурском клубе Бетц-Эдди перешла на место тренера в одной из старших школ Вашингтона, где организовала один из первых в стране теннисных лагерей. Позже она открыла свой собственный теннисный клуб. В 1965 году её имя было занесено в списки Национального (позже — Международного) зала теннисной славы.

Дальнейшая жизнь

Полин Бетц-Эдди вела активный образ жизни в течение многих лет после окончания профессиональной теннисной карьеры. Она участвовала в турнирах мастеров по игре в бридж и участвовала в соревнованиях по гольфу на восьмом десятке лет жизни. Она отлично играла в баскетбол и настольный теннис (её сын Гэри, сам игрок сборной колледжа по большому теннису, вспоминал, что ему так и не удалось обыграть её в пинг-понг). Она продолжала играть в теннис ради поддержания тонуса, «чтобы не отстать от внуков», и в возрасте 76-77 лет выступала за первый состав сборной своего теннисного клуба.

Муж Полин Бетц, Боб Эдди, умер в 1982 году. Незадолго до 80-летия у неё развилась болезнь Паркинсона, наконец заставившая её прекратить активные занятия спортом. Она умерла через 12 лет после этого, в возрасте 91 года, в Потомаке (штат Мэриленд).

Стиль игры

Наиболее сильными сторонами игры Полин Бетц были великолепный бэкхенд и скорость перемещения по корту. Джек Креймер в своих мемуарах писал:

Она была лучшей спортсменкой из всех, кого я видел в женском теннисе. Говорят, что Ленглен отлично бегала, и я уверен, что так это и было, но я не верю, что кто-то из живших на свете женщин мог бы посоперничать с Полин Бетц.

Креймер, которому не довелось видеть игру Ленглен, писал, что из всех теннисисток, которых он видел, лучшей была Хелен Уиллз-Муди, а на второе место он ставил Бетц, отдавая ей предпочтение даже перед обладательницей Большого шлема Морин Коннолли.

Участие в финалах турниров Большого шлема за карьеру (17)

Одиночный разряд (8)

Победы (5)

Год	Турнир	Соперница в финале	Счёт в финале
1942	Чемпионат США	Луиза Браф	4-6, 6-1, 6-4
1943	Чемпионат США (2)	Луиза Браф	6-3, 5-7, 6-3
1944	Чемпионат США (3)	Маргарет Осборн	6-3, 8-6
1946	Уимблдонский турнир	Луиза Браф	6-2, 6-4
1946	Чемпионат США (4)	Дорис Харт	11-9, 6-3

Поражения (3)

Год	Турнир	Соперница в финале	Счёт в финале
1941	Чемпионат США	Сара Палфри-Кук	5-7, 2-6
1945	Чемпионат США (2)	Сара Палфри-Кук	3-6, 8-6, 6-4
1946	Чемпионат Франции	Маргарет Осборн	6-1, 6-8, 5-7

Женский парный разряд (6)

Поражения (6)

Год	Турнир	Партнёр	Соперницы в финале	Счёт в финале
1941	Чемпионат США	Дороти Банди	Маргарет Осборн Сара Палфри-Фабиан	6-3, 1-6, 4-6
1942	Чемпионат США (2)	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн	6-2, 5-7, 0-6
1944	Чемпионат США (3)	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн	6-4, 4-6, 3-6
1945	Чемпионат США (4)	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн	3-6, 3-6
1946	Чемпионат Франции	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн	4-6, 6-0, 1-6
1946	Уимблдонский турнир	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн	3-6, 6-2, 3-6

Смешанный парный разряд (3)

Победа (1)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1946	Чемпионат Франции	Бадж Патти	Дороти Банди Том Браун	7-5, 9-7

Поражения (2)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1941	Чемпионат США	Бобби Риггс	Сара Палфри-Фабиан Джек Креймер	6-4, 4-6, 4-6
1943	Чемпионат США (2)	Панчо Сегура	Маргарет Осборн Билл Талберт	6-10, 4-6

Литература

• Pauline Betz // Bud Collins' Tennis Encyclopedia / Bud Collins & Zander Hollander (Eds.). — Visible Ink Press, 1997. — P. 382—383. — ISBN 1-57859-007-8.

Ссылки

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/pauline-betz-addie Полин Бетц-Эдди] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)

Отрывок, характеризующий Бетц, Полин

Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.