Политика Онтарио

Поли́тика Онта́рио сосредоточена вокруг однопалатного законодательного органа Законодательное собрание Онтарио, функционирующего по вестминстерскому образцу. Обычно политическая партия, занявшая наибольшее число кресел в законодательном органе, формирует правительство, а глава этой партии становится премьер-министром провинции (то есть главой правительства). Обязанности королевы Елизаветы II исполняет лейтенант-губернатор Онтарио. Лейтенант-губернатора назначает генерал-губернатор Канады по рекомендации премьер-министра Канады.

Три главных политических партии: Прогрессивно-консервативная партия Онтарио, Либеральная партия Онтарио и Новая демократическая партия Онтарио. Строго придерживающаяся традиций христианская Партия коалиции семей Онтарио и онтарийское отделение Зелёной партии уже получали некоторую поддержку, но никогда не занимали кресел в законодательном органе.

Большая синяя машина: 1943—1985

Прогрессивно-консервативная партия господствовала в онтарийской политике с 1943 по 1985 и поэтому заслужила прозвище The Big Blue Machine (Большая синяя машина). В этот период партией руководили Red Tory: премьер-министрами поочерёдно становились Джордж Дрю, Лесли Фрост, Джон Робартс и Билл Дэвис. Их правительства проводили самую прогрессивную политику в провинции: создали Кодекс прав человека Онтарио, ряд государственных компаний и реализовали в провинции современный принцип государства-покровителя. В 1985 же взамен популярного Билла Дэвиса прогрессисты-консерваторы избрали себе в руководители Фрэнка Миллера, что означало значительное перемещение партии вправо. Это решение оказалось очень непопулярным. После 42 лет у власти консерваторы на провинциальных выборах смогли добиться правящего меньшинства с перевесом лишь в 4 кресла над либеральной партией. В следующий раз они получили ещё меньше процентов голосов, чем либералы. Миллер попытался на скорую руку создать союз с НДП, как уже делал Дэвис во время нахождения в меньшинстве (с 1975 по 1981), но ему не удалось обеспечить их поддержку. Коалицию с НДП Боба Рея образовали либералы Дэвида Питерсона, и им удалось отстранить Миллера от власти и положить конец самой долгой политической династии в канадской истории.

Десятилетие потрясений: 1985—1995

Питерсону удалось придать энергии своей партии, чтобы привести её к власти. Коалиция либералов и новодемократов с 1985 по 1987 успешно работала во главе с Питерсоном в качестве премьер-министра. В обмен на поддержку новодемократами определённой либеральной политики и во избежание их выхода из коалиции, что привело бы к свержению правительства Питерсона, либералы согласились проводить ту часть политики НДП, которой противодействовал Миллер. Однако на выборах 1987 либералам Питерсона удалось набрать в законодательном органе существенное большинство, что положило конец коалиции с новодемократами, продлившейся два года. Итоги же правления Питерсона оцениваются скорее умеренно. Пять лет его правления оказались лучшими годами Онтарио в экономическом плане; однако к концу его срока увеличились правительственные расходы. В 1990, несмотря на предсказание правительством бюджетного профицита, либералы образовали в бюджете Онтарио дефицит в 3 миллиарда $.

Общественный договор

Либеральная партия дорого заплатила за своё решение объявить выборы в 1990, лишь через три года нахождения у власти. Пока Питерсон не объявил выборы, по опросам его правительство поддерживали 54 % избирателей; но ранние выборы, которые воспринимались населением как высокомерность, сопряжённые с высокими запросами преподавателей, экологов и врачей обернулись против него и привели к проигрышу. Это были одни из самых неожиданных результатов выборов в онтарийской истории, когда к власти пришла НДП, формирующая правительство большинства во главе с Бобом Реем, хотя она её и поддержали лишь 37 % избирателей. Это правительство стало вторым социал-демократическим правительством Онтарио (после правительства Объединённых фермеров Эрнеста Чарльза Друри с 1919 по 1923), а его результат обеспечивал НДП власть в Онтарио в начале следующего десятилетия.

Кампания НДП касалась, главным образом, обещания введения государственной системы автотранспортного страхования; получив же власть, они пренебрегли этим обещанием. Они также не сдержали обещания создать новую избирательную систему и увеличить социальные расходы. Наконец, новодемократы сократили социальные программы, а также ввели «общественный договор», обязывавший служащих государственного сектора ежегодно брать неоплачиваемые отпуска, которые стали называться «Rae days» (дни Рея). Они также заморозили заработную плату.

Общественный договор возмутил почти всё профсоюзное движение. Давний союзник НДП, глава ТКА (Профессионального союза канадских работников автомобильной промышленности) Базз Харгроув, Профессиональный союз служащих государственного аппарата Онтарио и другие профессиональные союзы государственного сектора отвернулись от Боба Рея и пообещали свергнуть его правительство. Налоги, которые ввёл Рей, также поставили крест на его переизбрании. Партию покинули тысячи членов, и стало очевидно, что НДП ждало поражение на выборах 1995.

В 1995 онтарийский уровень безработицы стремительно увеличивался, как и дефицит бюджета, что убедило большинство населения в том, что правительство Боба Рея стало неэффективно. Ряд обозревателей предсказывали лёгкую победу либералам Лина Маклауда, но в возрождающейся Прогрессивно-консервативная партия Майка Харриса, в 1987 признанной второсортной, произошёл сенсационный подъём, и она получила большинство. Маклауд оттолкнул от себя избирателей резкой переменой взглядов по таким вопросам кампании, как гражданские браки для лиц одного пола. Под конец либералы попытались подражать политике тори. Майк Харрис, наоборот, провёл кампанию по спорной, но откровенной программе, известной под названием Революция здравого смысла (Common Sense Revolution), обещая решить экономические проблемы Онтарио снижением налогов, роли государства и проведением политики, способствующей созданию рабочих мест на предприятиях. На выборах 1995 Прогрессивно-консервативная партия получила значительное большинство и тори вернулись к власти после долгого отсутствия, однако, уже без их традиционного центристского позиционирования Red Tory.

Революция здравого смысла: 1995—2003

Новое правое правительство Майка Харриса реализовало неолиберальную программу сокращения социальных расходов и налогов («революцию здравого смысла»), и ему удалось уравновесить бюджет и значительно снизить налоги большинства онтарийцев как среднего, так и рабочего классов. Некоторые упрекают эту «революцию» в недостаточном качестве системы здравоохранения и просвещения и в переводе бремени издержек ряда программ с провинции на муниципалитеты. Сокращение федерального финансирования здравоохранения либеральным правительством Жана Кретьена также привело к неудачам в системе здравоохранения Онтарио. Сверх того, критики правительства попытались сослаться на то, что правительственные сокращения в министерстве окружающей среды и приватизация лабораторий по проверке качества питьевой воды заметно снизили уровень контроля, что привело к «уокертонской трагедии». Вспышка инфекции бактерий E. coli в мае 2000 от загрязнённых вод в онтарийском городе Уокертоне закончилась с немалым количеством умерших и больных. Ответственными за трагедию были признаны заведующий гражданским строительством Стэн Кёбель и его брат Фрэнк, крайне небрежно управшие безопасностью водоснабжения города. Среди предъявленных им пунктов обвинения можно отметить угрозу здоровью населения, изготовление поддельных документов и злоупотребление доверием.

Однако, несмотря на разногласия, сокращения социальных и образовательных программ и всеобщую забастовку преподавателей всей провинции в 1999, Майк Харрис был переизбран на выборах 1999, победив либералов Дальтона Макгинти. Его победе способствовала неудачная кампания либералов, создание большого числа рабочих мест за время нахождения Харриса у власти и его результаты по сокращению налогов. Предвыборная реклама тори, утверждавшая о недостаточной квалификации Макгинти выполнять будущие обязанности, также способствовала переизбранию Харриса.

Харрис подал в отставку в 2002, и после выборов главы партии его заменил Эрни Ивс. Правительство Ивса известно, главным образом, за замораживание крайне непопулярного плана Харриса по приватизации электроэнергетического монополиста Ontario Hydro, но только после того, как некоторые отделения компании всё-таки были проданы в частную собственность.

Возвращение либералов

На онтарийских выборах 2003 Дальтон Макгинти привёл либералов к впечатляющей победе над тори Эрни Ивса, отличавшихся своими внутренними разногласиями, и получил устойчивое большинство. Главными обещаниями Макгинти были: увеличение расходов на здравоохранение, отмена преобразований Майка Харриса в сфере просвещения и торжественное обещание не увеличивать налоги.

Однако вскоре после выборов провинциальный контролёр начал проводить исследование, которое позволяло утверждать, что консерваторы Харриса и Ивса скрывали дефицит бюджета в размере не менее 5,6 миллиарда $. Действительно, федеральные трансферты и предполагаемая продажа LCBO и других активов, которая была проведена либералами после прихода к власти, возместили этот дефицит. Несмотря на это, министр финансов Грег Сорбара представил бюджет, предполагавший увеличение налогов и сборов на товары и операции, введение платежей за здравоохранение для всех онтарийцев, кроме граждан с низкими доходами, а также исключение некоторых услуг из ПМСО — программы медицинского страхования Онтарио. Этот бюджет вместе с разрешением строительства в экологически чувствительном районе морены Оук-Риджеса и невыполнением почти всех обещаний, данных в ходе кампании, сделали правительство Макгинти крайне непопулярным в первые месяцы нахождения у власти. Через месяц после выборов работой Макгинти было удовлетворено лишь 8 % населения, что стало рекордно низким результатом.

Однако после первого года у власти его положение улучшилось. Правительству Онтарио удалось договориться с федеральным правительством и другими провинциями о национальном соглашении о здравоохранении; была введена бесплатная вакцинация для детей; Макгинти объявил о планах по созданию «зелёного пояса» (ожесточённо оспариваемого большинством фермеров и сельских общин) в области Большого Торонто для сдерживания разрастания города; также было объявлено о плане по созданию «Городского собрания» для исследования возможности проведения избирательной реформы. Тори, со своей стороны, совершили перемещение к центру политической арены при избрании в руководство партии Джона Тори, бывшего помощника Билла Дэвиса. Тори выступает против приватизации, проводившейся Майком Харрисом и Эрни Ивсом, за отмену платежей за здравоохранение, а его социальная программа сходна с программой Макгинти.

Правительство Макгинти является автором нескольких законодательных инициатив, включая закон, позволяющий клиентам приходить в ресторан со своим вином, запрет на продажу вредных пищевых продуктов в государственных школах, запрет на курение в общественных местах и введение обязательного школьного образования до 18 лет. В 2005 правительство внесло изменения и в Закон об имуществе Онтарио. Также, после ряда обнародованных нападений на людей собак породы «питбуль» правительство предложило запретить разведение этих собак, что является в высшей степени спорным проектом, вызывающим как сильное сопротивление со стороны одних людей, так и устойчивую поддержку со стороны других.

Летом 2003 решение Апелляционного суда Онтарио привело к тому, что Онтарио стала первой и единственной канадской провинцией, признавшей законным однополый брак. В ответ на решение суда либералы Макгинти изменили закон провинции, касающийся супругов, для исключения из него всякого упоминания о поле партнёров, чтобы к ним могли быть причислены однополые пары.

Федеральная политика в Онтарио

Онтарио, несмотря на господство федеральных либералов с 1995 по 2004, являлась провинцией с большим разнообразием политических отношений из-за разделения правых избирателей между более центристской Прогрессивно-консервативной партией и более консервативным Канадским союзом; воссоединение правых партий в Консервативной партии Канады способствовало уменьшению господства либералов.

• Очень разнообразная и сочетающая множество культур область Большого Торонто на федеральном уровне отчётливо тяготеет к левому крылу. Но что интересно, на выборах 1995 и 1999 торонтский округ был как никогда прогрессивно-консервативным и поддержал тори в период заката экономического либерализма в правление Red Tory. Это сейчас он является оплотом либералов, за исключением нескольких округов в центре города, поддерживающих НДП. Поддержка консерваторов ограничивается пригородами, где эта партия получила несколько кресел.
• Юго-запад Онтарио сходен с американским Средним Западом (Midwest), к которому он прилегает, городские округа обычно тяготеют там к левому крылу (особенно Уинсор — профсоюзный оплот), а сельские области умеренно консервативны; однако, главным образом, из-за высокой индустриализации региона они менее консервативны, чем сельские районы некоторых онтарийских областей и соседних американских штатов. Исключение из этой закономерности составляет полоса между Лондоном и Брантфордом, а также области к северу и югу от этой полосы; они более консервативны и более типичны для областей центра Онтарио.
• Центр и восток Онтарио — определённо более консервативные области провинции из-за крупных сельскохозяйственных и религиозных баз, что в отношении общественного консерватизма делает их похожими на некоторые районы Канадского Запада и ряд сельских районов США. Исключение составляют центр Оттавы, где очень сильны активистские и профсоюзные движения, и самые восточные области, где очень велика доля франкоонтарийского населения и которые до настоящего времени являются оплотами либералов. Однако значительнейшая часть всей области склонна голосовать за Прогрессивно-консервативную партию Онтарио на провинциальном и за Консервативную партию Канады на федеральном уровне. Также для этой области характерна сильная враждебность села из-за такой политики, как «зелёный пояс» (противники которого утверждают, что он станет препятствием для торговли фермеров и может не помешать разрастанию города) или запрет питбулей.
• Север Онтарио обычно поддерживает либералов и новодемократов, главным образом, из-за высокого процента членов профсоюзов в области, а также высокой концентрации коренного населения. При этом более южные области консервативнее более северных в экономическом и социальном плане. Это особенно очевидно в округах Парри-Саунд и Мускока, в областях вокруг Норт-Бея и на острове Манитулин.

См. также

• Политика Канады
• Онтарийские политические партии

Отрывок, характеризующий Политика Онтарио

Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.