Политика жёсткой экономии СРР (1980-е)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
История Румынии

Древняя история

Доисторическая Румыния

Античная Румыния

Дакия

Княжества

Княжество Валахия Княжество Валахия

Молдавское княжество Молдавское княжество

Княжество Трансильвания Княжество Трансильвания

Объединённое княжество
Королевство Румыния
СР Румыния СР Румыния
Республика Румыния

Прочие образования

Цара-де-Жос
Цара-де-Сус
Государство Михая Храброго
Соединённые провинции
Республика Плоешти

Республика Банат
Портал «Румыния»

В 1980-х годах президент Николае Чаушеску ввёл в Румынии политику жёсткой экономии. Последняя была введена для того, чтобы выплатить все внешние долги по кредитам, взятым государством в 1970-х годах. Начатая в 1981 году, политика жёсткой экономии привела к стагнации экономики в 1980-х годах, будучи «своеобразной шоковой терапией», приведшей к снижению конкурентоспособности румынской экономики и снижению объёмов экспорта[1].

Жёсткая экономия в итоге негативно сказалась на уровне жизни румын, увеличился дефицит[1]. Всё это привело в 1989 году к революции и потере власти РКП.





Истоки

В период с 1950 года по 1975 год экономика Румынии очень быстро росла, она имела одни из наиболее высоких показателей в мире[2]. Николае Чаушеску считали в 1960-х и начале 1970-х годов одним из самых «информированных» восточно-европейских глав государств[3]. Благодаря своей внутренней политике, он пытался в конце 1960-х годов получить поддержку народа. Так, он увеличил заработную плату, реформировал пенсионную систему и применял другие меры[3].

Несмотря на то, что экономика продолжала расти и в 1970-х годах, большая часть этого роста была достигнута за счёт инвестиций в тяжёлую промышленность (34,1% от ВВП, в пятилетку с 1971-1975 гг.), а не за счёт потребления. В некоторых отраслях, таких как нефтехимия и сталь, было создано производственных мощностей больше, чем был спрос на них на местных и доступных внешних рынках, в результате чего появились недостаточно используемые мощности. В целом, экономика Румынии страдала сочетанием продуктивных и неэффективных элементов, опиралась на материальные планы, а не на прибыль. Это приводило к фальсификации статистических данных и большим запасам непроданной продукции[2].

Румынская экономика имела сильный перекос в сторону крупных предприятий: 87 % всех промышленных рабочих и 85 % промышленного производства были сосредоточены на предприятиях численностью более 1000 сотрудников. Это приводило к недостатку гибкости экономики страны[1].

Международные кредиты

В начале 1970-х годов западные страны готовы были финансировать приобретение Румынией новых технологий. С помощью кредитов, выданных по политическим соображениям[2]. В итоге долги Румынии западным кредиторам выросли с 1,2 млрд долларов (1971 год) до рекордных 13 млрд долларов в 1982 году[4]. А энергетический кризис 1970-х годов, в сочетании с повышением процентных ставок, сделали Румынию неспособной платить по долгам[2].

В 1981 году чтобы погасить свои долги должным образом, Румыния запросила у Международного валютного фонда кредитную линию[2] и затем стала проводить курс по выплате всех своих долгов[5]. Как рекомендовали в МВФ, импорт был сокращён, а экспорт — увеличен. Эффект от сокращения импорта в Румынии, бывшей чистым импортёром продовольствия с Запада, однако, не был правильно оценен зарубежными аналитиками. Всё это привело к нехватке продовольствия[6].

К 1986 году Чаушеску выплатил половину долга Румынии[5], а в начале 1989 года — выплатил все долги страны, с опережением графика оплаты.

Тем не менее, политика жесткой экономии продолжалась — даже после выплаты всех долгов.

Политика экономии

Чаушеску начал свою программу жёсткой экономии с непоколебимым планированием и без централизованного реформирования. Внутренние энергетические ресурсы были направлены властями на неэффективную продукцию, предназначенную для экспорта. Даже предметы первой необходимости, такие как продукты питания, отопления, электричества и медицинской помощи были нормированы. Инфраструктуру в итоге оставили распадаться[2]. По данным МВФ, в связи с жёсткой экономией, в 1983 году уровень падения жизни румын составил от 19 % до 40 %[4].

Инфляция и снижение реальных доходов населения

Начиная с 1978 года правительство страны приступило к повышению цен, которые были стабильными до сих пор. Во время первой волны роста, повысились цены на еду, услуги, общественный транспорт, одежду, древесину и изделия из неё. В 1979 году вторая волна повышения цен затронула энергоносители. Были повышены цены на бензин, природный газ и электроэнергию[4].

На протяжении 1982 года цены были ещё увеличены. Первоначально планом предусматривалось только однажды значительно увеличить цены по основным продуктам. Но в конечном счёте было принято решение повышать цены постепенно и для всех продуктов. В итоге за один 1982 год цены увеличились на 35 %. Наряду с ограничением использования энергии, цена на неё была увеличена, например: рост на электричество составил 30 %, а на природный газ — 150 %[7].

В октябре 1982 года ЦК РКП одобрил закон об участии работников в инвестиционных фондах государственных компаний. Посредством этого документа, рабочие получили «право» (на практике это было обязательным) инвестировать деньги — стали, теоретически, совладельцами компании. Практически это означало снижение заработной платы на ту долю, которая была отдана в инвестиционный фонд компании. В декабре 1982 года была проведена ещё одна реформа, по системе зарплат. Суть её заключалась в том, что часть зарплаты должна была быть выплачена рабочим, только если компания достигла своей цели. Эта часть изначально равнялась 24 %, а затем увеличилась до 27 %. Эти цели часто не достигались. Де-факто это означало опять уменьшение заработной платы[7].

Реальные доходы населения начали сокращаться не только из-за инфляции, но и из-за отсутствия в открытой продаже определённых товаров. В то же время процветал чёрный рынок, недоступный большинству людей[4].

Государственные сокращения

По утверждению румынского историка, Влада Георгеску, государство, похоже, отказалось от своих социальных функций, а "социальные расходы" в 1980-х годах сократились. Так, согласно данным, предоставленным в СЭВ, в период с 1980 года по 1985 год, сокращения коснулись: расходов на жилищную сферу (37%), здравоохранение (17%), а также на образование, культуру и науку (53%)[4].

Сокращения на здравоохранение привели к увеличению младенческой смертности (один из самых высоких в Европе) и повышению количества заболевших СПИДом[3]. Болезнь передавалась в больницах, через повторное использование игл для подкожных инъекций.

Нехватка продовольствия

Сельское хозяйство Румынии игнорировалось, так как правительство страны было сосредоточено на её индустриализацию. При этом более 30% рабочей силы было занято в сельском хозяйстве, которое было крайне неэффективным. При этом денежных средств вкладывалось в хозяйство мало и неправильно. Несмотря на это, сельскому хозяйству Румынии всё еще не хватало рабочей силы. Пытаясь всячески решить проблему, государство ежегодно принимало миллионы школьников и студентов (2,5 млн в 1981 году, 2 млн в 1982 году), которые занимались сбором урожая или любой другой работой, необходимой в полях[4].

Румыния начала испытывать хроническую нехватку продовольствия. Несмотря на все попытки правительства решить проблемы, они сохранялись на всём протяжении 1980-х годов. Начиная с 1983 года, колхозы и единоличники должны были сдавать продукцию государству (нечто подобное в 1956 отменялось). А при продаже своей продукции на фермерских рынках они должны были придерживаться строгих ценовых потолков, установленных властями[4].

В 1981 году на основные продукты питания была установлена карточная система. Карточки были введены на хлеб, молоко, растительное масло, сахар и мясо[6]. По инициативе Чаушеску стартовала программа «Рационального питания», в качестве «научного плана» для ограничения потребления румынами калорий. Утверждалось, что румыны едят слишком много. Чаушеску пытался уменьшить потребление гражданами калорий на 9-15 %, до ежедневного показателя в 2,8-3, килокалорий. А в декабре 1983 года вышла новая диетическая программа (на 1984 год), которая устанавливала потребление даже ниже допустимого уровня[4].

Потребление энергии

Выработку электроэнергии и централизованное теплоснабжение часто останавливали, в целях экономии энергии, что приводило к невыносимой зиме[4]. В большинстве квартир до одного дня в неделю было уменьшено потребление горячей воды. Неожиданные отключения электроэнергии затронули даже больницы, которые должны регулярно функционировать. Например, зимой 1983 года, десятки новорождённых детей, находившихся в отделениях интенсивной терапии умерли, из-за отключения электроэнергии в инкубаторах[6]. Уличное освещение было часто выключено и, как правило, сведено к минимуму[7].

Бензин был строго нормирован. Частным автовладельцам разрешалось покупать до 30 литров бензина в месяц[6]. Регулярно вводились запреты на частное вождение. В целях экономии топлива, СМИ даже обращались к крестьянам, чтобы заменить механические работы ручными и использовать телеги и лошадей вместо грузовых автомобилей и тракторов[4].

Революция 1989 года

Жёсткая экономия, а также политические репрессии стали основными причинами протестов и разразившейся в 1989 году революции. Экономическая политика Чаушеску изолировала его не только от народа, но и от партии (как видно по «Письму Шести», в марте 1989 года), а также от армии[3].

Напишите отзыв о статье "Политика жёсткой экономии СРР (1980-е)"

Примечания

  1. 1 2 3 Daniel Dăianu, "Fiscal and Monetary Policies", стр. 391-417
  2. 1 2 3 4 5 6 Wally Bacon, "Economic Reform", стр. 373-390
  3. 1 2 3 4 Stephen D. Roper, Romania: The Unfinished Revolution, Routledge, 2000, ISBN 978-90-5823-028-7
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Vlad Georgescu, The Romanians: A History, Ohio State University Press, 1991, ISBN 0814205119
  5. 1 2 [www.nytimes.com/1986/11/28/business/debt-halved-romania-says.html Debt Halved, Romania Says], The New York Times November 28, 1986
  6. 1 2 3 4 Dennis Deletant, Ceauşescu and the Securitate: Coercion and Dissent in Romania, 1965-1989, M.E. Sharpe, London, 1995, ISBN 1-56324-633-3
  7. 1 2 3 Adam Burakovski: Dictatura lui Nicolae Ceaușescu, 1965-1989 - Geniul Carpaților, Polirom, 2011, ISBN 978-973-46-1963-4

Литература

Отрывок, характеризующий Политика жёсткой экономии СРР (1980-е)

Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.