Политическая система Швеции

Швеция является конституционной монархией. Главой государства является король. Государство управляется правительством во главе с премьер-министром, который выбирается парламентом — Риксдагом. Парламент переизбирается всеобщим голосованием каждые четыре года. Нынешним королём Швеции с 1973 года является Карл XVI Густав.

Исполнительная власть принадлежит правительству, законодательная — народному представительству (Риксдагу). Судебная власть Швеции является независимой.

Популярность шведской модели правления, покоится на старых традициях. Шведский риксдаг ведёт происхождение от древней судебной системы германских народов, тингов и выборов королей в эпоху викингов.

Старейшие исторически достоверные сведения о монархии в Швеции обнаружены в легендах о королевстве свеев, относящихся к IX веку. Эти легенды содержат описание путешествий христианского миссионера Ансгария в торговый центр государства свеев — Бирку. Однако точные имена шведских королей известны только с периода около 980 года.

Правительство Швеции придерживается принципов парламентаризма (юридически с 1975, а фактически с 1917 года).

Исторический фон

В период раннего Средневековья власть короля была ограничена и сводилась в основном к функции командующего войсками во время войны. Настоящая политическая власть принадлежала «лагманам», возглавляющим различные провинции, которые ещё в XIII веке были в большинстве своём самостоятельными административными единицами. Однако с помощью церкви центральная власть укреплялась. Это выразилось, в частности, в том, что во второй половине XIII века были введены законы, общие для всего королевства, так же как Великая хартия вольностей Магнуса Эрикссона, заменившая в 1350 году законы отдельных провинций.

Хартию Магнуса Эрикссона, вошедшую в свод законов страны, часто называют первой шведской конституцией. Она содержит предписания относительно выборов короля, а также задач и полномочий его совета.

В период Средневековья шведские короли были выборными. Знать, в течение XIV и XV веков став настоящей аристократией, получила большую политическую власть в результате своего влияния на выборы короля. Швеция становилась феодальным государством. Но до того, как её развитие стало таким же, как и в остальной Европе шведские монархи пытались укрепить центральную власть с помощью бюргеров и крестьян-землевладельцев. В XV веке это привело к созданию риксдага (парламента), состоявшего из представителей четырёх сословий: знати, духовенства, бюргеров и крестьян-землевладельцев. Во время правления Густава Васы (1521—1560) монархия окончательно укрепилась, и королевский трон стал передаваться по наследству. Это было время Реформации, когда король сделал себя главой шведской церкви, и управление страной стало крайне централизованным, следуя немецкому образцу.

Королевский абсолютизм

Как и в большинстве европейских стран, в XVI и XVII века Швеция характеризовались появлением всё более эффективной и централизованной администрации. В военном и международном отношении положение Швеции резко изменилось после того, как она вступила в Тридцатилетнюю войну во время правления короля Густава II Адольфа (1611—1632). В результате своих военных успехов Швеция стала великой державой и ведущим государством северной Европы. Хотя риксрод (государственный совет) в то время обладал большим влиянием — например, в царствование королевы Кристины и короля Карла XI — власть короля становилась всё более неограниченной, и с 1680 года король стал Божьей милостью всесильным правителем. Важной вехой этого периода была Конституция 1634 года, которую риксрод использовал для защиты остающихся у него полномочий. Однако ни один из последующих монархов, таких как королева Кристина (годы правления 1644—1654), Карл X Густав (годы правления 1654—1660) или Карл XI (годы правления 1672—1697) не считал себя связанным этой конституцией, и на сессии риксдага 1680 года эта конституция была формально аннулирована и провозглашена абсолютная власть короля. Государственный совет был заменён Королевским советом, всецело подчинённым королю.

«Эра свобод»

Неудачи и поражения в Северной войне (1700—1721) и смерть Карла XII в 1718 году привели к бурной реакции против королевского абсолютизма, который при Карле XI и Карле XII развился в настоящую диктатуру. Требования новой формы правления нашли своё выражение в конституции 1720 года. По этой конституции власть короля была сведена всего к двум голосам в риксроде, ведущий член которого, президент канцелярии, стал фактически главой правительства. Совет, в свою очередь, был ответственен перед риксдагом, и в течение так называемой «Эры свобод» (1720—1772) форма правления развивалась в парламентском направлении, т. е. риксрод представлял большинство в риксдаге и его состав изменялся в соответствии с составом этого большинства. В то же время улучшалось положение недворянских сословий. Когда разногласия в риксдаге перешли в конфликт между дворянами и низшими сословиями, Густав III (годы правления 1771—1792) при поддержке большинства дворян, с помощью государственного переворота в 1772 году захватил власть.

Густавианское самодержавие

В густавианский период (1772—1809) власть короля ещё более укрепилась. Полное неприятие Густавом III и Густавом IV Адольфом французской революции с её идеями разделения власти, конституционализма и демократии явилось причиной конфликта с большей частью как аристократии, так и разночинцев в Швеции. Это привело к убийству Густава III в 1792 году в результате заговора группы дворян, фанатически сопротивлявшихся самодержавному правлению короля. Поражение в войне против России (1808—1809), когда была потеряна Финляндия, привело к государственному перевороту, свержению Густава IV Адольфа и принятию новой конституции.

Монархия в Конституции 1809 года

Конституция 1809 года действовала до 1975 года и была, таким образом, четвертой в мире после конституции США, Речи Посполитой и Франции (см. [en.wikipedia.org/wiki/French_Constitution_of_1791 Французская Конституция 1791 (англ.)]). Она была сформулирована в соответствии с теорией Монтескье о разделении власти, с учётом конституционного развития Швеции. Король был единственным правителем страны, но при нём был Совет министров, который должен был подписывать, т. е. утверждать все решения. Законодательная власть была поделена поровну между королём и риксдагом, в то время, как взимать налоги мог только риксдаг.

Первый Бернадот

После переворота 1809 года, когда был свергнут Густав IV Адольф, королём стал его дядя, герцог Карл, вступивший на трон под именем Карла XIII. Так как Карл XIII был стар и не имел детей, необходимо было найти ему преемника. Сначала выбор пал на датского принца Карла Августа Аугустенбургского, но вскоре по прибытии в Швецию он умер, и в 1810 году наследником шведского престола был избран французский маршал Жан Батист Бернадот, принявший имя Карла Юхана. Одной из причин этого выбора было желание вступить в союз с Францией и Наполеоном, в надежде получить поддержку последнего и отвоевать обратно Финляндию. После своего прибытия в Швецию наследный принц Карл Юхан фактически стал королём государства. В 1812 году он начал проводить совсем иную политику, присоединился к коалиции против Наполеона, по Кильскому мирному договору отвоевал Норвегию у Дании и после недолгой кампании вынудил Норвегию вступить в унию со Швецией в 1814 году. Уния просуществовала до 1905 года.

Прибытие Карла Юхана в Швецию стало также началом новой эры во внутренней политике. Толкование Конституции 1809 года и практические мероприятия, осуществляемые в её рамках, в большей степени носят отпечаток личных идей и желаний короля на протяжении всего его правления (1818—1844).

Сам Карл Юхан обязан своей карьерой французской революции. Без неё он, не будучи дворянином, никогда не поднялся бы выше унтер-офицерского чина. И всё же, несмотря на своё происхождение и карьеру, Карлу Юхану было трудно с самого начала терпеть ограничения его власти, записанные в шведской конституции. Даже в бытность его наследным принцем он действовал наперекор более независимым членам Совета.

Когда после смерти Карла XIII в 1818 году он стал королём, Карл XIV Юхан всё чаще выбирал своих министров среди лояльных бюрократов, выполнявших его приказы без возражений. С течением времени он становился всё более самовластным. Прежний революционер превращался в единовластного монарха старого стиля.

На пути к парламентаризму и демократии

С распространением либерализма в середине XIX века началась борьба, связанная с вопросом о личной власти короля. С того момента, как наследный принц Карл принял правление в 1857 году и до окончательной капитуляции Густафа V перед требованиями парламентаризма и демократии в 1918 году борьба за королевскую власть была основной темой истории шведских монархов.

Несмотря на то, что после департаментской реформы 1840 года статус министров укрепился (теперь каждый министр возглавлял свой департамент), они в основном оставались служащими короля в течение правления Оскара I (1844—1859). Он их назначал, и они политически зависели от него. Совет как самостоятельный фактор власти играл подчинённую роль. Настоящего кабинета министров в полном смысле этого слова при Оскаре I не было.

Ситуация изменилась во время правления Карла XV (1859—1872). С самого начала Совет выступал как единое целое и во многих случаях играл решающую роль в шведской политике. Например, в таких жизненно важных вопросах как отношения с Норвегией в период 1858—1860 и помощь Дании в войне с Германией в 1864 году. Что же касается парламентской реформы 1866 года, то именно Совет и риксдаг, а не король, формировали шведскую политику и в критических ситуациях принимали окончательные решения.

Оскар II (правил 1872—1907), наоборот, стремился играть более активную роль в руководстве развитием, чем его брат и предшественник. По своей инициативе он встречался с ведущими политиками и старался оказывать на них влияние в частных беседах. В своих отношениях с Советом он старался использовать королевскую власть для утверждения своего мнения при принятии политических решений.

Однако стремления Оскара II утвердить свою личную власть не увенчались большим успехом. Главным образом потому, что после реформы 1866 года, означающей упразднение старого сословного и создание нового двухпалатного риксдага, риксдаг становился всё сильнее и поддерживал Совет против короля.

Ограничение избирательного права и выборные цензы, записанные в Акте о Риксдаге 1866 года означали, что первая палата была форумом для помещиков, крупных чиновников, коммерсантов и промышленников, а во второй палате в большинстве были крестьяне-землевладельцы.

Требования первой палаты об усилении обороны страны и расширении государственной администрации плохо увязывались со строгой экономией и политикой, направленной против субсидий, которую проводила вторая палата, а также с её настоятельными требованиями упразднить поземельный налог. Политическая жизнь превращалась в окопную войну между палатами риксдага. Инициативы короля, в большинстве своём консервативного характера, касающиеся в основном вопросов перевооружения и повышения зарплаты государственным служащим, были сведены на нет оппозицией второй палаты. Лишь в 1890-е годы был найден компромисс и стало возможным решить проблему поземельных налогов и обороны. Но за этим стоял уже не король, а его премьер-министр. Власть ускользала из рук стареющего короля.

В конце концов Оскар II отступил в борьбе за личную королевскую власть. Однако финальная битва разыгралась позднее — в царствие его преемника, Густафа V.

Когда Густаф V стал королём в 1907 году, он воздержался от коронации и таким образом стал первым некоронованным королём на шведском троне. Но этот его жест вряд ли можно считать признаком демократизации его взглядов. Это скорее была реакция на пристрастие Оскара II к разного рода церемониям, так как Густаф V не любил участвовать в таких спектаклях.

Но в то же время он был готов к борьбе за статус короля как такового. Первые десять лет царствования Густафа V были отмечены его усилиями утвердить личную власть монарха. Конфликт достиг своей высшей точки в 1914 году, когда Густаф V произнёс свою знаменитую речь с балкона дворца.

Основным пунктом речи был вопрос об обороне страны. Король требовал немедленно принять решение об усилении вооружённых сил Швеции, в то время, как либеральное правительство, пришедшее к власти отчасти потому, что обещало разоружение, хотело действовать постепенно. В поддержку короля в вопросе о вооружённых силах в феврале 1914 года был организован так называемый «крестьянский поход», в котором приняли участие более 30 000 крестьян со всех концов страны. Они собрались во дворе королевского дворца в Стокгольме.

Но крестьянский поход сам по себе не был причиной острого политического кризиса с последующей затем сменой правительства, роспуском риксдага и новыми всеобщими выборами. Причиной была речь короля к крестьянам, в которой он высказывал те же требования, что и они, — немедленно укрепить вооружённые силы страны.

Речь короля была попыткой применить внепарламентские методы для осуществления своей воли в вопросе обороны, не принимая во внимание законное правительство страны. Причиной конфликта стал теперь не столько вопрос обороны. Теперь также — и прежде всего — это был вопрос о том, кто же в действительности управляет страной — лично король или правительство во главе с премьер-министром.

С современной точки зрения, в свете толкования Конституции, общепринятого в течение многих десятилетий, король Густаф V превысил свою власть, когда он выступил с этой речью без согласия правительства. Однако до Первой мировой войны шведская конституция отличалась от современной. В 1914 году положение конституции, гласившее, что «король единолично управляет государством», не было пустой фразой.

В обращении к крестьянам с балкона своего дворца Густаф V убедительно и искусно выступал в защиту личной власти короля, и всё же, борьба за королевскую власть была обречена на поражение. Будущее принадлежало демократии и парламентаризму.

Акция Густафа V легко могла привести к дальнейшим поражениям. Требования отречения короля и провозглашения республики уже носились в воздухе. Но Густафа V спасла сама проблема, в связи с которой он предпринял свою акцию — оборона страны. Относительно ситуации в Европе он оказался более проницательным, чем ведущие политики. В июне 1914 года прозвучал выстрел в Сараево. В августе разразилась Первая мировая война. Швеция объявила мобилизацию, и вопрос обороны был решён в духе единства.

Однако единоличная власть монарха канула в Лету.

На выборах 1917 года победили партии левого крыла, то есть либералы и социал-демократы. Густаф V должен был ещё раз признать либеральное правительство, на этот раз в коалиции с социал-демократами, впервые вошедшими в правительство. Не без колебаний допустил король в правительство представителей партии, в программе которой одним из пунктов было установление республики.

Таким образом, парламентаризм одержал окончательную победу; с тех пор риксдаг, а не король, решает, каким будет правительство Швеции. После окончания Первой мировой войны в конституцию был внесён ряд поправок, ещё более ослабивших позицию короля и означавших окончательную победу демократии.

Демократическая монархия

Несмотря на поражение в борьбе за личную власть короля, Густаф V снискал любовь народа во время своего правления (1907—1950). В годы Второй мировой войны он был символом единства нации. Это значит, что монархия своими корнями уходит в личную популярность короля.

Король Густаф VI Адольф строго соблюдал правила относительно конституционной монархии, сформулированные во время его правления (1950—1973). Он, возможно, более, чем другие, и надо признать, немногие современные монархи, помог создать новый тип монархии — демократическую монархию.

Почти на протяжении всего царствования Густафа VI Адольфа шла работа над новой конституцией, которая была принята в 1975 году вместо конституции 1809 года. В период подготовки конституционной реформы никто, возможно, не сыграл такой важной роли для сохранения монархии в Швеции, как Густаф VI Адольф.

Есть несколько причин, почему, несмотря на требования провозглашения республики, ему удалось направить практически единодушное общественное мнение на пользу сохранения монархии. Основной причиной этого были личные качества короля.

Одним из факторов, имевших, несомненно, большое значение в этой связи, была широкая образованность Густафа VI Адольфа и его интересы в областях, выходивших далеко за пределы его собственного «призвания». Так, его имя пользовалось глубоким уважением среди археологов.

Другим свойством личности короля, в высшей степени способствовавшим его популярности, была его естественная, непринуждённая манера общения с людьми. Он намеренно избегал церемониальности и пышности.

Большим вкладом Густафа VI Адольфа в историю Швеции было то, что во время его правления он сумел трансформировать монархию в соответствии с изменениями в современном шведском обществе и таким образом создать условия для сохранения монархии в Швеции и членов династии Бернадотов на шведском троне.

Монархия в конституции 1975 года

Положения конституции 1809 года, регулирующие обязанности короля, открываются словами: «Король единолично управляет государством». Это его право было ограничено лишь тем, что он был обязан консультироваться с Советом, который он сам же и назначал.

Однако задолго до принятия новой конституции 1975 года, процесс превращения Швеции в парламентарное и демократическое государство сделал право короля «единолично управлять государством» пустой фразой.

Конституция 1975 года открывается словами: «Вся государственная власть в Швеции исходит от народа», и, соответственно, вся политическая власть находится в руках риксдага и правительства.

По новой конституции обязанности короля состоят в следующем:

• Король является главой государства.
• Он открывает риксдаг каждый год в октябре.
• Он председательствует на специальных заседаниях кабинета министров при смене правительства, а также во время так называемых информационных заседаний кабинета, где члены правительства информируют его о текущих событиях в стране.
• Он является председателем Консультативного внешнеполитического комитета, то есть комитета, избранного риксдагом для консультаций между правительством и риксдагом по внешнеполитическим вопросам.
• Король имеет наивысшее воинское звание. Однако вооружённые силы страны подчиняются только правительству.
• В качестве главы государства он принимает верительные грамоты от иностранных дипломатов и подписывает верительные грамоты шведских послов.

Согласно новой конституции, таким образом, обязанности короля носят в основном представительский и церемониальный характер. По просьбе правительства король принимает глав других государств и выезжает с государственными визитами в другие страны. Как правило, во время этих визитов короля сопровождают один или два члена правительства, которые обсуждают вопросы политики, экономики и культуры, с представителями правительства принимающей страны.

Король обладает неприкосновенностью перед законом, то есть не может быть привлечён к ответственности за свои поступки в соответствии с уголовным правом, однако ему может быть предъявлен иск в суде в соответствии с гражданским правом. Король обязан представлять декларацию о своих личных доходах и имуществе и платить налоги, как и все граждане Швеции.

Каждый год риксдаг решает, какая сумма будет выделена королю для выполнения его обязанностей. Члены королевской семьи имеют право голоса, но по установившейся традиции воздерживаются от голосования.

Новый акт о престолонаследии

Согласно новому Акту о престолонаследии 1980 года, сменившему Акт 1810 года, шведский трон наследуется в порядке первородства, то есть трон наследует старший из детей короля и королевы, независимо от его пола. Таким образом, принцесса Виктория, родившаяся 14 июля 1977 года, является наследницей шведского трона.

Информация из брошюры Шведского института из серии «Общие данные о Швеции».

Отрывок, характеризующий Политическая система Швеции

– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.