Политические партии США

Политические партии Соединённых Штатов Америки играют важную роль в политической системе и жизни страны, несмотря на то, что Конституция Соединённых Штатов не оговаривает особо их существование. Традиционно для США характерна двухпартийная система, когда с середины XIX века в политике доминируют две большие партии, регулярно сменяющие друг друга у власти.

Политологи и историки делят развитие двухпартийной системы Америки на пять эпох. Современная двухпартийная система состоит из Демократической и Республиканской партий, которые неизменно побеждают на президентских выборах с 1852 года и контролируют Конгресс Соединённых Штатов с 1856 года. Начиная с 1930-х годов демократы в целом занимают в американской политике позиции чуть левее центра, в то время как республиканцы находятся правее центра.

Помимо двух ведущих партий в США действуют ещё 38 федеральных третьих партий, не считая региональных, но влияния на политику они почти не оказывают. Лишь время от времени кому-нибудь из членов малых партий удаётся добиться избрания в Палату представителей или Сенат. В некоторых штатах существуют партии пользующиеся реальным влиянием на региональную политику, например, Вермонтская прогрессивная партия.

История

16 сентября 1787 года на Конституционном конвенте в Филадельфии была принята Конституция США. В ней не было ни слова о политических партиях, которых на тот момент в стране не существовало. Мало того, отцы-основатели молодой североамериканской республики были противниками деления общества на партии. Так, в «Записках федералиста» Александр Гамильтон в 9-й статье и Джеймс Мэдисон в 10-й, писали о вреде внутренних политических фракций. Джордж Вашингтон не был членом какой-либо партии ни на момент своего избрания, ни в течение пребывания на посту первого президента США. Кроме того, он, опасаясь конфликтов и застоя, считал, что «в правительствах народного толка, в избранных правительствах такого рода [партийный] дух не следует поощрять». Тем не менее, необходимость завоёвывать поддержку избирателей на выборах привела к тому, что уже в начале 1790-х годов образовались первые политические партии. Примечательно, что начало американской партийной системе заложили именно критики партий, Гамильтон и Мэдисон.

Первая партийная система

Первой партией США стала Федералистская партия (англ. Federalist Party или Federal Party). Она была создана во время первого президентского срока Вашингтона министром финансов Гамильтоном из своих сторонников, в основном горожан Новой Англии, поддерживавших его политику. Гамильтон выступал за сильное центральное правительство, развитие промышленности и торговли, для чего считал необходимым улучшить отношения с Великобританией, образование Центрального банка. Федералисты контролировали федеральное правительство до 1801 года. В 1796 году федералист Джон Адамс стал первым в истории США партийным президентом и первым главой государства избранным на альтернативной основе. Партия была активна с 1792 по 1816 годы. Полностью прекратила существование в 1820-х годах.

Главным оппонентом федералистов стала Демократическо-республиканская партия (англ. Democratic-Republican Party), созданная в 1792 году Джеймсом Мэдисоном, бывшим соратником Вашингтона и Гамильтона, и Томасом Джефферсоном, занимавшим пост государственного секретаря в первом кабинете президента Вашингтона. После того как в 1800 году Джон Адамс не сумел добиться переизбрания, а федералисты навсегда потеряли большинство в Палате представителей и Сенате, Демократическо-республиканская партия стала доминирующей политической силой в Соединённых Штатах.

Постепенно влияние и мощь джефферсоновских республиканцев росли, в то время как элитарность их оппонентов отталкивала от них избирателей. Сокрушительный удар по федералистам был нанесён в середине 1810-х годов, когда они отказались поддержать Англо-американскую войну 1812—1815 годов, что поставило партию на грань раскола. Разгромное поражение оппозиции на выборах 1816 года и наступившая после него Эпоха добрых чувств (англ. Era of Good Feelings, 1816—1824) положили конец Первой партийной системы. Восемь лет, в течение которых одна партия практически безраздельно царила на политической сцене, привели к тому, что партийная дисциплина потеряла свою актуальность и республиканцы распались на несколько фракций.

Вторая партийная система

В 1828 году раскол в рядах Демократической-республиканской партии положил начало Второй партийной системе. В результате постепенного распада доминирующей партии возникли фракции сторонников президента Джона Куинси Адамса и губернатора Флориды Эндрю Джексона. Первая фракция эволюционировала в Национальную республиканскую партию (англ. National Republican Party), а сторонники Джексона образовали современную Демократическую партию (англ. Democratic Party). После поражения Д. К. Адамса на выборах 1828 года национальных республиканцев возглавил влиятельный сенатор от штата Кентукки Генри Клей. Платформой Национальной республиканской партии стала Американская система Клея, которая, в частности предусматривала введение протекционистских тарифов с целью ускорить экономическое развитие страны. Также, партия, рассматривая Соединённые Штаты как органическое целое, ратовала за развитие национального единства и гармонии, обвиняя оппонентов, в том, что они ставят местные интересы выше национальных.

На этом процесс партийного строительства не закончился. После того как национальные республиканцы вновь потерпели поражение, теперь на выборах 1832 года, они вошли в коалицию с Антимасонской партией и рядом других политических организаций, образовав впоследствии Партию вигов (англ. Whig Party).

Период Второй партийной системы характеризовался доминированием демократов на политической сцене США, лишь изредка вигам удавалось взять власть в свои руки. На руку демократам играла разношёрстность их соперников, которые не всегда могли договориться между собой. Так, на президентских выборах 1836 года виги выдвинули сразу четырёх кандидатов. Малые партии в тот период популярностью и влиянием не пользовались и не могли составить конкуренцию на выборах демократам и вигам.

Демократы 1830-х—1840-х годов выступали за сильную исполнительную власть и против банка Соединённых Штатов, а также за минимизацию вмешательства государства в экономику и политику. Значительную часть электората партии составляли жители Юга (дикси), она была тесно связана с плантаторами-рабовладельцами и банкирами. Вследствие этого демократы были за сохранение рабства и выступали против протекционизма, не желая торговых войн с Англией, крупнейшим покупателем американского хлопка. Виги, большую часть сторонников которых составляли фермеры и жители промышленных городов Севера, наоборот, провозглашали главенство Конгресса над исполнительной властью и продвигали программу модернизации и экономического протекционизма. Центральными политическими вопросами этого времени стали так называемая Банковская война (англ. Bank War), конфликт между президентом Джексоном и главой Второго банка Николасом Бидлом, который спровоцировал общенациональную рецессию 1834 года, а также «Система добычи» (англ. Spoils system), широко распространённая в то время практика найма и продвижения правительственных служащих из числа своих сторонников.

В конце 1840-х — начале 1850-х годов в США обострились вопросы прав штатов и введения рабства на новых территориях, что привело к расколу Партии вигов. Внутри неё сформировались две фракции: «Совесть» (англ. Conscience), состоявшая из северян и выступавшая за ограничение распространения рабства, и «Хлопок» (англ. Cotton), объединявшая преимущественно южан, поддерживавших введение рабства в новых штатах. Окончательно партия раскололась при обсуждении «Компромисса 1850 года» и «Закона Канзас-Небраска» 1854 года. В результате «хлопковые виги» присоединились к демократам и партия потерпела поражение на президентских выборах 1852 года. В 1854 году большинство северных вигов вступило в новую Республиканскую партию. К 1856 году остатки вигов перешли в Американскую партию (англ. American Party).

Третья партийная система

Третья партийная система сформировалась в 1854 году после создания Республиканской партии (англ. Republican Party), организованной как объединение противников рабства и выражающей интересы северных штатов, с их промышленными городами и фермерами, в противовес элитарной Демократической партии, традиционно связанной с плантаторами Юга. Республиканцы хотели установить высокие пошлины на ввоз промышленных товаров из Европы и требовали запретить распространение рабства на новых территориях с тем, чтобы в дальнейшем раздавать земли новых штатов бесплатно всем желающим.

На выборах 1860 года демократы раскололись на северную и южную фракции. Не сумев договориться о едином кандидате каждая группа выдвинула своего претендента. Часть демократов и вовсе вышли из партии, основав Партию конституционного союза (англ. Constitutional Union Party) и выдвинув своего кандидата. В результате на выборах победил республиканец А. Линкольн, что спровоцировало отделение южных штатов и Гражданскую войну. После победы северян в войне республиканцы почти 20 лет непрерывно правили США. За время своего доминирования Республиканская партия осуществила многие идеи, предложенные ещё вигами. Среди них учреждение национальных банков, стимулирование железнодорожного строительства, повышение импортных тарифов.

Четвёртая партийная система

Четвёртая партийная система существовала с 1896 по 1932 годы. Всё это время основными партиями США по прежнему оставались республиканцы и демократы, с преобладанием первых. Роль малых партий несколько возросла, но по-прежнему оставалась незначительной. Наибольших успехов добились социалисты, чей лидер Юджин Виктор Дебс дважды, в 1912 и 1920 годах, набирал на выборах президента более 900 тыс. голосов, а также Партия сторонников «сухого закона» (англ. Prohibition Party, PRO), чьи кандидаты длительное время стабильно набирали не менее 1 % голосов.

Годы с 1890 до 1920 вошли в историю как «Прогрессивная эра» (англ. Progressive Era) и отличались высокой социальной активностью. Одной из основных целей прогрессивного движения, в которое входили поначалу в основном республиканцы, а позже и многие демократы, была борьба с коррупцией. В результате действий прогрессистов удалось значительно реформировать местное самоуправление, образование, медицину, финансы, страхование, промышленность, транспорт и другие области.

Четвёртая партийная система знаменательна также и начавшейся трансформацией главных политических партий. Если ещё в начале XX века демократы считались консервативной политической силой, в то время как в Республиканской партии преобладали прогрессистские взгляды, то уже в 1910-х годах ситуация начинает меняться, чему способствовал недолгий раскол среди республиканцев и образование в 1912 году Прогрессивной партии, а также то что демократов возглавил либерально настроенный Вудро Вильсон, дважды избиравшийся президентом.

Пятая партийная система

Великая депрессия привела к сокрушительному поражению президента-республиканца Г. Гувера и тем самым ознаменовала крах Четвёртой партийной системы. Пятая партийная система оформилась в 1933 году, после того как новый президент Ф. Д. Рузвельт сформировал так называемую «Коалицию нового курса» (англ. New Deal coalition), включавшую демократические партии штатов, так называемые «политические машины» (англ. Political machine), профсоюзы и входивших в них «синих воротничков» (англ. Blue-collar worker), меньшинства (расовые, этнические и религиозные), фермеров, белых южан (преимущественно бедных), безработных и либерально настроенную интеллигенцию. К сторонникам Рузвельта примкнули даже часть республиканцев. Успешная политика Рузвельта и созданная им «Коалиция нового курса» позволили демократам побеждать на президентских выборах 20 лет подряд, с 1932 по 1952 годы.

Начиная с 1930-х годов в американской политике начали широко использовать термин «либеральный», вначале для обозначения сторонников рузвельтовского курса, в то время как «консерваторами» обозначали их противников. Коалиция так и не была формально организована и её участники часто не соглашались с друг другом. Коалиция как правило придерживалась либеральных предложений во внутренних делах, но была менее единой в плане внешней политики и расовых вопросов. Окончательно коалиция развалилась во время выборов 1968 года, когда внутри Демократической партии произошёл раскол из-за войны во Вьетнаме.

Современная американская партийная система

Современная партийная система в Соединённых Штатах характеризуется доминирующим положением двух партий, Демократической и Республиканской. Эти две партии контролируют как Конгресс Соединённых Штатов, так и Законодательные собрания всех штатов. Также демократы и республиканцы выигрывают президентские выборы и в большинстве случаев выборы губернаторов штатов и мэров городов. Другие партии лишь время от времени добиваются небольшого представительства на уровне федеральном и штатах, чаще всего не имея возможности реально влиять на политику даже на местном уровне.

На президентских выборах с начала XX века маловлиятельные и в основном недолгоживущие «третьи» партии и силы лишь эпизодически добивались хотя бы относительно значительных результатов: второе место Прогрессивной партии в 1912 году (27 % голосов избирателей и 88 выборщиков), а также третьи места независимого кандидата Росса Перо в 1992 (19 % и 0 выборщиков), Прогрессивной партии в 1924 (17 % и 23 выборщика) и Независимой партии в 1968 (14 % и 46 выборщиков).

Политические партии современности

Демократическая партия

Демократическая партия является одной из двух основных политических партий в США. Это старейшая политическая партия в стране и одна из старейших в мире.

Со времён В. Вильсона Демократическая партия последовательно позиционирует себя более либеральной, чем Республиканская как в экономических, так и в социальных вопросах. Окончательно место демократов в левом центре зафиксировал Ф. Д. Рузвельт, который до сих пор имеет сильное влияние на американский либерализм. Позднее именно президент-демократ Л. Б. Джонсон предложил создать «Великое общество», в котором не будет бедности. Для этого он добился учреждения государственной медицинской страховки (Medicare), создания «учительского корпуса», введения программы жилищных субсидий нуждающимся семьям, программы «образцовых городов», новых мер по борьбе с загрязнением воды и воздуха, программы строительства улучшенных автомагистралей, увеличения выплат по социальному страхованию, улучшения положения в области медицинской и профессиональной реабилитации.

В первой половине XX века демократы, явно или неявно выступая за расовое разделение, пользовались поддержкой белого населения Юга. Но именно демократ Трумэн во второй половине 1940-х годов начал политику десегрегации на Юге, что привело к образованию движения «Диксикраты». В 1960-х годах другой президент-демократ Джонсон продолжил эту политику, приняв «Акт о гражданских правах» 1964 года, поставивший расовую сегрегацию вне закона. Тогда же республиканцы во главе с Барри Голдуотером, Ричардом Никсоном и Рональдом Рейганом начали проводить «новую южную стратегию». Всё это привело к формированию движения так называемых «демократов голубого пса», то есть демократов, голосующих как республиканцы, которые со временем всё больше отдалялись от партии в сторону более консервативной Республиканской партии.

По данным бюллетеня Ballot Access News, который периодически собирает и анализирует статистику по регистрации избирателей, демократы в феврале 2016 года продолжали оставаться крупнейшей политической партией США, насчитывая 41,34 млн зарегистрированных сторонников (40,60 % от числа зарегистрированных избирателей)..

Сейчас демократов поддерживают, в основном жители крупных городов США и густонаселённых приморских штатов, образованные избиратели занимающиеся интеллектуальной деятельностью с доходом выше среднего, рабочие крупных корпораций объединённые в профсоюзы, а также феминистки, правозащитные организации, расовые и сексуальные меньшинства. В наше время демократы поддерживают повышение налогов на богатых, увеличение социальных расходов госбюджета, развитие высокотехнологичных отраслей экономики и борьбу с загрязнением окружающей среды, отказ от экономического протекционизма, выступают в защиту сексуальных и расовых меньшинств, против ужесточения антиэмигрантских мер. В отличие от своих оппонентов из Республиканской партии демократы в большинстве своём против запрещения абортов и применения смертной казни, выступают за вмешательство государства, пусть и ограниченное, в экономические процессы, а также за ограничение права на владение и ношение огнестрельного оружия.

Республиканская партия

Республиканская партия является одной из двух крупнейших современных политических партий в США. Её часто называют «Великой старой партией» (англ. Grand Old Party, GOP) и «Доблестной старой партией» (англ. Gallant Old Party). Основанная в 1854 году противниками распространения рабства на новые территории и в защиту интересов Севера, Республиканская партия доминировала на американской политической сцене с момента избрания А. Линкольна президентом. Партия сумела выиграть Гражданскую войну и спасла США от раскола. С 1860 и до 1932 года республиканцы лишь четыре раза уступали пост президента демократам. Монополия на власть привела к тому, что уже к концу XIX века в Республиканской партии разгорелась борьба внутренних фракций, сопровождаемая скандалами, связанными с коррупцией и непотизмом. Начиная с 1920-х годов Республиканская партия, ранее считавшаяся прогрессистской и более либеральной по сравнению с демократами, стала смещаться вправо, становясь постепенно более консервативной. Эти процессы усилились во времена «Нового курса» Рузвельта. Сегодня идеология Республиканской партии основывается на платформе американского консерватизма, а также на идеях экономического либерализма и социального консерватизма.

По данным бюллетеня Ballot Access News в февралее 2016 года республиканцы были второй по величине партией США, насчитывая 30,1 млн зарегистрированных сторонников (29,90 % от числа зарегистрированных избирателей). Основу электората партии составляют белые мужчины, преимущественно из небольших городов и сельской местности, предприниматели, дипломированные специалисты и управленцы, в основном из частного сектора, религиозные фундаменталисты из числа протестантов. В наше время республиканцы, в отличие от демократов, выступают за снижение налогов, усиление борьбы с нелегальной миграцией и сокращение легальной, свободное приобретение и ношение огнестрельного оружия, за нравственность и семейные ценности, в том числе против однополых браков и абортов, за экономический протекционизм и ограничение деятельности профсоюзов, поддерживают смертную казнь как меру наказания, увеличение военных расходов ради укрепления безопасности США. Одним из важнейших для традиционного республиканского электората принципов является «невмешательство государственных структур в экономические процессы и личную жизнь».

Основные третьи партии

Либертарианская партия

Либертарианская партия была основана 11 декабря 1971 года. Наибольшего успеха партия добивалась на президентских выборах 1980 (Эд Кларк набрал 921 128 голосов избирателей или 1,06 %) и 2012 годов (Гэри Джонсон получил 1 275 804 голосов или 0,99 %).

Идеология партии основывается на либертарианстве. Главное для либертарианцев — свобода личности, соответственно они выступают за свободную рыночную экономику и свободную международную торговлю, мир и невмешательство в дела других стран, максимальную независимость гражданина и ограничение власти правительства, в том числе против запрета абортов, однополых браков и (с оговорками) наркотиков, а также минимально регулируемую миграцию. Кроме того, либертарианцы считают нужным сократить налоги и государственные расходы. Наиболее близка к Республиканской партии, нередко принимая в свои ряды республиканцев-диссидентов.

По данным бюллетеня Ballot Access News либертарианцы за последние 8 лет смогли увеличить количество своих зарегистрированных сторонников, сумев подняться с пятого места среди национальных партий США на третье. Если в октябре 2008 года у партии насчитывалось 240 328 сторонников (0,24 % из числа зарегистрированных избирателей), то в феврале 2016 года количество сторонников либертарианцев достигло 411 250 человек (0,40 %). 143 либертарианца занимают выборные должности, в том числе мэров городов и округов, членов окружных и школьных советов, а также другие местные посты, при этом большая часть, 100 человек, были избраны как беспартийные.

Партия зелёных

Первая в США партия зелёных была создана в 1980 году. Наибольшего успеха «зелёные» добились на президентских выборах 2000 года, когда выдвинутый партиями «зелёных» отдельных штатов популярный в стране адвокат и активист Ральф Нейдер набрал 2 883 105 голосов (около 2,7 %). В 2001 году сторонники Нейдера из числа членов разных «зелёных» партий и организаций США объединились, образовав Партию «зелёных» США (англ. Green Party of the United States), которая в настоящее время является основной национальной партией «зелёных» в стране.

«Партия зелёных» придерживается левоцентристских взглядов, основанных на «зелёной политике», социал-демократии, популизме и прогрессивизме, выступая в защиту окружающей среды, за социальную справедливость, равенство прав независимо от сексуальной ориентации и пола, пацифистскую внешнюю политику, государственный контроль над личным огнестрельным оружием граждан, а также за децентрализацию органов власти и развитие общественной экономики.

По данным бюллетеня Ballot Access News «зелёные» являются вторыми среди третьих партий США. На октябрь 2016 года её сторонниками зарегистрировались 242 023 человек (0,24 % из числа зарегистрированных избирателей). «Зелёные» не раз занимали выборные должности, но в основном на местном уровне, при этом большинство из них выигрывали голосования как беспартийные.

Конституционная партия

Конституционная партия была основана в 1992 году как Партия американских налогоплательщиков и с самого начала занимала консервативные позиции. В 1999 году партия поменяла название на Конституционную, тем самым показывая свою приверженность принципам американской Конституции и идеям отцов-основателей Америки.

Конституционалисты придерживается правых взглядов, основанных на идеологии так называемого «палеоконсерватизма», представляющего совокупность консервативных политических принципов и религиозных ценностей. В вопросах внешней политики, экономики и ограничения роли государства близки к либертарианцам, зато в социальных вопросах разделяют взгляды религиозно-консервативного крыла Республиканской партии.

По данным бюллетеня Ballot Access News Конституционная партия долгое время занимала третье место среди всех национальных политических партий США, но в последние восемь лет её численность сильно упала. В феврале 2012 года её сторонниками зарегистрировались 77 916 избирателей (0,08 % из числа зарегистрированных избирателей), в то время как в октябре 2008 года её сторонниками числились 438 222 американца (0,44%). Наибольшего успеха на выборах конституционалисты добились на выборах президента в 2008 году, когда их кандидат Чак Болдуин собрал 199 750 голосов (0,15 %).

Сравнение позиций партий по основным вопросам

В следующей таблице приведены официальные позиции пяти ведущих политических партий США и их совпадения с некоторыми политическими идеологиями чаще всего ассоциирующимися с этими партиями. Следует помнить, что не все члены партии согласны со всеми декларируемыми взглядами своей партии и могут проводить политику отличную от официальной точки зрения.

Сравнение политики пяти крупнейших политических партий США

Партия		Партия зелёных	Демократическая партия	Либертарианская партия	Республиканская партия	Конституционная партия
Идеология		Зелёный либерализм	Американский либерализм Американский прогрессивизм	Либертарианство Классический либерализм	Американский консерватизм Неоконсерватизм	Палеоконсерватизм Либертарный консерватизм
Вопросы сформулированы в виде изменений в статус кво	Ограничение абортов	Нет	Нет	Нет	Да	Да
	Государственное финансирование избирательных кампаний	Да	Нет	Нет	Нет	Нет
	Легализация однополых браков	Да	Да	Да	Нет	Нет
	Всеобщее здравоохранение	Да	Да	Нет	Нет	Нет
	Более прогрессивное налогообложение	Да	Да	Нет	Нет	Нет
	Ужесточение иммиграционных законов	Нет	Да	Нет	Да	Да
	Отмена смертной казни	Да	Нет	Да	Нет	Нет
	Легализация наркотиков	Да	Нет	Да	Нет	Нет
	Ограничение владения огнестрельным оружием	Да	Да	Нет	Нет	Нет
	Невмешательство в дела других стран	Да	Нет	Да	Нет	Да
	Преференциальное голосование	Да	Нет	Да	Нет	Да

См. также

• Список политических партий США

Отрывок, характеризующий Политические партии США

– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…