Государственный переворот в Гондурасе (2009)

Государственный переворот в Гондурасе 2009 года — военный переворот, ставший следствием начавшегося в июне 2009 года политического кризиса, в результате которого был свергнут законно избранный президент Мануэль Селайя. Власть в стране перешла руки временного правительства под руководством Роберто Мичелетти, впоследствии были проведены всеобщие выборы, в ходе которых президентом стал Порфирио Лобо. Кризис и переворот оказали негативное воздействие на экономику страны, в стране нарушаются права человека, резко вырос уровень преступности.

Хронология событий

Президент Гондураса Мануэль Селайя намеревался провести 28 июня 2009 года конституционный референдум, по итогам которого в конституцию страны могла быть добавлена возможность переизбрания главы государства. Конституция Гондураса запрещает переизбрание президента на новый срок. Подобные попытки основной закон трактует как «государственную измену». Верховный суд Гондураса, оппозиция президенту в парламенте и Верховный избирательный трибунал выступили против изменений в конституции. Президент снял с поста начальника генерального штаба за отказ обеспечивать проведение референдума, также ушёл в отставку министр обороны. Некоторое время спустя Верховный суд восстановил их в должности. Ранним утром 28 июня, незадолго до референдума, президент был захвачен силой и вывезен в Коста-Рику. Позднее в этот день Верховный суд заявил, что отдал приказ о смещении президента. Временным главой государства назначен председатель однопалатного Национального конгресса Роберто Мичелетти. Новый глава государства спустя несколько часов после избрания ввёл в стране режим чрезвычайного положения.

Противники свергнутого президента утверждают, что переворота не было, так как военные лишь выполняли решение парламента страны, а также прямой приказ Верховного суда об аресте президента. Власть в стране перешла к гражданским лицам в соответствии с легальными процедурами, а не к военным в результате переворота.

21 сентября 2009 года изгнанный президент Мануэль Селайя вернулся в Гондурас и выступил с воззванием к своим сторонникам с территории посольства Бразилии в Тегусигальпе, в ответ новое правительство Гондураса ввело комендантский час. Возникший рядом с посольством Бразилии митинг сторонников Мануэля Селайи, был разогнан с применением слезоточивого газа и резиновых пуль.

29 октября Селайя и Мичелетти подписали соглашение, при одобрении которого парламентом Селайя получил бы возможность доработать в качестве президента оставшиеся месяцы своего срока. Однако соглашение не было выполнено. 25 ноября Верховный суд страны принял решение о том, что Селайя не сможет вернуться на пост президента. В тот же день здание суда было обстреляно из гранатомёта.

27 января 2010 года новый президент Порфирио Лобо, сразу же после инаугурации, подписал декрет об амнистии всех лиц, принимавших участие в политическом кризисе. На следующий день Селайя покинул бразильское посольство и отправился в изгнание в Доминиканскую республику.

Международная реакция

• Европейский союз Европейский союз: «ЕС резко осуждает арест конституционно избранного президента Республики Гондурас военными силами».

• Куба Куба: «Куба осуждает государственный переворот в Гондурасе» (министр иностранных дел Кубы Бруно Родригес Парилья)

• Россия Россия: «Россия решительно осуждает данные действия и призывает к скорейшему восстановлению законности и порядка в Гондурасе»

• Венесуэла Венесуэла: Президент Венесуэлы Уго Чавес усмотрел в военном перевороте вмешательство «империи янки» и пригрозил применить силу против сместившей президента «военной хунты». Вскоре после этого войска Венесуэлы были приведены в боевую готовность.

Ссылки

• А. Шумаков. [scepsis.ru/library/id_2797.html Гондурас-2009: отсроченная революция] // «Скепсис»

Отрывок, характеризующий Государственный переворот в Гондурасе (2009)

Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.