Политический статус македонского языка

Политика — Портал:Политика

Республика Македония

Эта статья — часть серии: Политическая система Республики Македония

Конституция Президент Георге Иванов Кабинет министров Премьер-министр Эмил Дмитриев Парламент Председатель Трайко Веляноский Внутренняя политика Выборы Президентские (2014) Парламентские (2016) Политические партии Языковая политика Административное деление Общины Города Статистические регионы Вооруженные силы Внешняя политика Название Македонии Европейский союз НАТО Международные организации

Вопрос существования и идентичности македонского языка является предметом споров среди политиков, лингвистов и обычных людей в Македонии и окружающих её странах. Македонские диалекты действительно представляют собой часть южнославянского диалектного континуума, ведущего от хорватского, боснийского и сербского штокавского диалекта через торлакский диалект на северо-западе к западным и восточным диалектам болгарского языка, и македонский язык, как и болгарский, сербский, хорватский и боснийский языки, представляет собой стандартизованную форму некоторых из этих диалектов.

Точка зрения в Республике Македония

Согласно точке зрения, сейчас преобладающей в Республике Македония и официально используемой в книгах в этом государстве, македонский был первым государственным языком славян, так как старославянский язык, для которого Кирилл и Мефодий изобрели глаголицу, был основан на солунском диалекте, распространённом в Фессалониках, родном городе святых. В то время географическая область Македония входила в состав Первого Болгарского царства, и Византийская империя рассматривала всех славян, населявших Македонию, как болгар. Согласно точке зрения меньшинства, поддерживаемой в Республике Македония, раннесредневековое государство царя Самуила было первым государством македонских славян. Тем не менее, Крсте Мисирков, заложивший принципы литературного македонского языка в XIX веке, говорил: «Мы говорим по-болгарски и мы верим, что Болгария — наша держава.»

Македонский язык стал официальным в Югославии в 1945 году, в соответствии с заключённым в 1944 году соглашением.

Болгарская точка зрения

Хотя Болгария была первой страной, признавшей независимость Македонии, она отказалась признать на официальном уровне существование отдельной македонской нации и отдельного македонского языка. Эту точку зрения разделяет большинство болгарских учёных и большинство болгар. Болгарская точка зрения состоит в том, что македонский язык представляет одну из трёх «норм» болгарского языка, наряду со стандартным болгарским и с языком банатских болгар.

Согласно этой точке зрения, диалекты, на которых говорят в Македонии (а также в северной Греции и частях Албании и Сербии) являются болгарскими. В качестве доказательства приводят общие черты этих диалектов. Болгарские учёные также утверждают, что подавляющее большинство македонцев не знает никакого македонского языка, не представляющего собой болгарский, который использовался до 1945 года. Российские учёные приводят ранние упоминания языка в славянской литературе с середины X по конец XIX века как «булгарского» или «болгарского» в подтверждение этого утверждения. Отсюда делается вывод о том, что современный стандартный македонский язык также не является языком, отдельным от болгарского, а представляет собой лишь другую письменную «норму», основанную на множестве болгарских диалектов. Болгарские лингвисты, а также австрийский лингвист Отто Кронштайнер, уверяют, что македонские лингвисты, составившие литературную норму нового языка, сделали всё возможное, чтобы удалить его от литературного болгарского и приблизить к сербскому. Утверждается, что они прибегли к фальсификациям и намеренно искажённым интерпретациям истории и документов для обоснования существования отдельного македонского этноса до 1944 года.

В 1999 году при подписании договора между премьер-министрами Болгарии Иваном Костовым и Македонии Любчо Георгиевским был достигнут компромисс: в преамбуле договора, составленного на болгарском и македонском языках, было зафиксировано, что речь идёт «о македонском языке согласно конституции Республики Македония». Эта компромиссная формулировка значительно способствовала быстрому улучшению болгаро-македонских отношений.

Сербская точка зрения

В 1930—1940-е годы в Югославии, куда входила территория Македонии, была распространена и пользовалась официальной поддержкой точка зрения, согласно которой македонские говоры ближе к сербскому языку, чем к болгарскому, и предпринимались соответствующие попытки кодификации литературного македонского языка на базе максимально близких к сербскому диалектов. Среди сторонников этой версии был крупнейший сербский славист XX века Александр Белич. В социалистической Югославии эта тенденция в значительной степени сошла на нет. Современная Сербия официально признаёт македонский язык как самостоятельный и отдельный от болгарского. По итогам переписи 2002 года примерно 26 тысяч человек определили себя как этнические македонцы

Греческая точка зрения

Греция признаёт только одно значение термина «Македония», обозначающего древнюю Македонию и провинцию Македония современной Греции. Тем самым оно не признаёт расширение значения на понятие македонского языка.

В Греции были изданы книги, целью которых является продемонстрировать «искусственную природу» македонского языка.

Другие точки зрения

Итальянский лингвист Витторе Пизани утверждал в 1957 г.: «Македонский язык — искусственное понятие, придуманное в основном с политическими целями».

Российский славист Афанасий Селищев в работах 1930-х гг. (он умер в 1942 году, до формирования литературного македонского языка) утверждал, что македонские говоры представляют собой часть болгарского языка, однако протестовал, когда из этих утверждений пытались делать политические выводы (в частности, болгарская печать представила его «защитником болгарских прав на Македонию», что вызвало резкое неудовольствие Селищева).

См. также

• Проблема «язык или диалект»

Ссылки

• [www.promacedonia.org/en/kronsteiner/ik_3_eng.html Otto Kronsteiner, The Fathering of the Macedonian Literary Language]
• [www.promacedonia.org/en/other/clarke.html James F. Clarke, Macedonia from S. S. Cyril and Methodius to Horace Lunt and Blazhe Koneski: Language and Nationality]
• [www.promacedonia.org/statii/mp_1991_1_tsyrnushanov.html Коста Църнушанов, «Сърбизиране на македонския казионен „литературен език“» (част I)]
• [www.promacedonia.org/statii/mp_1991_2_tsyrnushanov.html Коста Църнушанов, «Сърбизиране на македонския казионен „литературен език“» (част II)]
• [www.promacedonia.org/ik/ik_2.html Ив. Кочев и Ив. Александров, ДОКУМЕНТИ ЗА СЪЧИНЯВАНЕТО НА МАКЕДОНСКИЯ КНИЖОВЕН ЕЗИК]
• [www.promacedonia.org/is_ran/is_ran_4.html И. И. Калиганов, «Размышления о македонском „срезе“ палеоболгаристики»]
• [www.kroraina.com/knigi/as3/seli_3.htm А. М. Селищев, «Македонские говоры»]
• [www.promacedonia.org/la/index.html Любомир Андрейчин, Из историята на нашето езиково строителство]
• Стојан Киселиновски [217.16.70.236/?pBroj=1339&stID=2147477536 «Кодификација на македонскиот литературен јазик»], Дневник, 1339, сабота, 18 март 2006.

Отрывок, характеризующий Политический статус македонского языка

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.