Политическое завещание Гитлера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Политическое завещание Гитлера — документ, продиктованный Адольфом Гитлером своей секретарше Траудль Юнге и подписанный в 4.00 утра 29 апреля 1945 года в берлинском бункере незадолго до самоубийства. В этот же день Адольф Гитлер и Ева Браун поженились.





Описание

Завещание делится на две части: в первой (последняя воля) Гитлер подводит итог своей жизни и деятельности, объясняет свою политику, рассуждает о причинах начала Второй мировой войны, возложив вину за неё на государственных деятелей других стран, «которые либо сами были еврейского происхождения, либо действовали в интересах евреев». Гитлер объявляет причины самоубийства и благодарит народ за поддержку. Также там указывается:

  • признание законности брака с Евой Браун, и что они выбирают смерть, чтобы избежать позора, вызванного осадой и капитуляцией Берлина, после чего их тела должны быть кремированы
  • его коллекция произведений искусства остаётся в галерее родного города Линца на Дунае
  • предметы личной ценности или предметы обихода должны быть переданы родственникам и его «верным коллегам», в том числе его секретарям («мужчинам и женщинам»), а также фрау Винтер[1] «и всем другим, кто на протяжении многих лет поддерживал меня своими трудами»[2].
  • всё остальное должно быть передано Национал-социалистической немецкой рабочей партии.

Исполнителем последней воли был назначен Мартин Борман. Последнюю волю засвидетельствовали д-р Йозеф Геббельс, Мартин Борман и полковник Николаус фон Бюлов.

Во второй части Гитлер исключил из НСДАП и снял со всех постов Германа Геринга и Генриха Гиммлера за попытку захвата власти и переговоры с врагом. После нескольких исправлений Гитлер в своем завещании представил новый состав правительства. В частности, он завещал включить в новый кабинет министров в качестве «лидеров нации» следующих лиц:

Во второй части завещания Гитлер также благодарит Геббельса и Бормана и призывает их не совершать самоубийства, а продолжать борьбу. Завещание заканчивается призывом к немцам «тщательно соблюдать законы расы и безжалостно противостоять всемирному отравителю всех народов — международному еврейству».

В качестве свидетелей завещание скрепили подписями доктор Йозеф Геббельс, Мартин Борман, генералы Вильгельм Бургдорф и Ганс Кребс.

Во второй половине дня 30 апреля, через полтора дня после того, как он подписал своё завещание, Гитлер покончил жизнь самоубийством.

Напишите отзыв о статье "Политическое завещание Гитлера"

Примечания

  1. Видимо, имелась в виду фрау Анни Винтер — домохозяйка квартиры Гитлера в Мюнхене на Принцрегентплатц, 16. См.: Вульф С. Шварцвеллер «Деньги Гитлера»/пер. с нем. Г. Рудого. — Смоленск: «Русич», 2004. — 480 с.: ил. — («Мир в войнах»). — С. 132. ISBN 5-8138-0534-6 (рус) ISBN 3-8000-3700-9 (нем.)
  2. «Политическое завещание Гитлера»: Залесский К. А. НСДАП. Власть в Третьем рейхе. — М.: Эксмо, 2005. — С. 209.
  3. «Политическое завещание Гитлера»: Залесский К. А. НСДАП. Власть в Третьем рейхе. — М.: Эксмо, 2005. — С. 423. Так в тексте. Очевидно, имелось в виду Имперское министерство по делам церкви.

См. также

Ссылки

  • [www.ns-archiv.de/personen/hitler/testament/politisches-testament.php Текст завещания на немецком]
  • Залесский К. НСДАП. Власть в Третьем рейхе. — М.: ООО "Издательство «Яуза», ООО "Издательство «Эксмо», 2005. — С. 421—424. — 672 с. — ISBN 5-699-09780-5.

Отрывок, характеризующий Политическое завещание Гитлера

Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.