Политковский, Гавриил Герасимович

Гавриил Герасимович Политковский <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Сенатор
19.02.1820 — 31.08.1824
Ярославский губернатор
01.02.1817 — 12.02.1820
Предшественник:	Голицын Михаил Николаевич
Преемник:	Безобразов Александр Михайлович
Рождение:	1770(1770)
Смерть:	31 августа (12 сентября) 1824(1824-09-12) село Сменцово, Мышкинский уезд, Ярославская губерния
Род:	Политковские
Образование:	Московский университет
Награды:

Гавриил Герасимович Политковский (1770—1824) — сенатор, действительный тайный советник.

Детство и образование

Родился в 1770 году, происходил из древней польской шляхетской фамилии Полетик, которую отец его, Герасим Иванович, протоиерей в селе Боровичи (позднее Черниговской губернии), женатый на дочери войскового товарища Семёна Пригары, переменил и стал называться Политковским. Кроме Гавриила Герасимовича, он имел ещё троих сыновей, из которых Фёдор был профессором Московского университета.

Гавриил Политковский с 27 августа 1785 года воспитывался в Дворянской университетской гимназии, затем, с 30 июня 1786 года, — в Московском университете, откуда 13 ноября 1791 года поступил каптенармусом в лейб-гвардии Преображенский полк.

Карьера

Выйдя в отставку подпоручиком 1 января 1792 года, через месяц определился в Экспедицию о государственных доходах, а 21 мая 1795 года перешёл секретарём в Медицинскую коллегию. Со вступлением на престол Павла I, Политковский, пожалованный в коллежские асессоры, был 10 января 1797 года определён секретарём для внутренних дел в Совет Его Величества, 28 января 1798 года произведён в надворные советники, через год — в коллежские советники, 17 декабря того же 1799 года — в статские советники, причём, сверх занимаемой им должности, ему было приказано состоять при государственном казначее бароне А. И. Васильеве.

9 июля 1802 года он был назначен обер-прокурором во временный Апелляционный департамент Сената, причём ему поручен был надзор за канцеляриями двух комитетов, учрежденных для обозрения всеподданнейших прошений на решения Сената; за успешное исполнение этого поручения он получил от императора Александра I бриллиантовый перстень. 15 февраля 1808 года Политковский был назначен управляющим 3-ей (Медицинской) Экспедицией при Министерстве внутренних дел, с пожалованием в действительные статские советники, вскоре получил орден Святой Анны 1-й степени и бриллиантовую табакерку с вензелем; 7 сентября 1811 года он переведён на должность директора Общей канцелярии Министерства полиции, а 1 февраля 1817 года назначен Ярославским гражданским губернатором. Наконец, 19 февраля 1820 года Политковский был произведён в тайные советники и пожалован в звание сенатора с повелением присутствовать во II Отделении 5-го департамента Сената.

Уволенный в апреле 1824 года в отпуск на 6 месяцев для поправления здоровья, Политковский уже не возвратился в Петербург: он умер, проездом в Ярославль, 31 августа 1824 года в селе Сменцове Мышкинского уезда Ярославской губернии.

С 1801 года Политковский состоял членом Вольного экономического общества, а затем был избран членом Попечительного комитета Человеколюбивого общества и членом Совета Российско-Американской компании (1820—1824). По отзыву Ф. Ф. Вигеля, Политковский был «человек умный, тонкий, проворный» и отличался бескорыстием.

Дети:

• Александр (ум. 1853) — тайный советник, известен растратой инвалидного капитала.
• Ростислав (1805—1858) — действительный статский советник.
• Владимир (1807—1867) — генерал.

Литературная деятельность

В молодости он занимался литературой. Ему принадлежат: «Ода Екатерине II на заключение мира с Портой» («Новые Ежемесячные сочинения», 1792) и оригинальная драма в 3-х действиях: «Верный друг в несчастии познается». (СПб., 1796). Пьеса эта, посвящённая Варваре Сергеевне Васильевой, урожденной княжне Урусовой, жене будущего начальника Политковского, была представлена в Петербурге 26 января 1793 года «благородным обществом». В числе исполнителей находился и сам автор, отличавшийся искусством декламации и, ещё в бытность студентом Московского университета, участвовавший в спектаклях домашнего университетского театра. Васильевой же он посвятил пьесу «Усердие детей, пастушеское зрелище» (1796, не сохранилась).

Автор ряда стихотворений под криптонимом «Г. П.»: «Сновидение», «Ночь», «Утро», «Вечер», «Сумрак», «Анекдот о великодушии», «Письмо к приятелю», «Осень», «Болезнь». Н. И. Греч говорит, что «Политковский вообще очень хорошо читал стихи, но только в тесном кругу, в небольшой комнате; в огромной зале голос его терялся». Политковскому принадлежит ещё известная в своё время песня на отъезд императрицы Елизаветы Алексеевны за границу к действующей армии. Песня эта: «Понесися по поднебесью, птичка милая, голубушка!», положенная на музыку С. И. Давыдовым, с большим успехом исполнялась в те времена на сцене Петербургского театра. Напечатана она, без имени автора, в X части «Сына Отечества» за 1813 год.

Политковский вращался в литературном кружке А. С. Шишкова и состоял действительным членом «Беседы любителей русского слова», в IV разряде, где председательствовал Иван Матвеевич Муравьёв-Апостол. Принимал участие в литературных вечерах И. С. Захарова. Как собеседник и шишковист, Политковский был осмеян К. Н. Батюшковым в сатире последнего «Певец в Беседе славянороссов» (1813).

Источники

• Модзалевский Б. Л. [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=107670 Политковский Гавриил Герасимович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Николаев С. И., Степанов В. П. [www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=812 Политковский Гаврила Герасимович] // Словарь русских писателей XVIII века / Отв. ред. А. М. Панченко. Выпуск 2. (К-П). СПб.: Наука, 1999.

Отрывок, характеризующий Политковский, Гавриил Герасимович

Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.