Полищук, Клим Лаврентьевич

Клим Полищук
Клим Поліщук
Место рождения:	Краснополь, Житомирский уезд, Волынская губерния (ныне Чудновский район, Житомирская область, Украина)
Место смерти:	Сандармох, Карельская АССР
Род деятельности:	прозаик, поэт, публицист

Клим Лаврентьевич Полищук (укр. Клим Лаврентійович (Лаврінович, Лавринович) Поліщук; 1891—1937) — украинский писатель, поэт и публицист.

Биография

Родился в крестьянской семье. Читать научился у отца, перечитал всё, что попадало под руку. Пробовал записывать услышанные от матери сказки, легенды, народные песни. Зарабатывал на жизнь рисованием вывесок и географических карт для сельских школ.

В 1905 г. без ведома Полищука в журналы «Рід­ний Край» и «Громадська Думка» попало несколько его стихотворений, привлёкших внимание Б. Гринченко, И. Нечуй-Левицкого, Г. Барвинок и др.

В 1909 уехал в Петербург, учился в Художественно-рисовальном училище при Академии художеств, посещал лекции в психоневрологическом институте, кооперативные курсы. В том же году в львовском журнале «Дзвінок» состоялась его первая прозаическая публикация.

В 1912 из-за недостатка средств переехал в Житомир, служил в Волынском губернском земстве. Много путешествовал по Волыни, записывал фольклорные истории и легенды, из которых впоследствии сложилось несколько сборников.

В августе 1914 арестован за «мазепинскую» и «сепаратистскую» деятельность, выслан в Кременчуг, затем в Россию. Некоторое время служил в канцелярии заведующего кондукторскими бригадами на станции Курск, затем заведовал первым украинским книжным магазином в Петербурге, позднее преобразованным в издательство «Друкар».

В начале лета 1916 мобилизован и отправлен на северный фронт, в Курляндию. Служил, вероятнее всего, в санитарной бригаде. В мае 1917 вернулся в Житомир, но уже в июне снова выехал на север — в Ригу, Валку.

Во время Октябрьской революции находился в Пскове, затем уехал в Киев. Редактировал газеты «Український голос», «Народна воля», входил в редколлегии газет «Народна справа» и журнала «Мистецтво». Публиковал репортажи на общественно-политические темы в житомирской газете «Громадянин». Принимал участие в литературных вечерах. Один из основателей литературно-художественного объединения «Музагет», позже — «художественного цеха» «Профсоюза художников слова города Киева».

В 1920, при подходе к Киеву белополяков, вместе с другими писателями ушёл вместе с армией УНР сначала в Каменец, затем в Галицию (тогда часть Польши). В 1921 женился на писательнице и актрисе Галине Орливне, в 1922 г. у них родилась дочь Леся; семья жила в основном во Львове. Львовский период стал наиболее плодотворным для писателя: он редактировал еженедельник «Український емигрант», основал ежемесячный журнал «Мамай», публиковал свои произведения, переводил польских писателей.

Осенью 1925 г. с семьёй вернулся на Украину. Жили сначала в Лубнах, у матери жены, затем переехали в Харьков. Полищук работал в Государственном издательстве Украины, печатался в журналах. В 1927 брак Полищука и Галины Орливны распался: Галина увлеклась писателем В. Юрезанским. В 1929 г. Полищук сдал в издательство сборник рассказов «Полесские шумы», оставшийся неизданным.

4 ноября 1929 г. арестован. 21 января 1930 осуждён по ст. 58-10-13 УК РСФСР на 10 лет заключения в лагерях. До лета 1931 г. отбывал наказание на Соловках, следующие 4 года — в сёлах Большая Михайловка и Долинское (Карлаг). 27 июня 1935 вновь вывезен на Соловки. 9 октября 1937, после пересмотра дела «украинских националистов», вместе с большой группой деятелей культуры приговорён к высшей мере. 3 ноября 1937 г. расстрелян.

Библиография

Повести и рассказы

• Далёкие звёзды: очерки и рассказы. Книга первая / Далекі зорі: нариси й оповідання. Книжка перша. Житомир: Стерні, 1914.
• Среди могил и руин: очерки и рассказы из времён войны 1917—18 г. / Серед могил і руїн: нариси й оповідання з часів війни 1917—18 р.. Київ: Серп і молот, 1918.
• Тени минувшего: волынские легенды. Книга первая / Тіні минулого: волинські лєґенди. Книжка перша. Київ: Сяйво, 1919.
• На пороге: рассказы / На порозі: оповідання. Київ: Всеукраїнське Видавництво, 1919.
• Красное марево: очерки и рассказы из времён революции / Червоне марево: нариси і оповідання з часів революції. Львів — Київ: Нові шляхи, 1921.
• Сокровища веков: украинские легенды / Скарби віків: українські лєґенди. Львів — Київ: Русалка, 1921.
• «Военко»: Из записной книжки / «Воєнко»: Із записної книжки. Львів — Київ: Русалка, 1921.
• Горсть земли: галицкие легенды / Жменя землі: галицькі лєґенди. Львів — Київ: Русалка, 1921.
• Распятая душа: рассказ из латышской жизни / Розп’ята душа: оповідання з латишського життя. Львів — Київ: Русалка, 1921.
• Весёлое в грустном: сатирико-юмористический сборник / Веселе в сумному: сатирично-гумиристична збірка. Львів — Київ: Русалка, 1921.
• Золотые зёрнышки: рассказы для детей / Золоті зернятка: оповідання для дітей. Львів — Київ: Русалка, 1921.
• Сказка дворца / Казка палацу. Б.г.
• Окольными путями: очерки и рассказы из времён революции / Манівцями: нариси і оповідання з часів революції. Львів — Київ: Русалка, 1922.
• Жертва / Жертва. Львів — Київ, 1923.
• Легенды / Легенди. Львів, 1923.
• Свет красный: повесть / Світ червоний: повість. Львів — Київ, 1923.
• Ангельское письмо: рассказ / Ангельський лист: оповідання. Львів — Коломия, 1924.

Романы

• Атаман Зелёный: Современный роман. В 2-х ч. / Отаман Зелений: Сучасний роман. В 2 ч. Львів, 1922.
  • [То же]. В 3-х ч. Второе, переработанное и дополненное изд. Scranton, 1925.
• Гуляйпольский «батько»: Роман в 2 ч. / Гуляйпільський «батько»: Роман у 2 ч. Коломия: ОКА, 1925. [Переизд. 1926.]

Пьесы

• Тревожные души: Драма в трёх действия из дней нашей современности / Тривожні душі: Драма на три дії з днів нашого сучасного. Львів: Русалка, 1924.
• Гад Зверинецкий: драматическая легенда в четырёх картинах / Гад звіринецький: драматична легенда в чотирьох картинах. Львів : Русалка, 1925.

Поэзия

• Песни в полях: стихотворения / Співи в полях: поезії. Валк (Ліфляндія): Укр. голос, 1917.
• Стихотворения. Книга первая / Поезії. Книжка перша. Київ, 1919.
• Звуколирность: стихотворения. Книга вторая / Звуколірність: поезії. Книжка друга. Станиславів — Коломия: Бистриця, 1921.

Воспоминания

• Из пучины революции: Фрагменты воспоминаний о «литературном» Киеве 1919 г. / З виру революції: Фрагменти спогадів про «літературний» Київ 1919 р. Львів — Київ: Мамай, 1923.

Как составитель

• Весёлая гурьба: Сборник юмористических сочинений, рассказов, сказок, стихов и легенд / Веселий гурт: Збірник гумористичних творів, оповідань, казок та віршів і легенд. Київ, 1912.

Литература

• Костиря Б. М. Міфологізм у символістській прозі Клима Поліщука // Літературознавчі обрії. Праці молодих учених. Випуск 18. – К.: Інститут літератури ім. Т. Г. Шевченка НАН України, 2010. – 238 с.
• Костиря Б. М. Трагічний голос Клима Поліщука // Українська мова й література в середніх школах, гімназіях, ліцеях та колегіумах. – 2010. – N 5. – С. 108 – 116.
• Костиря Б. М. Національна проблематика у прозі Клима Поліщука // Михайло Старицький як творча особистість. – Черкаси: Видавець Чабаненко Ю. А., 2010. – 388 с.
• Костиря Б. М. Перша світова війна та національна революція 1917 – 1921 рр. у символістській прозі Клима Поліщука // Бахмутський шлях. – 2010. – № 1/2. – С. 137 – 140.
• Костиря Б. М. Лірик і майстер великих жанрів // День. - 2011. - № 165-166 (16 вересня).
• Костиря Б. М. Тернисті шляхи Клима Поліщука // Літературна Україна. - 2011. - № 38 (6 жовтня). - С. 15.
• Костиря Б. М. Містичні та есхатологічні мотиви в символістській ліриці Клима Поліщука // Вісник Черкаського університету. Серія "Філологічні науки". — 2012. — № 38 (251). — С. 40–48.
• Костиря Б. М. Філософська та етична проблематика в символістській прозі Клима Поліщука // Вісник Черкаського університету. Серія "Філологічні науки". — 2013. — № 25 (278). — С. 58―64.
• Костиря Б. М. Тернисті шляхи Клима Поліщука // Біографії / Упоряд. Сергій Козак, Ганна Протасова. — К.: Літ. Україна, 2013. — С. 125–130. — (Книжкова «Літературна Україна»).
• Костиря Б. М. Духовні пошуки та емоційний світ людини у символістській ліриці Клима Поліщука // Літературознавчі обрії. Праці молодих учених. Випуск 19. – К.: Інститут літератури ім. Т. Г. Шевченка НАН України, 2014. — С. 65–71.
• Костиря Б. М. Емоційна сфера в символістській прозі Клима Поліщука // Літературознавчі обрії. Праці молодих учених. Випуск 22. – К.: Інститут літератури ім. Т. Г. Шевченка НАН України, 2015. — С. 71–75.

Отрывок, характеризующий Полищук, Клим Лаврентьевич

На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»