Полночь в Париже
Поделись знанием:
К:Фильмы 2011 года
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
| Полночь в Париже | |
| Midnight in Paris | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Летти Аронсон |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Кинокомпания |
Gravier Productions, |
| Длительность |
94 мин. |
| Бюджет |
17 млн $[1] |
| Сборы |
151,1 млн $[1] |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Полночь в Париже» (англ. Midnight in Paris) — художественный фильм Вуди Аллена, премьера которого состоялась на 64 Каннском кинофестивале 11 мая 2011 года[2]. В фильме заняты Оуэн Уилсон, Рэйчел Макадамс, Эдриен Броуди, Кэти Бэйтс, Марион Котийяр, Майкл Шин, Том Хиддлстон и Карла Бруни[3].
Сюжет
Романтическая комедия о молодой американской паре, приехавшей в столицу Франции. В Париже они вынуждены противостоять иллюзии, что жизнь, с которой они столкнулись, лучше их собственной. Главный герой фильма Гил Пендер (Оуэн Уилсон) пишет книгу и мечтает оказаться в Париже 1920-х годов[4]. По ночам Гил без своей невесты совершает прогулки по ночной столице, и, загадочным образом попадая в прошлое, встречается со своими знаменитыми кумирами — Хемингуэем, Фицджеральдом, Дали, Бунюэлем[5].
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Оуэн Уилсон | Гил Пендер |
| Рэйчел Макадамс | Инес |
| Курт Фуллер | Джон, отец Инес |
| Мими Кеннеди | Хелен, мать Инес |
| Майкл Шин | Пол Бейтс |
| Нина Арианда | Кэрол Бейтс |
| Карла Бруни | гид |
| Леа Сейду | продавщица Габриэль |
| Ив Хек | Коул Портер |
| Соня Ролланд | Жозефина Бейкер |
| Элисон Пилл | Зельда Фицджеральд |
| Том Хиддлстон | Фрэнсис Скотт Фицджеральд |
| Кэти Бэйтс | Гертруда Стайн |
| Кори Столл | Эрнест Хэмингуэй |
| Марсьяль Ди Фонсо Бо | Пабло Пикассо |
| Марион Котийяр | Адриана |
| Эммануэль Юзан | Джуна Барнс |
| Эдриен Броуди | Сальвадор Дали |
| Адриен де Ван | Луис Бунюэль |
| Том Кордье | Ман Рэй |
| Девид Лоу | Том Элиот |
| Ив-Антуан Спото | Анри Матисс |
| Винсент Менжу Кортес | Анри де Тулуз-Лотрек |
| Оливье Рабурда | Поль Гоген |
| Франсуа Роста | Эдгар Дега |
Критика
Фильм получил преимущественно положительные отзывы кинокритиков. Рейтинг фильма на агрегаторе Rotten Tomatoes составляет 93 %, основанный на 149 рецензиях[6].
Знаменитый кинокритик Роджер Эберт оценил фильм на 3 с половиной звезды из четырёх, подытожив[7]:
Вуди Аллен — сокровище мирового кинематографа. «Полночь в Париже» очаровала даже жестоких ветеранов каннской прессы. В фильме нет ничего такого, что может не понравиться.
Критик Ричард Рупер поставил фильму оценку «пять из пяти», сказав, что «это великолепный фильм и одна из лучших романтических комедий за последние годы»[8].
Награды и номинации
- 2011 — 3 номинации на «Спутниковую награду»: лучший фильм, лучшая режиссёрская работа (Вуди Аллен), лучшая женская роль второго плана (Рэйчел Макадамс).
- 2012 — 4 номинации на премию «Золотой глобус»: лучший фильм — комедия или мюзикл, лучшая режиссёрская работа (Вуди Аллен), лучшая мужская роль — комедия или мюзикл (Оуэн Уилсон), лучший сценарий (Вуди Аллен; единственная победа).
- 2012 — номинация на Премию Гильдии киноактёров США за лучший актёрский состав.
- 2012 — номинация на премию BAFTA за лучший оригинальный сценарий (Вуди Аллен).
- 2012 — номинация на премию «Гойя» за лучший оригинальный сценарий (Вуди Аллен).
- 2012 — 2 номинации на премию «Независимый дух»: лучшая мужская роль второго плана (Кори Столл), лучшая операторская работа (Дариус Хонджи).
- 2012 — 4 номинации на премию «Оскар»: лучший фильм (Летти Аронсон, Стивен Тененбаум), лучшая режиссёрская работа (Вуди Аллен), лучший оригинальный сценарий (Вуди Аллен; победа) и лучшая работа художника-постановщика (Энн Сейбель, Хелен Дюбрей).
- 2012 — премия Гильдии сценаристов США за лучший оригинальный сценарий[9].
- 2012 — две номинации на премию «Сатурн»: лучший фильм в жанре фэнтези, лучший сценарий (Вуди Аллен).
- 2012 — номинация на премию Гильдии режиссёров США (Вуди Аллен).
Напишите отзыв о статье "Полночь в Париже"
Примечания
- ↑ 1 2 [boxofficemojo.com/movies/?id=midnightinparis.htm Midnight in Paris (2011)]. Box Office Mojo. Проверено 12 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2fntlMR Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
- ↑ [www.bbc.co.uk/russian/society/2011/05/110512_cannes_opening.shtml Новая комедия Вуди Аллена открыла Каннский кинофестиваль]. Би-би-си (12 мая 2011). Проверено 15 мая 2011. [www.webcitation.org/69YlYmFpQ Архивировано из первоисточника 31 июля 2012].
- ↑ [www.empireonline.com/news/feed.asp?NID=27897 «Adrien Brody Enjoys Midnight In Paris»]. EmpireOnline.com. May 17, 2010. Retrieved March 18, 2011.
- ↑ Чен Е. [www.trud.ru/article/13-05-2011/262832_v_kannax_nastupila_polnoch_v_parizhe.html В Каннах наступила «Полночь в Париже»] (13 мая 2011). Проверено 16 мая 2011. [www.webcitation.org/69Ylaqlg5 Архивировано из первоисточника 31 июля 2012].
- ↑ [rus.ruvr.ru/2011/05/11/50154511.html «Полночь в Париже» открыла Каннский фестиваль] (11 мая 2011). Проверено 16 мая 2011. [www.webcitation.org/69YlegcyM Архивировано из первоисточника 31 июля 2012].
- ↑ [www.rottentomatoes.com/m/midnight_in_paris/ Midnight in Paris (2011)] (англ.). Rotten Tomatoes. Проверено 27 ноября 2011.
- ↑ Роджер Эберт. [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/20110524/REVIEWS/110529987 Midnight in Paris: Roger Ebert] (англ.) (25 мая 2011). Проверено 27 ноября 2011.
- ↑ Ричард Рупер. [www.richardroeper.com/reviews/midnightinparis.aspx Midnight in Paris] (англ.). Проверено 27 ноября 2011.
- ↑ [www.yugopolis.ru/news/culture/2012/02/20/30202/kino-kinoproizvodstvo-vudi-allen-film-polnoch-v-parije-film-potomki-aleksandr-pein Вуди Аллен получил в США награду за лучший сценарий 2011 года]
Ссылки
- [www.sonyclassics.com/midnightinparis/ yclassics.com/midnightinparis/] — официальный сайт фильма
- «Полночь в Париже» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v515754 Полночь в Париже] (англ.) на сайте allmovie
- [www.rottentomatoes.com/m/midnight_in_paris/ «Полночь в Париже»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
Отрывок, характеризующий Полночь в Париже
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
