Полонизация
Полониза́ция (польск. polonizacja) — заимствование или насаждение польской культуры, в особенности, польского языка в землях с непольским населением, контролируемых Польшей или подверженных польскому культурному влиянию. Термин появился в XVI веке и происходит от латинского наименования Польши — Polonia.
Содержание
История
Ранняя Польша
Репрессии против немецких иммигрантов в Кракове после восстания войта Альберта 1311—1312 годов привели к полонизации населения города.
Великое княжество Литовское
Белорусский историк второй половины XIX века М. О. Коялович считал началом полонизации западнорусских земель Кревскую унию 1385 года[1], согласно которой великий князь литовский Ягайло женился на польской королеве Ядвиге и становился королём польским. Собственно Литва была крещена в католичество, переведена на латинский алфавит.
Речь Посполитая
В 1569 году в Люблине была заключена уния Великого княжества Литовского с Польшей. Согласно акту унии Литвой и Польшей правил совместно избираемый монарх, государственные дела решались в общем Сейме, устанавливалось единообразное государственное устройство.
В результате образования литовско-польского государства Речи Посполитой на протяжении XVI—XVIII веках происходило постепенное заимствование шляхтой Великого княжества Литовского польских культурных образцов. Важной вехой данного процесса явилась всеобщая конфедерация сословий Речи Посполитой 1696 года, которой было принято постановление, рекомендовавшее перевести делопроизводство в Великом княжестве Литовском на польский язык. Исходя из вышесказанного полонизация — это приобщение шляхты Великого княжества Литовского к польской культуре, к польскому языку, к польским традициям и обычаям[2]
Российская империя
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
II Польская республика
После заключения Рижского договора в составе Польши оказалась часть этнических украинских, белорусских и литовских территорий. На данных землях создавались институты польской администрации, проводилась культурная политика, целью которой являлась унификация национальных культур, экономическая политика проводилась в пользу польского капитала. Политика санации способствовала дискриминации местного украинского, белорусского, еврейского, литовского и русского населения по национальному признаку. Активисты национально-культурных движений данных народов подвергались судебному преследованию[3]
См. также
Напишите отзыв о статье "Полонизация"
Примечания
- ↑ М. О. Коялович — «Чтения по истории Западной России» — Мн. 2006 — Чтение VII
- ↑ Snyder T. The Reconstruction of Nations : Poland, Ukraine, Lithuania, Belarus, 1569—1999. — London: Yale University Press, 2004. — P. 20.
- ↑ Лыч, Л. Паланізацыя / Л. Лыч // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. У 6 т. — Т. 5.: М — Пуд / Рэдкал.: М. В. Біч [і інш.] ; Маст. Э. Э. Жакевіч. — Мінск : БелЭн імя Петруся Броўкі, 1999. — С. 380.
| ||||||||||||||||||
|
Это заготовка статьи по истории Польши. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Полонизация
– Да! много теперь рассказов про это дело!– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
