Полосы вторжения

«Полосы вторжения» (англ. Invasion stripes) — элементы быстрой визуальной идентификации наземной и воздушной техники, используемые вооруженными силами в военных конфликтах для снижения случаев её поражения собственными войсками. Наиболее активно применялись в ходе высадки союзных войск в Нормандии во время Второй мировой войны, когда определённые схематические расположения полос белого и чёрного цветов, преимущественно в авиации, и получили своё название.

Использование схемы попеременного сочетания трёх белых и двух чёрных полос, которые наносилось на верхнюю и нижнюю плоскости крыльев, а также на хвостовую часть фюзеляжа авиационной техники союзников, было одобрено объединённым командованием союзными ВВС в Северо-Западной Европе 17 мая 1944 года. Тогда же несколько самолётов с «полосами вторжения» совершили пролёт над флотом союзников, чтобы ознакомить наземные и морские войска с новой схемой распознавания. Полосы наносились на все истребители союзников, самолёты фоторазведки, транспортники, двухдвигательные лёгкие и средние бомбардировщики, а также самолёты специального назначения. При этом они не использовались на американских четырёхдвигательных тяжёлых бомбардировщиках, поскольку самолётов схожего класса у Люфтваффе практически не было. Для предотвращения возможных инцидентов обнаружения самолётов при базировании их на территории Франции, в течение месяцa после «Дня Д» было приказано удалить полосы с верхних плоскостей. Полностью «полосы вторжения» были удалены с самолётов к концу 1944 года.

В настоящее время полосы быстрой визуальной идентификации используются различными вооружёнными формированиями для отличия своей военной техники (авиации, бронетехники) от аналогичной у противника. Как правило, их наносят в виде одной или нескольких полос белой или иной краски на те или иные заметные элементы техники и часто именуют «полосами вторжения», хотя они и не совсем соответствует аутентичной чёрно-белой схеме.

Описание

Изначально «полосы вторжения» наносились на верхнюю и нижнюю плоскости консолей крыла, а также на фюзеляж самолётов в виде чёрно-белых полос. На однодвигательных самолётах они представляли собой три белые и две чёрные полосы шириной 46 см, отстоящие от опознавательного знака ВВС на 15 сантиметров в сторону фюзеляжа. Такие же полосы наносились и на хвостовую часть фюзеляжа самолёта с отступом в 46 см от передней кромки киля. На двухдвигательных самолётах ширина полос составляла 61 см.

Использование

Хоукер «Тайфун» и «Темпест»

Впервые такие знаки быстрой визуальной идентификации стали применяться англичанами во время Второй мировой войны. Необходимость их использования была вызвана тем, что британские истребители Хоукер «Тайфун» и Хоукер «Темпест» имели внешние очертания, схожие с немецкими Фокке-Вульф FW-190. Чтобы отличить свои самолёты от вражеских во время воздушных боёв, британцы стали наносить на них чёрно-белые полосы.

Приказ о нанесении чередующихся чёрно-белых полос на самолёты был отдан 5 декабря 1942 года. Согласно ему, на нижнюю поверхность крыльев всех «Тайфунов» и «Темпестов» наносили по четыре чёрные полосы шириной 30 сантиметров и по три белые полосы шириной 61 сантиметр. С 1943 года к стандартной цветовой схеме была добавлена жёлтая полоса шириной 46 сантиметров, которая шла от пушки со стороны фюзеляжа по верней плоскости каждой из консолей крыла.

Операция Starkey

Осенью 1943 года «полосы вторжения» использовались авиацией Великобритании, Канады и США во время бомбардировок немецких позиций во французской Булони. На нижнюю и верхнюю поверхности крыльев наносились чёрно-белые полосы. Самая широкая полоса начиналась у законцовки крыла и заканчивалась у пятой нервюры. Ширина узких белых и чёрных полос для одномоторных самолётов составляла 46 см, а для двухдвигательных — 61 см.

Fw-190D эскадрильи Jagdverband 44

В марте 1945 года в Люфтваффе была сформирована элитная истребительная часть Jagdverband 44, вооружённая реактивными истребителями Me.262 и поршневыми истребителями Fw-190D. «Фокке-Вульфы» должны были при­крывать реактивные истребители во время взлётов и посадок, когда после­дние были наиболее уязвимы и практически лишены возможности обороняться. Для истребителей Fw-190D были разработаны особые знаки быстрой идентификации. Нижняя часть самолёта была полностью окрашена в красный цвет, поверх которого были нанесены узкие белые полосы.

Корейская война

После Второй мировой войны «полосы вторжения» в 1950 году были вновь использованы на самолётах ВВС США и Великобритании во время Корейской войны. В частности, визуально броская символика была применена на истребителях F-86 «Сейбр» 4-ого истребительного авиакрыла, которая могла позволить «Сейбру» выделиться от сходного по силуэту МиГ-15. На технику наносились оранжево-жёлтые полосы-«повязки» с чёрной окантовкой. «Повязки» имелись на каждой плоскости крыла и вокруг средней части фюзеляжа. Законцовки киля красились жёлтым цветом. Полоса на фюзеляже имела ширину 71 см, на плоскостях крыла — 91 см, ширина чёрной каймы — везде 10 см. Позже кили истребителей стали раскрашивать чёрными шахматными клетками.

Суэцкий кризис

«Полосы вторжения» как знаки быстрого распознавания наносились на самолётах Воздушных сил флота Великобритании, ВВС Франции и Израиля в период боевых действий Суэцкого кризиса 1956 года. Идея использования подобных знаков отличия базировалась на аналогичном опыте Второй мировой войны, когда союзники ввели чёрно-белые полосы на крыльях и фюзеляже своих самолётов во время высадки в Нормандии.

В период Суэцкого кризиса полосы вторжения были жёлто-чёрные (3 жёлтые и 2 чёрные) и наносились на крылья и фюзеляж. На английских и французских самолётах были нанесены 31 октября и 1 ноября 1956 года, а на израильских 1-2 ноября. Схема нанесения тем не менее различалась.

Вторжение в Чехословакию

Белые полосы распознавания наносились на союзную технику во время вторжения войск стран Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году. Так как все страны-сателлиты СССР имели одинаковое вооружение, то войска Чехословакии необходимо было быстро распознавать. Поэтому на всю технику, участвовавшую в операции «Дунай», были нанесены продольные (также делались «поперёк») белые полосы. Вся боевая техника советского и союзного производства без белых полос подлежала «нейтрализации», желательно без стрельбы.

Следует отметить, что использовать маркировку для опознания своих танков с воздуха Вооружённые силы СССР начали ещё со времён гражданской войны, военных манёвров 1930-х годов и во время ввода советских войск в страны Прибалтики в 1940 году. Во время Великой Отечественной войны использовались белые полосы, нанесённые вдоль центральной части танковой башни, вдоль её оси, белые кресты, нанесённые на верх башни. Такие полосы продолжали использоваться на разных фронтах с небольшими вариациями до конца войны. Некоторые части использовали идентификационные знаки для наземных частей. Как правило, это были полосы по бокам башни или на корпусе. Обычно они были белого цвета. Также «элементы быстрой идентификации» применялись некоторыми авиаотрядами Белого движения во время Гражданской войны.

Вооружённый конфликт на Донбассе

Внешние изображения
	[prepperchimp.com/wp-content/uploads/2014/05/mi24ukrarmy201404021346462831_ukrmindef-1508x706_c.jpg Ми-24П армейской авиации Украины с нанесенными белыми полосами "быстрой идентификации".]
	[www.politika.cn.ua/img/common/image/%D0%A2%D1%83%D1%80%D1%87%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B21.JPG Украинские Ми-8МТВ с полосами "быстрой идентификации".]

С началом конфликта на Донбассе Вооружённые силы Украины активно используют «полосы вторжения» на технике, участвующей в боевых столкновениях с противоборствующей стороной. Это связано с тем, что в распоряжении последней имеется значительное количество военной техники, абсолютно аналогичной той, что используют ВСУ. 2 апреля 2014 года на украинском военном полигоне в Черниговской области впервые была продемонстрирована авиационная техника (Ми-24П и Ми-8МТВ Армейской авиации ВСУ) с нанесёнными на неё белыми «полосами вторжения».

Примечания

Литература

• Суворов, В. Освободитель. — Москва: АСТ, 2006. — ISBN 5-17-007515-4.
• С. В. Иванов [www.universalinternetlibrary.ru/book/58629/chitat_knigu.shtml Hawker Hurricane. Часть 1] // «Война в воздухе» : Журнал. — 2001. — № 73.
• С. В. Иванов Асы корейской войны 1950-53 // «Война в воздухе» : Журнал. — 2004. — № 13.
• Robertson, B. Aircraft Markings of the World 1912-1967. — Letchworth, England: Harleyford Publications, 1967.
• Victor G. Archer, Robert D. Archer. USAAF Aircraft Markings and Camouflage 1941-1947: The History of USAAF Aircraft Markings, Insignia, Camouflage, and Colors. — Schiffer Publishing, 1997. — 352 p.

Ссылки

• [paul.rutgers.edu/~mcgrew/wwii/usaf/html/DDay.html USAAF chronology, mentions invasion stripes] (англ.).

Отрывок, характеризующий Полосы вторжения

– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.