Полоцкая область

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Полоцкая область
Полацкая вобласць
Страна

СССР

Статус

Область

Входит в

Белорусская ССР

Включает

15 районов

Административный центр

Полоцк

Крупнейшие города

Браслав, Глубокое, Дисна, Докшицы, Дрисса, Полоцк

Дата образования

1944—1954

Официальные языки

белорусский, русский

Население (1947)

394 600

Национальный состав

белорусы, русские, евреи, латыши

Площадь

17,8 тыс. км²

По́лоцкая область — административная единица на территории Белорусской ССР, существовавшая с 20 сентября 1944 года по 26 апреля 1954 года, когда была упразднена в ходе процесса укрупнения областей. Располагалась на севере республики.

Административный центр — город Полоцк.





История

Образована 20 сентября 1944 года Указом Президиума Верховного совета СССР из частей Вилейской и Витебской областей.

8 января 1954 года Указом Президиума Верховного совета СССР область была упразднена. Административные районы вошли в состав Витебской (6 районов) и Молодечненской области (9 районов)[1]. 26 апреля 1954 года Верховный Совет СССР утвердил ликвидацию области[2].

Административное деление

Полоцкая область насчитывала шесть городов, шесть городских посёлков, 217 сельсоветов, состояла из 15 районов:

Руководители области

Первые секретари обкома

Председатели исполкома

Печать

  • газета «Бальшавіцкі сцяг» (с ноября 1952 года — «Сцяг камунізму»)

Напишите отзыв о статье "Полоцкая область"

Примечания

  1. [archives.gov.by/index.php?id=989746 Административно-территориальное деление Беларуси | Архивы Беларуси]
  2. s:Закон СССР от 26.04.1954 Об утверждении Указов Президиума Верховного Совета СССР
  3.  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9733 Лобанок, Владимир Елисеевич]. Сайт «Герои Страны».

См. также

Литература

Атлас гiсторыi Беларусi ад старажитнасцi да нашых дзён. — Минск: Издательство «Белорусская Энциклопедия» имени Петруся Бровки, 2006. — С. 110. — 160 с. — ISBN 985-11-0376-4.

Отрывок, характеризующий Полоцкая область

От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.