Полторацкий, Константин Маркович

Константин Маркович Полторацкий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет из Военной галереи мастерской Доу</td></tr>
Ярославский губернатор
29 января 1830 — 17 июля 1842
Предшественник:	Михаил Иванович Бравин
Преемник:	Ираклий Абрамович Баратынский
Рождение:	21 мая (1 июня) 1782(1782-06-01) Черниговская губерния
Смерть:	15 (27) марта 1858(1858-03-27) (75 лет) Санкт-Петербург
Род:	Полторацкие
Военная служба
Годы службы:	1798—1830, 1834—1842
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Род войск:	пехота
Звание:	генерал-лейтенант
Награды:	Наградное оружие

Константи́н Ма́ркович Полтора́цкий (30 мая 1782 — 15 марта 1858) — ярославский военный и гражданский губернатор (1830—1842), генерал-лейтенант русской императорской армии, участник пяти войн, включая Отечественную.

Биография

Константин Маркович Полторацкий родился 21 (по другим данным 2 или 30) мая 1782 года. Отец — Марк Фёдорович Полторацкий, глава Придворной капеллы. Мать — Агафоклея Александровна Шишкова, в замужестве Полторацкая, знаменитая «Полторачиха». Константин Маркович имел много сестёр и братьев, дочерью одного из них была Анна Керн.

В возрасте 2-х лет Константин был записан в Семёновский лейб-гвардии полк фурьером. Получил домашнее воспитание и образование. В возрасте 15-ти лет был произведен в прапорщики своего полка. В 1802 г., служа полковым адъютантом, был замешан в историю поручика А. Шубина, сфабриковавшего, чтобы выслужиться, якобы раскрытый им заговор против императора. Полторацкий, поверив Шубину (который прострелил себе руку в Летнем саду), поехал ночью во дворец и поднял на ноги самого Александра I.

Принимал участие в Русско-австро-французской войне 1805 года и в Русско-прусско-французской войне 1807—1808 гг.. Проявил себя в битве при Аустерлице (награждён орденом Святой Анны 4 степени и произведен в штабс-капитаны) и в 1807 году в сражениях при Гейльсберге и Фридланде, за что был удостоен награждён орденом Святого Владимира 4 степени и произведен в капитаны. 20 мая 1808 года произведен в полковники.

В Русско-турецкой войне в 1810—1811 годах принимал участие в составе Дунайской армии, куда был откомандирован в 1810 году. Проявил себя в сражениях с турками при Батине, в осаде и взятии Силистрии. 15 мая 1811 года назначен шефом Нейшлотского пехотного полка. За штурм Ловчи в 1811 году был награждён Золотой шпагой «За храбрость». За освобождение села Громады — орден Святого Владимира 3 степени. С 10 января 1812 года был шефом Тифлисского пехотного полка, в феврале назначен командиром, а с 12 марта 1812 года назначен шефом Нашебургского пехотного полка, входившего в состав 1-й бригады 9-й пехотной дивизии корпуса Е. И. Маркова 3-й Резервной Обсервационной армии. В составе своего полка участвовал в Отечественной войне 1812 года. За сражение под Кобрином и Городечно награждён орденом Святого Георгия 4-й степени (22 ноября 1812 года). За отличие в бою под Кенигсвартом 15 сентября 1813 года произведен в генерал-майоры и назначен командиром бригады из Апшеронского и Нашебургского полков. В 1813 году сражался при осаде крепости Торна, в Битве под Лейпцигом, за что получил орден Святой Анны 1 степени.

В 1814 году участвовал в сражениях под Бриенном, Ла-Ротьером и Шампобером, где получил ранение и вместе с генералом 3.Д. Олсуфьевым взят французами в плен. Из плена освобожден после взятия Парижа. Вернулся в свою бригаду. 29 июля 1817 года назначен командиром 3-й бригады 23-й пехотной дивизии. Продолжал службу во Франции в составе корпуса М. С. Воронцова до 1818 года. Вернувшись в Россию был назначен командиром 2-й бригады 9-й пехотной дивизии. Офицеры и солдаты Нашебургского полка, по воспоминаниям современника, плакали при прощании с Полторацким, настолько сильную любовь и расположение подчиненных он заслужил. 13 марта 1822 г. он был назначен «состоять по армии». 28 января 1830 года переименован в тайные советники и назначен Ярославским гражданским губернатором. 18 февраля 1835 г. получил чин генерал-лейтенанта и переименован ярославским военным губернатором с управлением гражданской частью. Сделал много полезного для развития просвещения и благотворительности в Ярославской губернии. В 1842 году вышел в отставку по состоянию здоровья. Последние годы жил в Санкт-Петербурге, где скончался 15 марта 1858 года и был похоронен в Сергиевой пустыни.

Семья

• Супруга — 18 августа 1818 года в Павловске женился на княжне Софье Борисовне Голицыной (15.04.1795—19.11.1871), дочери генерал-лейтенанта князя Б. А. Голицына; фрейлине высочайшего двора и кавалерственной даме ордена Святой Екатерины меньшего креста; за которой получил в приданое более 1000 душ крепостных в Козельском и Новоторжском уездах. Воспитана была француженкой из свиты герцогини Полиньяк. По словам современницы, мадам Полторацкая была «определенно не красавица, но миловидна, разговаривала хорошо и учтиво, что уже было шармом». В её ярославской гостиной маркиз де Кюстин, по собственному признанию, чувствовал себя как «в Лондоне или скорее в Петербурге». Овдовев, жила в столице в доме своей сестры, известной благотворительницы Татьяны Потёмкиной на ул. Миллионной, д. 22, где и умерла внезапно от остановки сердца. Похоронена рядом с мужем в Сергиевой пустыни. По замечанию родственницы:

О кончине госпожи Полторацкой вообще мало кто сожалел из-за её деспотического характера, который совершенно заслонял в ней её добрые качества. В общем, эгоизм, тщеславие, деспотизм и привычка не видеть вокруг никого, кроме себя, были её отличительными качествами.

• Сын — Борис Константинович (9.01.1820 — 10.02.1850), ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, умер неженатым.

Источники

• Е. Я. Полторацкий, Константин Маркович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_p25.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 517-518.

Отрывок, характеризующий Полторацкий, Константин Маркович

Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.