Полуночники (цикл)

Полуночники
Midnighters
Автор:	Скотт Вестерфельд
Жанр:	фэнтези, подростковая литература
Язык оригинала:	английский
Издатель:	Эксмо, ИД Домино

«Полуночники» (англ. Midnighters) — фэнтезийная трилогия писателя Скотта Вестерфельда, в которой рассказывается о приключениях группы подростков, родившихся в полночь и для которых этот миг растягивается на целый час, полный опасностей.

Серия книг

Вышло 3 книги в период с 2004 по 2005 год.

Год	Русское название	Оригинальное название
2004	Полуночники: Тайный час	Midnighters: Vol. 1: The Secret Hour
2005	Полуночники: Прикосновения тьмы	Midnighters: Vol. 2: Touching Darkness
2005	Полуночники: Черный полдень	Midnighters: Vol. 3: Blue Noon

Эксклюзивными правами на издание трилогии «Полуночники» на русском языке владеет издательство Эксмо.

Полуночники

Люди, которые родились в 00:00 (с некоторыми погрешностями) — это люди, которые от рождения обладают различными способностями. Некоторые из них действуют только в тайный час, а некоторые постоянно. Внешностью почти ничем не отличаются от обычных людей. Разве что глаза у полуночников не приспособлены к дневному свету, поэтому иногда они носят темные очки, так как яркий свет причиняет им неудобство, а иногда и боль. Во время тайного часа их цвет глаз приобретает лиловый цвет.

Нынешнее поколение полуночников

Джессика «Джесс» Дэй (англ. Jassica "Jass" Day) — Пятнадцатилетняя полуночница, переехавшая в Биксби из Чикаго. Для полуночницы Джессика довольно необычная, как говорила Мелисса, она очень «дневная» (даже внешность — рыжие волосы, зеленые глаза): её глаза хорошо воспринимают свет, во время тайного часа не отливают лиловым, а остаются зелеными.

Как только Джессика переехала в Биксби, она сразу же стала «Мисс Популярностью», в первый же день познакомилась с большинством людей, а также с полуночниками.

У Джессики очень необычный и опасный талант — она огнетворец, т.е. способна «принести» огонь в тайный час, позже впитала силу молнии в правую руку, которая стала светиться. Предположительно, она единственный человек, который когда-либо владел таким даром, так как Рекс говорил, что такого таланта не существовало, по крайней мере он никогда не упоминался в истории Полуночи. В конце третьей книги застряла в тайном часе, спасая Биксби от вторжения темняков.

Дездемона «Десс» (англ. Desdemona "Dess") — эрудит, что означает, что у неё есть врожденная способность к математике. Она без труда может перемножать трехзначные числа, определять координаты какого-либо места и т. п. Именно она ввела такое понятие как «тредекалогизм», а также изобретает новые виды защиты. Таким образом, она — эксперт группы по антитемняковой защите и вооружению. Дар Десс полезен как в Синее Время, так и в обычное.

Она — единственный полуночник, который не встречается с кем-то, и хотя она слегка обеспокоена этим, это не поглощает её.

У Десс есть чрезвычайная неприязнь к Мелиссе из-за её дара, которая, как она думает, постоянно манипулирует людьми. Поэтому Десс частенько называет её «Королевой стерв». Но в эпилоге она признает, что её ненависть к Мелиссе испарилась.

Рекс Грин (англ. Rex Greene) — Следопыт, который может читать знаки полуночи, которые являются историей всего, что связанно с Тайным часом. В течение дня он носит очки. Без них он может видеть лишь других полуночников и что-либо затронутое темняками, в то время как все остальное расплывается. В третьей книге Рекс теряет потребность в очках, после того, как из него чуть не сделали темняка.

После того, как Рекса попытались изменить, он начинает бороться с темняком в нём. Когда он возвращается в школу, он не может не рассматривать других школьников как добычу. Также Рекс начинает ненавидеть все то, что создано человеком: числа, слова из тринадцати букв, новые металлы и пластмассы.

Мелисса — его лучшая и самая давняя подруга, которую он знает с восьми лет. Называет её «Ковбойшей», т.к в детстве она промчалась через весь город, в пижамке с ковбоями, только чтобы отыскать Рекса.

В течение всей трилогии у Рекса и Мелиссы развиваются романтические отношения.

Джонатан Мартинес (англ. Jonathan Martinez) — полуночник, переехавший из Филадельфии за 2 — 2,5 года до появления Джессики. Джонатан — акробат. В течение Синего часа он практически невесом. В отличие от талантов Десс, Рекса, и Мелиссы, акробатические навыки Джонатана функционируют только в течение полуночи. Так же может разделять свою силу с другими полуночниками, например, с Джессикой, с которой они летают почти каждую ночь и с которой у него завязались романтические отношения.

Джонатан является также самым беззаботным из всех полуночников. Он не считает наступление Синевы по всему миру чем-то ужасным. Перед событиями первой книги Джонатан редко связывается с другими полуночниками, из-за конфликта с Рексом.

В плохих отношениях с полицией, как и его отец.

Мелисса (англ. Melissa) — полуночница-телепатка. Постоянно слышит мысли окужающих её людей, из-за этого она часто чувствует себя разбитой. Поэтому почти всегда надевает наушники, так как музыка частично заглушает чужие мысли.

Так же Мелисса способна чувствовать то, что чувствует другой человек, что делает её эмпатом. Ещё она может стирать воспоминания людей.

Мелисса нашла Рекса, когда ей было 8 лет, пробежав через весь Биксби в пижаме с ковбоями. Поэтому Рекс всегда называет её «Ковбойшей». А она именует его «Красавчик». Они — очень хорошие друзья и, в конечном счете, у них завязываются романтические отношения.

Мелисса часто упоминается как грубый, неотесанный, недоверчивый и вообще противный всем, за исключением Рекса, которого она любит, человек. Мелисса была описана как «озлобленная готесса», и кроме полуночников не имеет никаких друзей.

Одна из способностей Мелиссы — то, что она называет «разрыв разума». У Мелиссы есть способность войти в чью-то душу, и заставить человека сойти с ума. Однажды, когда она была ребёнком, она случайно сделала это с отцом Рекса, из-за того, что тот часто избивал Рекса и издевался над ним.

Прошлое поколение полуночников

Мадлен Хайз (англ. Madeline Hise) — рожденная в 1939 году полуночница-телепатка, последняя из выживших полуночников прошлого поколения. Все пятьдесят лет пряталась в зоне так называемого «сумеречного искажения». Упоминается ещё в первой книге, однако узнать о ней смогли лишь во второй книге. Её обнаружила Десс, которой та посылала странные сны. Так же она запечатала воспоминания Десс от Мелиссы, так как не хотела, чтобы другие полуночники узнали о ней, но Мелисса все равно смогла проникнуть в разум Десс.

Позже выяснилось, что это Мадлен виновата в том, что случилось пятьдесят лет назад, а именно в исчезновении полуночников. Хотя она уверяла, что она не в чём не виновата, а началом конца стали кондиционеры и телевизоры.

Анатея (англ. Anathea) — рожденная в 1940 году полуночница-следопыт. В 1952 году, когда девочке было 12 лет, дед Констанцы похитил её и бросил темнякам, которые превратили её в полунелюдь, и благодаря которой они общались с семейством Грейфутов. Когда она начала умирать, темняки подыскали ей замену — Рекса, но у них ничего не вышло.

Девочку нельзя было спасти, и она умерла, держась за руку Джонатона, который напоминал ей прошлого акробата, её возлюбленного. На момент смерти Анатее было 14 лет, так как последние 50 лет она жила всего лишь час в сутки.

Билли Клинтон (англ. Billy Clinton) — полуночник из прошлого поколения. О нём известно только то, что он был акробатом, как и Джонатан, и что у него были романтические отношения с Анатеей.

Темняки

Темняки (англ. Darklings) — твари, которые выходят только в Тайный час и охотятся на полуночников, людей они обычно не трогают. Темняки могут перевоплощаться в разного рода существ (чаще всего это страхи людей — змеи, пауки, даже кошки, которых полуночники называют психокисками). Так же они умеют летать. Для этого им нужно перевоплотиться в существо с крыльями. При убийстве темняков от них исходит очень неприятный, тошнотворный запах. Выглядят они в большинстве своем бесформенно (в своем естественном состоянии), но есть одна характерная черта — у них чёрная шерсть (в любом обличье) и лиловые глаза.

Ползучки (англ. Slithers) — те же самые темняки, только меньше размером и всегда выглядят как змеи или змеи с крыльями (летучие ползучки — название придуманное Десс). Могут больно укусить, но не убить.

Древние — самые старые среди темняков и самые мудрые. В отличие от остальных тварей выходят не каждую ночь, а только если уверены, что добыча того стоит. Они хранят знания многих тысяч лет. Не имеют формы, но у них есть щупальца, которые, касаясь человека, могут заставить его почувствовать все свои страхи и потерять веру в себя.

Основные понятия

Тайный (синий) час / синева — это время, которое начинается ровно в 00:00 и длится целый час. В это время обычные люди застывают, но сами полуночники в это время не застывают и могут пользоваться своими силами. Так же в этот час просыпаются темняки и ползучки. В это время не работают никакие технические устройства. И все предметы в это время источают синий свет (отсюда и название часа). Кроме техники застывают все природные явления, а также все живое. На небе в это время всходит темная луна. Она очень большая и двигается от одного края неба к другому за час. Начало тайного часа, а также его окончание сопровождается небольшой вибрацией земли.

Манекены — так полуночники называют застывших во время Тайного часа людей, поскольку глаза людей остекленеют, а кожа становится похожей на фарфор.

Тридекалогизм  — слово из тринадцати букв, использование которого в названии предмета из стали помогает бороться с темными существами. Улучшенный вариант тридекалогизма — сочетание трёх слов из тринадцати букв.

«Затмение»/времятрясение/первичное искажение — наступление Тайного часа в любое время дня и ночи.

Сумеречное искажение — зона, которую нельзя обнаружить с помощью телепатии, а также невозможно обнаружить человека, если он находится в этой зоне. Телепаты, находясь в сумеречном искажении могут читать мысли людей, находящихся здесь же только посредством физического контакта. Именно в таком месте скрывалась Мадлен все 50 лет.

Талант — дар полуночника, проявляющийся либо в Тайный час (как у Джессики и Джонатана), либо действующий постоянно (как у Рекса, Десс и Мелиссы).

Отрывок, характеризующий Полуночники (цикл)

Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.