Полька Сяккиярви

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Полька Сяккиярви (фин. Säkkijärven polkka) — финская полька, исполняемая финскими аккордеонистами. Изначально песня собрана из трёх народных мелодий из округи посёлка Сяккиярви (ныне Кондратьево, Выборгского района). Песня растиражирована впервые в пластинках норвежско-американским гармонистом Вилли Ларсеном в 1928, но по-настоящему известна благодаря пластинкам Вильо «Вили» Вестеринена (1907—1961) и Лассе Пихлаямаа (1916—2007).

Полька Сяккиярви во время Войны-продолжения

Во время Войны-продолжения полька Сяккиярви буквально спасла город Выборг. 25 июня 1941 года между СССР и Финляндией было объявлено состояние войны. Советские военные перед сдачей Выборга заминировали Выборг радиоуправляемыми скрытыми минами, которые предполагалось подрывать постепенно, в течение нескольких месяцев, когда финны займут город и расположатся в нём. Мины должны были приводиться в действие дистанционно радиосигналом на той или иной частоте.

Мины были расположены в разных частях города. Несколько мин было взорвано. Через некоторое время финские сапёры обнаружили ещё несколько неразорвавшихся мин и смогли изучить их, благодаря захвату нескольких советских военнопленных, которые в процессе допросов сообщили финнам места минирования. Для глушения радиосигнала на подрыв финские сапёры запустили передвижную радиостанцию, которая непрерывно в течение двух месяцев (до полного разряда элементов питания радиоприёмников в радиоуправляемых фугасах) выдавала в эфир по широкому спектру частот быструю музыку так, чтобы подрывной радиосигнал не смог докричаться до мин. В качестве фона глушения была использована именно полька Сяккиярви, которую финские инженеры выбрали из-за быстрого ритма музыки.

В качестве информационного прикрытия операции разминирования финской пропагандой был запущен слух, что между финскими и советскими фронтовыми позициями оказалась включенная радиостанция, которая находится под непрерывным огнём противника, поэтому отключить её не удаётся.

Разминирование было удачным, и многие здания Выборга пережили войну.

Послевоенная история

Знаменитый финский поэт-песенник Рейно Хелисмаа написал текст на мелодию польки. Песню на его текст исполняли многие певцы — Йорма Икявалко, Эса Пакаринен и Эско Тойвонен (дуэтом), ансамбль Kipparikvartetti.

Кроме того, Полька Сяккиярви прозвучала также в фильме «Ленинградские ковбои едут в Америку» в исполнении группы Sleepy Sleepers и в фильме «Белые росы» в исполнении Николая Караченцова.

На мелодию польки Сяккиярви Хельми Ивановна Мальми поставила танец в Национальном ансамбле песни и танца Карелии «Кантеле».

В Советском Союзе мелодия была известна под названием "Карело-финская полька" и широко исполнялась в переложениях для баяна и гармони.

См. также

• Ievan Polkka

Записи

• [www.youtube.com/watch?v=gZx1zl_sVTI Вильо Вестеринен и Даллапе-оркестр: Полька Сяккиярви (1939)] ЮТьюб

Отрывок, характеризующий Полька Сяккиярви

Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.