Польская Народная Республика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Польская Республика
(1944—1952)
Польская Народная Республика
(1952—1989)
Rzeczpospolita Polska
Polska Rzeczpospolita Ludowa
суверенное социалистическое государство

22 июля 1944 года — 29 декабря 1989 года



Флаг ПНР Герб ПНР
Гимн
«Мазурка Домбровского»
Столица Варшава
Крупнейшие города Варшава, Лодзь, Краков, Вроцлав, Познань, Гданьск
Язык(и) польский
Денежная единица злотый
Площадь 312 685 км²
Население 27 млн. (1954)
37 млн 970 тыс. (1990)
Форма правления однопартийная[1] социалистическая республика
Председатель Крайовой Рады Народовой
 - 1944 - 1947 Болеслав Берут
Первый секретарь ЦК ПОРП
 - 1948 - 1956 Болеслав Берут
 - 1956 Эдвард Охаб
 - 1956 - 1970 Владислав Гомулка
 - 1970 - 1980 Эдвард Герек
 - 1980 - 1981 Станислав Каня
 - 1981 - 1989 Войцех Ярузельский
 - 1989 - 1990 Мечислав Раковский
Президент ПР
 - 1947 - 1952 Болеслав Берут
Председатель Государственного Совета ПНР
 - 1952 - 1964 Александр Завадский
 - 1964 - 1968 Эдвард Охаб
 - 1968 - 1970 Мариан Спыхальский
 - 1970 - 1972 Юзеф Циранкевич
 - 1972 - 1985 Генрик Яблоньский
 - 1985 - 1989 Войцех Ярузельский
Президент ПНР
 - 1989 Войцех Ярузельский
Часовой пояс UTC+1, UTC+2 летом
К:Появились в 1944 годуК:Исчезли в 1989 году
 История Польши

Доисторическая Польша (до 877)

Гнезненская Польша (877—1025)

Королевство Польское (1025—1385)

Краковская Польша (1320—1569)

Речь Посполитая (1569—1795)

Разделы Польши (1772—1795)

Варшавское герцогство (1807—1815)

Царство Польское (1815—1915)

Краковская республика (1815—1846)

Великое княжество Познанское (1815—1919)

Регентское королевство Польша (1916—1918)

Польская Республика (1918—1939)

Генерал-губернаторство (1939—1945)

Польская Народная Республика (1944—1989)

Республика Польша (с 1989)


Портал «Польша»

По́льская Наро́дная Респу́блика (польск. Polska Rzeczpospolita Ludowa) — официальное название Польши в период с 1952 по 1989 год. До этого в 19441952 годах то же самое государственное образование функционировало как субъект международного права под названием Польская Республика. Поддержанное пропагандой, почти официальное название государства, существовавшего в 1944—1989 гг., — Народная Польша (польск. Polska Ludowa).





Государственный строй

Польская Народная Республика — формально социалистическое государство. Конституция ПНР была принята 22 июля 1952 года (временная конституция — в 1947 году), существенные поправки были внесены в 1976 году. Законодательный орган — Сейм, избираемый народом сроком на 4 года, коллективным главой государства до 1989 года был Государственный совет, избираемый Сеймом сроком на 4 года, с 1989 года — президент, исполнительный орган — Совет Министров, назначался Сеймом.

Административное деление

Территория Польши делилась на воеводства (województwo), воеводства на повяты (powiat, до 1976 года) и городские повяты (powiat grodzki); повяты на города (miasto) и гмины (gmina), в период 1954—1972: города, оседле (osiedle) и громады (gromada); городские поветы на дзельницы (dzielnica). Представительные органы местного самоуправления — национальные советы (rada narodowa), избиравшиеся народом сроком на 4 года, исполнительные органы местного самоуправления — президиумы национальных советов (prezydia), с 1976 года — воеводы (wojewodowie), президенты городов (prezydenci), начальники городов (naczelnicy miast), начальники дзельниц (naczelnicy dzielnic) и начальники гмин (naczelnicy gmin).

Правовая система

Высшая судебная инстанция — Верховный суд (Sąd Najwyższy), суды апелляционной инстанции — воеводские суды (sądy wojewódzkie), суды первой инстанции — поветовые суды (sądy powiatowe, с 1976 года — районные суды (sądy rejonowe)). Орган конституционного надзора — Конституционный трибунал (Trybunał Konstytucyjny, с 1982 года, до этого отсутствовал). Суд по делам импичмента — Государственный трибунал (Trybunał Stanu, с 1982 года, до этого отсутствовал).

Польша была первой страной "социалистического лагеря", в которой были созданы институты Конституционного суда (1982) и омбудсмена (Rzecznik Praw Obywatelskich, 1986).

Силовые органы

Политические партии

Ведущую роль в стране первоначально играла марксистско-ленинская, прокоммунистическая Польская рабочая партия (ППР), а затем (с 1948 года) Польская объединенная рабочая партия (ПОРП). Кроме оппозиционной Польской крестьянской партии все другие массовые политические партии (которых после 1950 года было только две — Объединённая крестьянская партия и Демократическая партия) входили в возглавляемую ППР а затем ПОРП коалицию (Демократический блок, с 1952 — Национальный фронт, с 1956 — Фронт единства народа, с 1982 — Патриотическое движение национального возрождения).

В 1957—1980 в стране действовала парламентская оппозиция — Ассоциация «Знак».

Общественные организации

Молодёжные организации партий и молодёжные движения

Профсоюзы

Крестьянские союзы

  • Сельскохозяйственные круги (Kółka rolnicze, существовали от 1862) — местные крестьянские организации, связаны с 1975 в Национальный союз фермеров, кругов и сельскохозяйственных организаций (Krajowy Związek Rolników, Kółek i Organizacji Rolniczych, KZRKiOR)
  • Союз крестьянской самопомощи (Związek Samopomocy Chłopskiej, ZSCh, 1944—1957)

Женские организации

  • Лига женщин (Liga Kobiet, с 1945), также под названием: Общественно-гражданская лига женщин, Лига польских женщин — женская организация, формально независимая (сотрудничающая с ПОРП)
  • Круги деревенских хозяек (Koła Gospodyń Wiejskich, KGW, существовали от 1877) — женская организация Объединённой крестьянской партии

Патриотические организации

Организации международного сотрудничества

Гуманитарные организации

Секуляристские движения

Религиозные организации

Организации национальных меньшинств

Прочие

История

В то время, когда Красная Армия перешла Западный Буг, в СССР находилась делегация Крайовой Рады Народовой, имевшая полномочия Польской рабочей партии и близких к ней идеологических партий. 21 июля 1944 года в Москве был создан Польский комитет национального освобождения из представителей левых партий под руководством ППР. Польский комитет национального освобождения принял на себя функции временного правительства Польши. Этому комитету было подчинено Войско Польское и создаваемая на занятых Красной Армией территориях гражданская милиция. 31 декабря 1944 года был принят декрет о преобразовании ПКНО во Временное правительство Польской Республики (Rząd Tymczasowy Rzeczypospolitej Polskiej). 31 декабря 1944 года Крайова Рада Народова провозгласила ПКНО Временным правительством Польской республики, на этом же заседании пост председателя КРН был преобразован в пост президента республики[2]. 4 января 1945 Советский Союз признал Временное национальное правительство Польской республики.

Союзники СССР, поняв, что настоять на передачу власти в Польше Лондонскому правительству не удастся, на Ялтинской конференции пошли на компромиссный вариант, согласно которому формировалось правительство с участием как лондонских, так и люблинских поляков, которое должно было провести свободные выборы. Однако «Временное правительство национального единства», сформированное в июне 1945 года и признанное союзниками[3], де-факто оказалось под контролем коммунистов, и выборы, проведённые им в январе 1947 года, легитимизировали установившийся в Польше режим, который возглавлялся Польской объединённой рабочей партией под руководством Болеслава Берута. В Лондоне вплоть до 1990 года продолжало существовать Польское правительство в изгнании.

Во время войны в Польше происходили массовые убийства еврейского населения как нацистами, так и частью националистического и прокоммунистического[4] польского подполья. Последний крупный еврейский погром произошёл в 1946 году в Кельце, и в нём участвовали польские полицейские и военные. Холокост и антисемитская атмосфера послевоенных лет вызвали новый виток эмиграции из Польши. Отъезд евреев, выселение немцев из присоединённых к Польше немецких земель, а также установление новых границ с СССР и обмен с ним населением сделали Польшу практически моноэтническим государством.

Часть бойцов Армии крайовой в 1944—1945 г. вступила в вооружённую борьбу с просоветским режимом, установившимся в Польше, которую вела созданная 7 мая 1945 подпольная организация «Делегатура сил збройных» (Delegatura Sił Zbrojnych, DSZ) (Делегация вооруженных сил), a в сентябре 1945—1948 г.г. — подпольная организация Wolność i Niezawisłość (WiN) (Свобода и Независимость). СССР проводил в Польше массовые репрессивные акции против подполья силами армии и войск НКГБ[5]. К 1948 году вооруженное сопротивление прекратилось. В общей сложности, антиправительственными вооружёнными формированиями «WiN» и украинских националистов в 1945—1948 гг. были убиты 12 тыс. польских граждан (в том числе, 4300 военнослужащих Войска Польского и Корпуса Внутренней Безопасности)[6]

В августе 1945 на Потсдамской конференции было достигнуто соглашение о том, что южная часть Восточной Пруссии и территории Германии восточнее рек Одер и Нейсе (Померания, Нижняя Силезия и часть Бранденбурга) передаются Польше. С этих территорий было изгнано в Германию немецкое население, причем это зачастую сопровождалось насилиями и грабежами.[7]

6 июля 1945 года между Временным правительством национального единства и правительством СССР было заключено соглашение об обмене населением между Польшей и СССР: лица польской и еврейской национальности, бывшие гражданами довоенной Польши и проживающие в СССР получили право на выезд в Польшу, а лица русской, украинской, белорусской, русинской и литовской национальностей, проживающие на территории Польши, должны были переселиться в СССР. По состоянию на 31 октября 1946 г. из Польши в СССР переселилось около 518 тыс. чел., а из СССР в Польшу — около 1 090 тыс. чел. (по другим данным, 1 526 тыс. чел.)[8] Польша стала мононациональным государством.

16 августа 1945 года в Москве был подписан договор между СССР и Польшей о советско-польской границе, по которому ряд территорий (в частности Белостокскую область) СССР передал Польше[9].

В 1951 г. состоялся обмен участками территорий между Польшей и СССР (УССР), причем население передаваемых территорий перед этим было отселено вглубь соответствующих государств.

В 1952 году была принята новая конституция изменившая наименование страны на «Польская Народная Республика». Были окончательно упразднены уже почти полтора десятилетия нефункционировавшие сеймики, повятовые и гминные советы, должности воевод, старост, бурмистров, войтов, воеводские, повятовые и гминные правления, их функции формально передавались национальным советам и их президиумам. Должность Президента также была заменена коллегиальным Государственным Советом. Были упразднены все административные и трудовые суды, государственный трибуналы, верховная палата контроля, апелляционные суды, окружные суды и местные суды, их функции передавались воеводским судам и повятовым судам. В стране продолжала существование многопартийная система однако монопольным правом на выдвижение кандидатов обладал Национальный фронт, и в списках выдвинутых им относительное большинство закреплялось за ПОРП, при этом в сам Национальный фронт были включены общественные организации. Сама ПОРП была также реорганизирована, должность председателя была упразднена, однако Болеслав Берут был сразу же избран Первым секретарём Центрального Комитета ПОРП. Молодёжные организации всех трёх легальных партий были объединены в одну — Союз польской молодёжи.

В 1956 году Берут умер вскоре после посещения ХХ съезда КПСС. Его место занял Владислав Гомулка, сам недавно освобождённый из тюрьмы. Эти события сопровождались выступлениями рабочих в Познани.

Тенденция либерализации, связанная с первым десятилетием правления Гомулки, закончилась после политического кризиса 1968 года (сопровождавшегося подавлением студенческих демонстраций и провозглашения шовинистической «антисионистской» кампании, в результате которой большинство остававшихся в Польше евреев вынуждено было покинуть страну). В декабре 1970, после повышения цен на товары народного потребления и вызванных этим забастовок и массовых волнений в Гданьске, Гдыне и Щецине, Гомулка был сменён Эдвардом Гереком.

В 1975 году была произведена административная реформа — поветы были упразднены, а количество воеводств резко увеличено, а поветовые суды были переименованы в районные.

В 1976 волна забастовок прокатилась по Варшаве и Радому. Оппозиционно настроенных рабочих и интеллигенцию леводемократического направления связывала созданная в 1976 структура Комитет общественной самозащиты — Комитет защиты рабочих (КОС-КОР). Её возглавляли Яцек Куронь, Кароль Модзелевский и Адам Михник. В Гданьске и Щецине действовали Свободные профсоюзы Побережья, наиболее известными лидерами которых были Лех Валенса и Анджей Гвязда. В Варшаве, Кракове, Познани, Вроцлаве и Торуни сформировались Клубы католической интеллигенции (КИК), наиболее видной фигурой которых стал Тадеуш Мазовецкий. Особняком стояла Конфедерация независимой Польши, созданная 1 сентября 1979 и связанная с польской антикоммунистической эмиграцией (организация «Свободная Польша» базировалась в США).

Правительство Герека активно брало кредиты как на Западе, так и у СССР, что поначалу способствовало росту экономики, но к концу 70-х гг., сделав долговое бремя непосильным (к 1980 году долг достиг 20 миллиардов долларов США), ввергло страну в социально-экономический кризис. По стране вновь прокатилась волна забастовок. С началом кризиса совпало избрание краковского кардинала Войтылы римским папой под именем Иоанна Павла II в октябре 1978 года, крайне накалившее обстановку в стране, в которой католическая церковь была влиятельной силой и оплотом сопротивления властям.

1 июля 1980 года правительство, вынужденное из-за необходимости выплачивать долги ввести режим всемерной экономии, ввело коммерческие цены на мясо. Результатом этого была волна забастовок, фактически парализовавшая к концу августа Балтийское побережье и впервые закрывшая угольные шахты Силезии. Правительство было вынуждено пойти на уступки бастующим. 31 августа 1980 года рабочие судоверфи им. Ленина в Гданьске, которых возглавлял электрик Лех Валенса, подписали с правительством «соглашение из 21 пункта», которое прекратило забастовку; аналогичные соглашения были подписаны в Щецине и Силезии. Ключевыми условиями этих соглашений была гарантия прав рабочих на создание независимых профсоюзов и на забастовки. После этого возникло и приобрело большое влияние общенациональное движение «Солидарность», лидером которого стал Валенса. После этого Герек был заменён на посту первого секретаря Станиславом Каней.

Недовольство, подпитываемое разоблачениями коррупции, нарастало. Волна забастовок не стихала. СССР концентрировал на границах с Польшей свои войска. В феврале 1981 года министр обороны генерал Войцех Ярузельский был назначен премьер-министром, а в октябре — первым секретарём ПОРП, сосредоточив в своих руках три поста наивысшего государственного значения.

К этому времени экономика страны уже агонизировала и Польша оказалась на грани голода. Лидер «Солидарности» Лех Валенса потребовал от правительства провести референдум о смене власти и всеобщих выборов в Сейм. 12 декабря лидеры «Солидарности» большинством голосов приняли резолюцию об открытой конфронтации с режимом.

12—13 декабря 1981 года Ярузельский ввёл военное положение, действовавшее до июля 1983 года. В первые же дни военного положения более 3 тысяч ведущих активистов оппозиции были задержаны и направлены в центры интернирования. К концу 1981 количество интернированных составило 5128 человек. Всего за период военного положения интернированию подверглись 9736 человек (396 человек не удалось обнаружить). Немногие из лидеров «Солидарности» успели перейти на нелегальное положение. Среди них — Збигнев Буяк, Владислав Фрасынюк, Богдан Лис[10]. Были арестованы два бывших Председателя Совета министров, бывший Первый секретарь Центрального комитета ПОРП, был распущен Фронт единства нации, его функции перешли к гражданским комитетам национального спасения. За период военного положения 1981—1983 годов погибли более 100 активистов польской оппозиции[11] (чаще всего говорится о 115 документально подтверждённых случаях[12]). В 88 эпизодах причастность силовых структур ПНР[13] признана доказанной. Наиболее известно убийство капеллана «Солидарности» Ежи Попелушко спецгруппой капитана Пиотровского[14].

В 1982 году были проведены некоторые реформы — были восстановлены Государственный трибунал, Верховная палата контроля, должности воевод и бурмистров, созданы Конституционный Суд и должность омбудсмена, вместо Фронта единства народа было создано Патриотическое движение национального возрождения, а в 1983 году военное положение было отменено.

Политика перестройки, проводимая Горбачевым, ослабила влияние СССР на Польшу, что привело к переменам в стране. В 1988 году «Солидарность» сумела инициировать общенациональную забастовку и вынудить Войцеха Ярузельского сесть за стол переговоров. В сентябре 1988 года представители правительства проводят первые встречи с Лехом Валенсой, на которых было достигнуто соглашение о созыве «круглого стола» между правительством и оппозицией. Круглый стол начал работу 6 февраля 1989 года. 4 апреля он завершился подписанием соглашения, главными пунктами которого было: проведение свободных выборов, введение поста президента и верхней палаты сейма (Сенат). На выборах, состоявшихся 4 июня, «Солидарность» получила 99 % мест в Сенате и 35 % мест в сейме, после чего сформировала правительство, которое возглавили премьер Тадеуш Мазовецкий и вице-премьер и министр финансов Лешек Бальцерович, начавшее радикальные рыночные и демократические реформы, либерализацию цен и приватизацию госсобственности. Президентом страны стал Ярузельский.

29 декабря 1989 г., путём изменения конституции ПНР, стране возвращено историческое название «Rzeczpospolita Polska» (Польская республика; по-русски — Республика Польша).

На президентских выборах 1990 года Валенса после внушительной победы был избран президентом Польши.

Средства массовой информации

Газеты и журналы

Пресса, получающая информацию от Польского агентства печати:

Популярная пресса:

Журнала национальных и этнических меньшинств:

Журнала о сотрудничестве Польской Народной Республики и СССР:

Электронные СМИ

Единственная в стране телекомпания и единственная радиокомпания — Польское радио и телевидение (Polskie Radio i Telewizja, PRT), управлялось Комитетом по делам телевидения и радиовещания (Komitet do Spraw Radia i Telewizji)

См. также

Напишите отзыв о статье "Польская Народная Республика"

Примечания

  1. (с наличием миноритарных партий)
  2. Ю. В. Берков. 50 лет независимости Польши. М., «Знание», 1968. стр.31
  3. История Второй Мировой войны 1939—1945 (в 12 томах) / редколл., гл. ред. А. А. Гречко. том 10. М., Воениздат, 1979. стр.479.
  4. [www.rp.pl/artykul/849884.html?print=tak&p=0 Watażkowie z Gwardii Ludowej]
  5. Петров Н. В. [katynfiles.com/content/petrov-sovietization-of-poland.html Роль МГБ СССР в советизации Польши. Проведение референдума и выборов в Сейм в 1946–1947 гг.]. katynfiles.com (20.06.2011). Проверено 3 сентября 2011. [www.webcitation.org/685vwHLwM Архивировано из первоисточника 1 июня 2012].
  6. Армии стран Варшавского договора. (справочник) / А. Д. Вербицкий и др. М., Воениздат, 1985. стр.110
  7. [expert.ru/expert/2008/30/izgnany_i_ubity/ С. Сумлённый. Изгнаны и убиты]
  8. [demoscope.ru/weekly/2007/0313/analit06.php#_FNR_25 П. Полян. Оптации: с кем и когда в XX веке Россия обменивалась населением]
  9. [pravo.levonevsky.org/bazaby/mdogov/megd4949.htm Договор от 16 августа 1945 г. «Договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Польской Республикой о советско-польской государственной границе»]
  10. Мариуш Вильк. Нелегалы. 1984; рус. пер.: Лондон, 1987.
  11. [wyborcza.pl/1,77062,3787704.html Piotr Lipiński. Ofiary stanu wojennego i lat następnych do 1989]
  12. [www.polacynawschodzie.pl/pl/artykuly/zobacz/7 Alicja Wancerz-Gluza. «Solidarność» a systemowe przekształcenia Europy Środkowo-Wschodniej]
  13. [www.martiallaw.pl/swe/silent-witnesses Silent witnesses]
  14. [www.rp.pl/artykul/94781_Rowiesnicy__Ks__Jerzy_Popieluszko__Kpt__Grzegorz_Piotrowski.html?p=1 Rówieśnicy: Ks. Jerzy Popiełuszko, Kpt. Grzegorz Piotrowski]

Литература

  • 100 lat polskiego ruchu robotniczego. Kronika wydarzeń. — Warsz.: Książka i Wiedza, 1978.
  • 25 lat Polski Ludowej. Chronologiczny przegląd ważniejszych wydarzeń. / Władysław Kurkiewicz. — Warsz.: Ludowa Spółdzielnia Wydawnicza, 1971.
  • Historyczny atlas Polski. — Warsz.: Wydawnictwo Demart, 2011. — ISBN 9788374273237.
  • Katalog prasy polskiej. — Warsz.: Biuro Wydawnicze «RUCH», 1963.
  • Polska Ludowa. Słownik encyklopedyczny. — Warsz.: Wiedza Powszechna, 1965.
  • Radio renesans. Od monopolu do konkurencji. — Warsz.: Wydawnictwo AKT, 1997. — ISBN 8390834502.
  • Słownik historii Polski / (red.) Tadeusz Łepkowski. — Warsz.: Wiedza Powszechna, 1973.
  • Tysiąc lat dziejów Polski. Kalendarium. Chronologiczny przegląd wydarzeń. / Władysław Kurkiewicz, Adam Tatomir, Wiesław Żurawski. — Warsz.: Ludowa Spółdzielnia Wydawnicza, 1979. — ISBN 8320531411.

Ссылки

  • [bse2.ru/book_view.jsp?idn=030299&page=3&format=html Польская Народная Республика в БСЭ]
  • [www.polska.ru/polska/historia/desid_1956.html Т.Косинова. События 1956 г. в Польше глазами советских диссидентов]
  • [www.prltube.com PRLTube.com]
  • Гордиенко А. Н.Войны второй половины ХХ века. Мн., 1998.

Отрывок, характеризующий Польская Народная Республика

– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.