Польская конституция 1935 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Польская конституция 1935 года (польск. Ustawa konstytucyjna 23 kwietnia 1935) также известная как Апрельская конституция (польск. Konstytucja kwietniowa) — принята сенатом 16 января 1935 года подписана президентом 23 апреля 1935 года.





История принятия конституции

В результате Майского переворота 1926 года в Польше был создан политический режим, сводящий на нет основные принципы, лежавшие в основе Мартовской конституции 1921 года. Механизм функционирования государства, свойственный парламентскому строю, был заменён авторитарными методами правления. Новая система, благоприятствующая экономическому господству высшего класса и помещиков в условиях усиления влияния трудящихся и роста их стремлений к переустройству общественного строя, требовала формального закрепления в конституционных нормах.

Работу по пересмотру Мартовской конституции 1921 года начал сейм, избранный в 1928 году. Однако эта работа не продвинулась дальше стадии обсуждения в рамках комиссий. Более интенсивно ею занялся избранный в 1930 году сейм, в котором Беспартийный блок сотрудничества с правительством располагал уже большей частью мандатов. За основу своей законодательной деятельности сейм взял конституционные тезисы, подготовленные в 1933 году Станиславом Царом. Эти тезисы признавали новые основы государственного строя. Они подверглись критике со стороны оппозиционных депутатов в конституционной комиссии сейма. 26 января 1934 года на заседании сейма были представлены отчёт о работе конституционной комиссии и тезисы новой конституции. Когда депутаты оппозиции демонстративно покинули зал заседаний, правительственное большинство утвердило конституционные тезисы как проект конституции сразу во втором и в третьем чтении. Утверждение конституции явно нарушало положения, определяющие процедуру изменения основного закона. Исходя из этого, оппозиционные группировки отказывались признать за конституцией значение действующей. Тем не менее по принятии проекта конституции сенатом 16 января 1935 года и одобрении сеймом внесённых сенатом поправок конституция была подписана президентом 23 апреля 1935 года. Поэтому её и назвали Апрельской конституцией.

Содержание

Основные принципы государственного строя, являвшиеся отражением определённых идейных доктрин, были изложены в так называемом "Декалоге" — первых десяти статьях Апрельской конституции. Они отражали точку зрения авторов конституции на государство, его задачи и организационную структуру, а также на отношение государства к обществу и к личности. В то же время они являлись директивами, интерпретирующими отдельные положения конституции. Апрельская конституция сохраняла прежнее название государства — Речь Посполитая (Rzecz Pospolita), а также принцип единства государства с одним лишь исключением — автономии Силезии. Новая концепция государства была заключена в ст. 1 конституции, гласившей, что "польское государство является общим достоянием всех граждан". Государство рассматривалось создателями конституции как достояние общества в целом. Туманным и многозначным понятием "общее достояние" в соответствии с идеями солидаризма авторы Апрельской конституции стремились прикрыть истинные цели государства, которые являлись прежде всего целями и интересами правящих элит.

Устанавливая отношения между личностью и коллективом, Апрельская конституция признавала превосходство коллективных интересов над индивидуальными. При этом усиленно подчёркивались обязанности личности по отношению к государству, а не её права. Право граждан участвовать в общественной жизни ставилось в зависимость от заслуг "во имя всеобщего блага". Тем самым конституция отвергала принцип всеобщих равных политических прав. Государству конституция обеспечивала руководящую роль в обществе, открывая перед ним широкие возможности для вмешательства в область общественных, экономических и культурных отношений.

Источником и носителем государственной власти Апрельская конституция признавала президента. Она приняла принцип концентрации государственной власти в лице президента. Этот принцип выражала ст. 2, гласившая: "Во главе государства стоит президент республики... В его лице сосредоточивается единая и неделимая государственная власть". Президент не нёс ни конституционной, ни политической ответственности за свою деятельность. На нём лежала только "ответственность перед Богом и историей за судьбы государства". В формулировках "Декалога" проявлялось стремление создателей конституции следовать принципам корпоративного государства.

Принцип концентрации государственной власти в руках президента не означал, что только он один с помощью чиновничьего аппарата должен осуществлять все и всякие функции государства. В ст. 3 перечислялись такие государственные органы: правительство, сейм, сенат, вооружённые силы, суды, государственный контроль. Все они были, однако, подчинены президенту республики. Каждый из них имел чётко определённый конституцией круг полномочий, причём полномочия, не закреплённые за другими органами, принадлежали правительству.

Президент республики

Апрельская конституция 1935 года утвердила особую, сложную систему выборов президента. В выборах участвовали как сам президент, так и специально созданное собрание выборщиков, а при некоторых обстоятельствах — и все граждане страны. Порядок президентских выборов был таков, чтобы решающее слово оставалось за уходящим с поста президентом. Собрание выборщиков, состоящее из 80 человек, в том числе 50 избранных сеймом, 25 — сенатом и 5 вирилистов (т. е. маршалов сейма и сената, председателя совета министров, генерального инспектора вооружённых сил, первого председателя верховного суда) избирало кандидата в президенты. Бывшему президенту предоставлялось право указания собственного кандидата, причём он мог выдвинуть и свою кандидатуру. Если президент пользовался своим правом, вопрос, кто из двух кандидатов станет президентом, решался всеобщим голосованием. Если уходящий с поста президент от этого права отказывался, его место занимал кандидат собрания выборщиков. Срок полномочий президента равнялся семи годам. В случае войны он продлевался до момента истечения трёх месяцев после заключения мира. Право замещать президента по Апрельской конституции предоставлялось маршалу сената, которому в таком случае передавались все полномочия президента. Полномочия президента делились на законодательные, конституционные, исполнительные, контрольные, чрезвычайные (в случае войны).

Законодательные полномочия президента

Полномочия президента в области законодательства заключались в издании декретов, имеющих силу закона (в качестве верховного главнокомандующего вооружёнными силами и главы администрации в промежутках между сессиями сейма и сената и на основании предоставленных законом полномочий). Президенту принадлежало право отлагательного вето на законы, принимаемые сеймом и сенатом. Президент назначал 1/3 сенаторов, созывал сеймы и сенат, открывал и закрывал сессии законодательных палат, переносил сроки их заседаний, осуществлял промульгацию и публикацию законов.

Конституционные полномочия президента

В области конституционных полномочий президенту принадлежало право преимущественной инициативы в вопросах изменения конституции, а также право вето по отношению к депутатскому проекту изменения конституции, утверждённому сеймом и сенатом. Конституционные полномочия президента были построены таким образом, чтобы вопреки его воле изменить конституцию было невозможно.

Исполнительные полномочия президента

К числу важнейших исполнительных полномочий президента принадлежали: принятие решений, связанных с выборами президента, т. е. созыв собрания выборщиков, выдвижение кандидата в президенты, распоряжение о всеобщем голосовании; назначение председателя совета министров и министров, судей, первого председателя Верховного суда, членов Государственного трибунала; осуществление права помилования; назначение председателя верховной контрольной палаты и членов его коллегии; осуществление верховного руководства вооружёнными силами; назначение генерального инспектора вооружённых сил; представление государства вовне. Контрольные полномочия президента включали в себя право роспуска сейма и сената также и до истечения срока их полномочий, право отозвания председателя совета министров, председателя верховной контрольной палаты, верховного главнокомандующего, генерального инспектора вооружённых сил и министров, а также право привлечения министров к конституционной ответственности перед судом государственного трибунала.

Чрезвычайные полномочия президента

Чрезвычайные полномочия президента на период войны касались: назначения преемника? назначения верховного главнокомандующего, объявления военного положения, издания декретов в объёме всего государственного законодательства (кроме изменения конституции), продления срока полномочий законодательных палат, созыва сейма и сената в уменьшенном составе. Такие полномочия предоставляли президенту почти абсолютную власть.

Акты президента Апрельская конституция подразделяла на прерогативные и ординарные. Прерогатива как проявление личной власти президента не требовала контрассигнования министрами. Она гарантировала президенту неограниченную свободу решений, подчёркивая его самостоятельную роль в управлении государством. За акты прерогативного характера никто не нёс юридической ответственности. Концепция предоставления президенту прерогативы была свойственна тоталитарному государству.

Все другие должностные акты президента, относящиеся к числу обычных ординарных полномочий, требовали контрассигнования председателя совета министров и соответствующего министра.

Совет министров республики

Всех министров назначал президент согласно одной из его прерогатив по предложению председателя совета министров. Положение председателя совета министров в кабинете было упрочено по сравнению с Мартовской конституцией. Председатель руководил работой правительства и возглавлял совет министров. Он, а не совет министров, устанавливал общие принципы государственной политики, определявшие деятельность министров. К сфере компетенций совета министров принадлежали: право законодательной инициативы, издание исполнительных постановлений, а также решение вопросов, отнесённых к его ведению законами.

Апрельская конституция 1935 года установила разные виды ответственности министров: а) политическую ответственность министров перед президентом, который мог отозвать министра, если считал это целесообразным; б) парламентскую ответственность перед сеймом и сенатом (президент мог не согласиться с вотумом недоверия, но в этом случае он должен был распустить законодательные палаты); в) конституционную ответственность перед государственным трибуналом.

Сейм и сенат

Апрельская конституция отводила законодательным палатам второстепенную роль в системе высших государственных органов. Предоставлявшиеся сейму Мартовской конституцией преимущества перед сенатом были сведены на нет путём расширения полномочий сената.

Избирательное право, установленное апрельской конституцией и положениями о выборах от 8 июля 1935 года, определяло состав сейма и сената и систему голосования. Сейм состоял из 208 депутатов, избиравшихся путём всеобщего, тайного, равного и прямого голосования. Кандидатов в депутаты выдвигали специально созданные окружные собрания, состав которых должен был гарантировать, что на них не будут оказывать влияния оппозиционные политические партии. Активное избирательное право предоставлялось гражданам, достигшим 24-х лет и обладавшим гражданскими правами, за исключением военных, находящихся на действительной службе; пассивное — гражданам, достигшим 30 лет. Сенат состоял из 96 сенаторов, 1/3 которых назначалась президентом, а 2/3 избирались путём непрямого голосования небольшого числа граждан — так называемой элиты. В группу, уполномоченную избирать сенат, зачислялись граждане, достигшие 30 лет, по принципу обладания заслугами (определёнными государственными орденами), образованием (высшим или средним специальным или офицерским званием) и доверием (граждане, занимающие выборные должности в самоуправлении и определённых организациях). Пассивное избирательное право предоставлялось гражданам, достигшим 40 лет. Срок полномочий сейма и сената равнялся пяти годам.

Сейм и сенат осуществляли конституционные, законодательные и контрольные функции в области, ограниченной полномочиями президента. Конституция содержала общую оговорку о том, что функции управления государством не принадлежат сейму. Конституционные компетенции были составлены так, что законодательные палаты не могли вносить изменений в конституцию вопреки воле президента. Из числа законодательных компетенций были исключены вопросы организации правительства, администрации и вооружённых сил. Остальные полномочия были ограничены тем, что президенту предоставлялось право издавать декреты и право вето; кроме того, сейм был лишён законодательной инициативы по вопросам бюджета, призывного контингента, ратификации международных договоров и по всем вопросам, требующим затраты государственных финансов. В порядке контрольной компетенции сейм и сенат могли требовать отставки правительства или министра. Такое требование удовлетворялось лишь при согласии президента, который в противном случае распускал парламент до истечения срока его полномочий. сейм и сенат также имели право привлекать премьера и министров к конституционной ответственности, вносить запросы (интерпелляции) к правительству, ежегодно утверждать отчёт о выполнении бюджета.

Расширение компетенций сената выражалось, в частности, в новом порядке голосования при принятии его поправок к проектам законов. Сейм мог отвергнуть эти поправки большинством в 3/5 голосов. Была ограничена депутатская неприкосновенность.

Гражданские права

Определяя отношение личности к государству, Апрельская конституция исходила из иных предпосылок, нежели Мартовская. Задачу государства она усматривала не в защите индивидуальных прав, а в исполнении организаторских функций общественного характера. Отвергая концепцию субъективных прав индивида, Апрельская конституция потребовала подчинения личности интересам "коллектива", представляемым государством. Однако она и не уклонилась полностью от определения отношения государства к личности. Гражданские права в Апрельской конституции были разбросаны по её разным разделам. Некоторые из них — такие, как право собственности, права национальных меньшинств, свобода совести и вероисповедания, свобода науки и преподавания — были заимствованы из Мартовской конституции. Значение политических прав, признаваемых Апрельской конституцией, уменьшилось в связи с ограничением роли сейма и сената в системе высших государственных органов и введением антидемократического принципа элитарности при выборах в сенат. Существенному количественному сокращению подверглась категория социальных прав. Положениям, касающимся свобод. Апрельская конституция придала общий характер, особенно подчеркивая туманное и многозначительное понятие "всеобщего блага" как некоего предела для функционирования гражданских свобод, что позволяло обосновывать далеко идущие их ограничения.

Значение и последствия конституции

Конституция 1935 года создала в Польше авторитарную систему правления. Вступлению в законную силу Апрельской конституции и созданию предусмотренных ею государственных органов предшествовала смерть Юзефа Пилсудского, со времени Майского переворота игравшего ведущую роль в политической жизни страны. После его смерти началось разложение правительственного лагеря. Возникли группы и партии, выдвигавшие разные политические концепции и боровшиеся друг с другом. В результате в конце 1935 года Беспартийный блок сотрудничества с правительством распался. Его заменила в 1937 году новая политическая организация под названием Лагерь национального объединения.

Функционирование политического строя, закреплённого Апрельской конституцией, началось с парламентских выборов 1935 года. Поскольку по положению о выборах в сейм оппозиционные партии не имели возможности выдвигать собственных кандидатов, они призвали общество к бойкотированию выборов. Лозунг бойкота принес успех оппозиционным партиям. В выборах в сейм приняло участие только 46% избирателей. В элитарных выборах в сенат приняли участие 62% избирателей. Избранные меньшинством населения законодательные палаты не пользовались авторитетом даже и для выполнения тех скромных задач, которые ставила перед ними Апрельская конституция. Уменьшилось количество принимаемых законов, резко сократилось число вносимых интерпелляций и предложений. Изменений в положение сейма и сената не внесли и выборы, проведенные в 1938 году после досрочного роспуска законодательных палат президентом.

В механизме государственной власти центральное место конституция отводила президенту, которым по-прежнему оставался И. Мосьцицкий. Послушный исполнитель воли Ю. Пилсудского при его жизни, он не в состоянии был и после его смерти самостоятельно осуществлять власть, предоставленную ему новой конституцией. Часть правящего лагеря выдвинула на руководящий пост в государстве генерального инспектора вооружённых сил генерала, а впоследствии маршала Э. Рыдз-Смиглого. Уменьшилась и роль премьер-министра, который вопреки положениям Апрельской конституции не устанавливал общих принципов политики государства и не руководил работой правительства. Премьер превратился главным образом в координатора деятельности министров, которые были ставленниками либо президента, либо генерального инспектора вооружённых сил и осуществляли их политику. Сторонники Э. Рыдз-Смиглого считали, что такое переходное состояние будет приведено в соответствие с конституцией, когда по истечении второго срока полномочий президента Мосьцицкого в 1940 году этот пост займёт Э. Рыдз-Смиглый.

Гражданские права, записанные в Апрельской конституции, не определяли деятельность административных и судебных властей и на практике приобретали все более и более фиктивный характер. Пустым звуком становились избирательные права, поскольку при выборах в сейм оппозиционные партии не могли выдвигать своих кандидатов, а исполнительные органы самоуправления навязывались сверху; сводились на нет личные свободы, в том числе запрет лишения кого-либо права предстать именно перед тем судом, которому он подлежит по закону, поскольку власти имели право помещать в концлагерь в Берёзе-Картузской без судебного приговора любое лицо.

Несостоятельность конституции

Несмотря на авторитарные тенденции, в 1935—1939 годах режим санации всё же не смогла создать тоталитарного государства по итальянскому или немецкому образцу. Этому препятствовали: внутренняя неоднородность правящей группы; отсутствие общепризнанного руководителя; сопротивление пользующихся немалым влиянием в обществе оппозиционных партий, которые в большинстве своём занимали отрицательную позицию по отношению к правящему лагерю. Наконец, надвигающийся военный конфликт, в котором агрессором выступала Германия, укреплял антифашистские настроения широких слоёв общества, препятствуя процессам фашизации страны.

Напишите отзыв о статье "Польская конституция 1935 года"

Ссылки

  • Ю. Бардах, Б.Леснодорский, М. Пиетрчак, История государства и права Польши, Москва, 1980.
  • Ф. Зуев, Польша 1918–1939 годов, Москва, 1950.
  • Краткая история Польши, под ред. Ф. Зуева, Москва, 1993.

Смотри также

Отрывок, характеризующий Польская конституция 1935 года

– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.