Польская рабочая партия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Польская рабочая партия
Polska Partia Robotnicza
Дата основания:

5 января 1942 года

Дата роспуска:

декабрь 1948 года

Идеология:

коммунизм

Партийная печать:

газета «Głos Ludu»

К:Политические партии, основанные в 1942 году

К:Исчезли в 1948 году По́льская рабо́чая па́ртия, ППР (польск. Polska Partia Robotnicza, PPR) — коммунистическая партия, существовавшая в 1942—1948 годах.





История

Создание партии

В 1938 году решением Исполкома Коминтерна Коммунистическая партия Польши была распущена. Практически все руководство бывшей КПП было расстреляно в 1930-е годы в ходе сталинских репрессий[1].

5 января 1942 года в оккупированной Варшаве состоялась учредительная конференция Польской рабочей партии, в которой приняли участие члены коммунистических групп, действовавших в Польше с 1938 года. Лидерами ППР стали бывшие работники среднего звена аппарата компартии в 1920—1930-е годы — Марцелий Новотко, Павел Финдер, Малгожата Форнальская и Болеслав Молоец, заброшенные на оккупированную территорию.

После гибели Новотко 28 ноября 1942 года генеральным секретарем партии стал Болеслав Молоец. Однако затем он был обвинен в провокаторской деятельности и причастности к убийству Новотко и казнен 31 декабря. Во главе партии встал Павел Финдер, который 14 ноября 1943 года был арестован гестапо. Генеральным секретарем в ноябре 1943 года избран Владислав Гомулка, занимавший этот пост до 1948 года.

В 1942 году были созданы районные (6) и окружные (18) комитеты ППР почти на всей территории оккупированной Польши (без Западной Беларуси, Западной Украины и Виленского края). В середине 1942 года партия насчитывала 4 000 членов, в начале 1943 года — 8 000, в середине 1944 года — около 20 000 членов, в конце декабря - 34 тыс. членов[2]. В 1942—1945 годах ППР издавала около 100 подпольных партийных газет[3].

Идеология

Идеология ППР претерпела серьёзные изменения со времен Компартии Польши. В отличие от предвоенной компартии Рабочая партия часто выступала с национальных и патриотических позиций. Ведущим теоретиком ППР являлся проживавший с 1939 года в СССР польский коммунист Альфред Лямпе. В 1942 году он писал:

«…Целью всех польских патриотов является значительное увеличение роли и значения польского народа в общем фронте борьбы против гитлеризма… Это вопрос не только нашего национального самочувствия»[4].

В марте 1943 года была выпущена программная декларация ППР «За что мы боремся?» (одним из соавторов которой был Павел Финдер). В ней говорилось о будущей единой Польше и её взаимоотношениях с другими государствами и народами[4], а социальное освобождение связывалось с национальным освобождением[3]. Тогда же был создан Союз польских патриотов (Związek Patriotów Polskich) во главе с Лямпе и Вандой Василевской.

Участие в польском движении Сопротивления

С самого начала ППР играла активную роль в движении Сопротивления нацистской оккупации.

В январе 1942 года силами польских коммунистов была создана Гвардия Людова (Народная гвардия), первоначально действовавшая в подполье, а с лета 1942 года начавшая партизанскую войну.

  • в 1943 году организация ППР в варшавском гетто приняла участие в восстании в Варшавском гетто, а варшавская организация Гвардии Людовой оказала помощь восставшим. Перед началом восстания в гетто были переданы продукты питания, медикаменты и некоторое количество оружия. После начала восстания были предприняты попытки оказать помощь восставшим, совершив нападения на патрули, охранявшие периметр гетто, но боевые группы понесли потери[5]. Секретарь организации ППР в варшавском гетто Э. Фондаминьский являлся членом штаба восстания[6], а член варшавского комитета ППР Михал Ройзенфельд («Михал Бялы») вошёл в состав штаба Еврейской боевой организации. Во время восстания, члены варшавской организации Гвардии Людовой организовали тайную эвакуацию из гетто нескольких десятков жителей (в том числе детей и женщин)[7].

1 января 1944 года Гвардия Людова была преобразована в Армию Людову (Народную Армию). Командующим Армией стал генерал Михал Жимерский, а начальником Штаба — полковник Францишек Юзьвяк, член ЦК ППР.

  • в концлагере Бухенвальд действовала антифашистская подпольная польская организация, которую создали арестованные члены ППР (Е. Рудзинский, Т. Гломбский, Г. Соколак, позднее в неё вошли Т. Витек, А. Шихоцкий, В. Чарнецкий) и беспартийные польские патриоты[8].

Руководство ППР пыталось установить связи с эмигрантским польским правительством в Лондоне, лидером которого тогда был Станислав Миколайчик. С этим правительством была связана Армия крайова (Национальная армия) — ведущая военная сила в борьбе с фашистами. 15 января 1943 года ЦК партии обращается к правительству Миколайчика с призывом создать национальный фронт борьбы с немецко-фашистскими оккупантами. Однако между ППР и эмигрантским правительством существовали разногласия, касавшиеся, в частности, судьбы Западной Украины и Западной Белоруссии. Эмигрантское правительство считало эти земли польскими, а коммунисты выступали за их присоединение к Советскому Союзу. В декларации «За что мы боремся?», в частности, говорилось:

«На востоке страны на землях, веками населенных этническим украинским и белорусским большинством, польский народ признававший принцип права наций на самоопределение, не может отказать братскому украинскому и белорусскому народам в праве определить свою государственную принадлежность согласно волеизъявлению народа»[4].

В общей сложности, в боях Второй Мировой войны погибли 15 тыс. членов Польской рабочей партии[9].

Польский комитет национального освобождения

Однако действительная роль ППР в движения Сопротивления начинает усиливаться продвижением Красной Армии на запад — к польской границе. В конце 1943 — начале 1944 года польскими коммунистами была учреждена Крайова Рада Народова (КРН, рус. Национальный народный совет), провозглашённый временным представительным органом польского народа. Первое заседание КРН прошло в ночь с 31 декабря 1943 года на 1 января 1944 года. На нём были приняты Временный устав КРН и местных народных советов, декрет о принципах организации Армии людовой, а также декларация, призвавшая польский народ к борьбе в союзе с СССР за изгнание фашистских оккупантов, завоевание национальной независимости, создание демократической Польши[10]. Председателем Рады был избран Болеслав Берут.

После вступления на территорию Польши советских войск 21 июля 1944 года в Люблине было образовано временное правительство страны — Польский комитет национального освобождения (ПКНО; т. н. «Люблинский комитет»). В Комитет вошли представители ППР, ППС, Крестьянской партии (польск. Stronnictwo Ludowe), Демократической партии (польск. Stronnictwo Demokratyczne) и Партии труда (Stronnictwo Pracy). Председателем ПКНО был избран лидер ППС Эдвард Осубка-Моравский.

22 июля ПКНО принял т. н. «Июльский манифест», объявлявший об отмене польской конституции 1935 года и всех законов, изданных в период фашистской оккупации, восстановлении польской государственности на основе демократических свобод и равенства всех граждан, о введении нового трудового законодательства и социального обеспечения трудящихся, немедленном проведении земельной реформы и др. Манифест призвал польский народ к окончательному освобождению страны от немецко-фашистских захватчиков и тесному взаимодействию с Советской Армией. Также в нём говорилось о будущих границах Польши, в частности, что вопрос о советско-польской границе должен быть урегулирован на основе принципа: польские земли — Польше; украинские, белорусские и литовские земли — Украине, Белоруссии и Литве[11].

26 июля правительство СССР и ПКНО подписали соглашение, которым признавалась власть ПКНО на польской территории[11].

Послевоенная Польша

Ведущими политическими силами в послевоенной Польше были ППР, ППС и Польская крестьянская партия (ПКП) (польск. Polskie Stronnictwo Ludowe), учрежденная в 1945 году вернувшимся из эмиграции Станиславом Миколайчиком из своих сторонников, вышедших из Крестьянской партии.

31 декабря 1944 года «Люблинский комитет» был преобразован во Временное правительство Польской республики (польск. Rząd Tymczasowy Rzeczypospolitej Polskiej). А в июне 1945 года в соответствии с Ялтинскими договоренностями Временное правительство было расширено за счёт политиков, поддерживавших эмигрантское правительство и преобразовано во Временное правительство национального единства (ВПНЕ) (польск. Tymczasowy Rząd Jedności Narodowej). Главой правительства остался Осубка-Моравский, а его заместителями стали Гомулка и Миколайчик. После поражения ПКП на выборах 1947 года было сформировано коалиционное правительство с участие ППР и ППС, которое возглавил социалист Юзеф Циранкевич. После этого ПКП пошла на сотрудничество с коалиционным правительством, а Миколайчик вновь уехал в эмиграцию[12].

Право-националистический уклон

В 1945 году Владислав Гомулка в связи с прошедшим майским пленумом Центрального комитета ППР пишет статью, в которой касается темы социалистического строительства в послевоенной Польше, и её взаимоотношений с Советским Союзом. В статье, в частности, говорилось:

«Существуют две причины, по которым Польша не может быть советской республикой. Во-первых, этого не хочет польская нация, а во-вторых, этого не хочет Советский Союз… ППР, как партия участвует в коалиционном правительстве и как партия глубоко связана с польской нацией, воспринимая точку зрения суверенитета и независимости Польши от демократического духа польской нации»[13].

Гомулка выступал также против коллективизации сельского хозяйства. В статье он утверждает, что задача «реакции» была в том, чтобы распускать слухи о колхозах. Ссылаясь на резолюция Пленума 26 мая, Гомулка пишет:

«Центральный комитет указал, что вражеская пропаганда, запугивающая крестьянские массы, утверждая, что существуют тенденции Польской рабочей партии и Временного правительства к советизации Польши и коллективизации сельского хозяйства, создает почву для сектантских тенденций у некоторых членов партии и кое-каких поспешных инструкций нижних уровней государственного аппарата»[13].

В 1948 году Гомулка был единственным лидером Советского блока, выступившим против исключения Коммунистической партии Югославии из Коминформа.

Середина июня — август 1948 года была периодом бурных дискуссий в Центральном комитете партии. Проходивший 31 августа — 3 сентября Третий пленум ЦК ППР принял резолюцию «О право-националистическом уклоне», а Гомулка был освобожден от обязанностей Генерального секретаря ЦК. Новым лидером партии стал Болеслав Берут.

Объединение двух партий

3 марта 1948 года на совместном заседании Центрального исполнительного комитета ППС и Центрального комитата ППР была назначена дата Объединительного конгресса двух партий, состоявшегося 15—20 декабря, и провозгласившего создание Польской объединённой рабочей партии (ПОРП).

Печатные органы

Печатные органы Центрального комитета ППР в послевоенная Польше: «Глос люду» (польск. Głos Ludu) — ежедневная газета, «Хлопска дрога» (польск. Chłopska Droga, на русском — крестьянский путь) — ежедневная газета для крестьян, «Нове дроги» (польск. Nowe Drogi) — теоретический ежемесячный журнал.

Генеральные секретари ППР

Напишите отзыв о статье "Польская рабочая партия"

Примечания

  1. В. З. Роговин. [web.mit.edu/people/fjk/Rogovin/volume5/xxxviii.html Партия расстрелянных]
  2. История Второй Мировой войны 1939-1945 (в 12 томах) / редколл., гл. ред. А.А. Гречко. том 9. М., Воениздат, 1978. стр.416
  3. 1 2 Польская рабочая партия — статья из Большой советской энциклопедии.
  4. 1 2 3 Л. Б. Милякова. [history.machaon.ru/all/number_13/analiti4/milyakova/index.html Польша на пути к моноэтническому государству (1918—1947 годы)] (2001)
  5. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации (сентябрь 1939 — январь 1945) / М. Малиновский, Е. Павлович, В. Потеранский, А. Пшегонский, М. Вилюш. М., Политиздат, 1968. стр.246
  6. Советская историческая энциклопедия / редколл., гл. ред. Е.М. Жуков. том 2. М., Государственное научное издательство "Советская энциклопедия", 1962. стр.982
  7. Zdzisław Poniatowski, Ryszard Zelwiański: Batalion AL im. "Czwartaków". Warszawa, "Sport i Turystyka", 1971. str. 29
  8. Антифашистская солидарность в годы Второй Мировой войны / редколл., отв. ред. А.Н. Шлепаков. Киев, "Наукова думка", 1987. стр.134
  9. Всемирная история / редколл., отв. ред. А.О. Чубарьян. том 11. М., «Мысль», 1977. стр.404
  10. Крайова Рада Народова — статья из Большой советской энциклопедии.
  11. 1 2 Июльский манифест 1944 года — статья из Большой советской энциклопедии.
  12. Энциклопедия «Кругосвет». [www.krugosvet.ru/articles/63/1006386/1006386a16.htm Польша]
  13. 1 2 [files.osa.ceu.hu/holdings/300/8/3/text/40-2-53.shtml Польская коммунистическая партия: её история, характер, состав] (1959)  (англ.)

Литература и источники

  • Publicystyka konspiracyjna PPR 1942 - 1945. T. 1-2. Warszawa, 1962-64

Ссылки

  • [files.osa.ceu.hu/holdings/300/8/3/text/40-2-53.shtml Польская коммунистическая партия: её история, характер, состав] (1959)  (англ.)
  • Л. Б. Милякова. [history.machaon.ru/all/number_13/analiti4/milyakova/index.html Польша на пути к моноэтническому государству (1918—1947 годы)] (2001)
  • Л. Б. Милякова. [history.machaon.ru/all/number_07/analiti4/total/milyakova/index.html Польская социалистическая партия (ППС): эволюция внешнеполитических концепций (1945—1948 годы)]
  • А. М. Самсонов. [militera.lib.ru/h/samsonov2/14.html Крах фашистской агрессии 1939—1945] (1980)
  • В. А. Радзиванович. [www.victory.mil.ru/lib/books/memo/radzivanovich_va/index.html Под польским орлом] (1959)
  • В. Павлов. [www.zn.ua/1000/1030/34312/ Армия крайова и Армия людова — государственная или народная?]

Отрывок, характеризующий Польская рабочая партия

«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.