Польско-тевтонская война (1519—1521)
| Польско-тевтонская война (1519—1521) | |||
| Основной конфликт: Польско-Тевтонские войны | |||
 Государство Тевтонского ордена после Второго Торуньского мира (1466) | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
По́льско-тевто́нская война 1519—1521 годов (польск. Wojna pruska — Прусская война; нем. Reiterkrieg — Война всадников) — военный конфликт между Королевством Польским и Тевтонским орденом, продолжавшийся с 1519 по 1521 год. Военные действия завершились подписанием четырёхлетнего перемирия, после окончания действия которого в 1525 году был подписан Краковский мир, по которому большая часть государства Тевтонского ордена была секуляризована и объявлена вассальным по отношению к Польше герцогством Пруссия. Великий магистр Альбрехт Бранденбург-Ансбах становился первым герцогом прусским.
Содержание
Предыстория
В конце 90-х годов XV века в Тевтонском ордене, который со Второго Торуньского мира 1466 года являлся вассалом Королевства Польского, возникла идея избирать великих магистров только из числа имперских князей (с нем. — «райхсфюрст»), которые как подчинённые германского императора могли уклониться от проведения церемонии оммажа по отношению к своему сюзерену — королю польскому. Тевтонский орден был также подчинён Священной Римской империи и папе римскому, что давало Максимилиану I, боровшемуся с Ягеллонами за влияние в Центральной Европе, шанс использовать государство крестоносцев в своих целях. В 1501 году он официально запретил великому магистру Фридриху Саксонскому провести оммаж и платить дань королю Яну Ольбрахту, до этого Фридриху удавалось уклониться от церемонии самостоятельно.
В 1505 году папа Юлий II издал бреве с требованием крестоносцам выплатить дань Александру Ягеллончику, однако уже в 1510 году отозвал решение, назначив арбитражный суд в Познани. В 1511 году великим магистром был избран племянник короля польского и великого князя литовского Сигизмунда I Альбрехт Бранденбург-Ансбах, что должно было способствовать разрешению польско-тевтонских противоречий. На переговорах в Торуни примас Польши Ян Лаский безуспешно пытался договориться с помезанским епископом Гиобом Добенецким об условиях проведения оммажа. Понимая неизбежность войны с Польшей, Альбрехт начинал искать союзников и инициировал переговоры с императором Максимилианом I.
В 1512 году великий князь московский Василий III вторгся в связанное личной унией с Польшей Великое княжество Литовское, что послужило началом Московско-литовской войне (1512—1522). Великий магистр, который как вассал Польши был обязан оказать ей военную поддержу, отказался предоставить помощь. Нарушение Альбрехтом условий Второго Торуньского мира давало Польше casus belli с Орденом.
В 1514 году Василий III и Максимилиан I заключают союз, направленный против Польши и Великого княжества Литовского. Однако на Венском конгрессе 1515 года Сигизмунд и Максимилиан заключили договор, по которому император в обмен на определённые уступки со стороны Польши признавал условия Второго Торуньского мира и разрывал союз с Москвой. Вопрос об оммаже Альбрехта был отложен на пять лет.
10 марта 1517 года в Москве был заключён русско-тевтонский союзный договор. Василий III обязался передать Альбрехту денежные средства для найма 10 000 пехотинцев и 2 000 всадников, после чего они должны совместно атаковать Польшу и Великое княжество. Великий князь московский брал Тевтонский орден под свою защиту, о чём не преминул сообщить королю Франции Франциску I.
Объявление войны
Осознавая, что сила на его стороне, Альбрехт потребовал от короля польского возвращение Королевской Пруссии и Вармии, а также выплату компенсации за «пятидесятилетнюю польскую оккупацию» этих земель в размене 30 000 гульденов в год. В ответ 20 августа 1518 года епископ плоцкий Эразм Циолек выступил на рейхстаге в Аугсбурге с антитевтонской филиппикой.
В 1519 году прусский ландтаг, а затем 11 декабря и польский вальный сейм приняли решение о начале войны с Орденом и введении новых налогов на наём солдат. Великое княжество Литовское отказалось, ведя войну с Москвой, предоставить Польше военную помощь.
Война
Польские войска численностью около 4 000 солдат под командованием великого гетмана коронного Николая Фирлея были сконцентрированы в лагере около Кола. С целью укрепления обороноспособности были посланы дополнительные войска в Гданьск и Торунь. Чешскими наёмниками руководил Ян Жеротинский. Поляки выступили через Помезанию на Кёнигсберг, осадили Мариенвердер и Прусише Холланд, однако без осадной артиллерии, которая должна была подойти позже, взять замки было невозможно; польский каперский флот начал блокаду орденских портов: Кёнигсберга и Пиллау. Тем временем (1 января) крестоносцами был взят варминский Браунберг.
18 марта, после подвода артиллерии из Кракова, был взят Мариенвердер, 29 апреля — Прусише Холланд, однако войскам под командованием Януша Сверчовского не удалось возвратить Браунберг. в то же время с юга Государство Тевтонского ордена подверглось нападению мазовецких войск, гданьские полки предприняли атаку на Балгу и Мемель.
За Орден заступились легаты папы Льва X, обвинившие Польшу в пролитии христианской крови и борьбе с христианским воинством в условиях угрозы вторжения татар. Всё это было на руку Альбрехту, ожидавшему прибытия ландскнехтов из Империи.
В июле 1520 года крестоносцы перешли в наступление. Боевые действия велись в Вармии, Мазовии, была разорена Ломжиньская земля. В августе орденские войска предприняли осаду Лидзбарка, однако взять город не смогли. В августе из Германии пришло подкрепление в количестве 19 000 всадников и 8 000 пехоты под командованием Вольфа фон Шёнберга, нанесшее удар по Великой Польше. 12 октября они начали артиллерийский обстрел Мендзыжеча, который вскоре сдался.
Сигизмунд Старый созвал «посполи́тое ру́шение» (польск. pospolite ruszenie) в Вонгровце и усилил гарнизон Познани. Чтобы предотвратить возможную блокаду польских войск, находящихся в Восточной Пруссии, 2 ноября король выступил к Быдгощу. Теперь основной удар крестоносцев был направлен на Гданьск, к которому также подтягивались войска с востока. Чтоб не допустить соединения двух орденских армий, староста Мальборка Станислав Косьцелецкий занял все переправы через Вислу. Крестоносцы взяли Валч, Хойнице, Староград, Тчев и 8 ноября начали артиллерийский обстрел Гданьска с Бискупской Горки. 9 ноября к городу подошли польское подкрепление под командованием воеводы калишского Яна Зарембы. У Альбрехта не хватало денег, чтобы заплатить наёмникам, которые отказались воевать, пока им не заплатят жалование, и отошли к Оливе.
28 ноября двенадцатитысячное конное посполитое рушение под командованием Фирлея отбило Хойнице, в это же время чехами и гданьчанами были отбиты Тчев и Староград. Заремба из Гданьска атаковал немецких наёмников. Ландскнехты отступили в направлении Пуцка, подвергаясь постоянным нападением со стороны кашубов.
Тем временем в Польше начались проблемы. Король был вынужден распустить сильно уставшее посполитое рушенье, а на наём нового войска не было денег. Воспользовавшись открывшимися возможностями, крестоносцы в январе 1521 года взяли Нове-Място-Любавске и выдвинулись в район Плоцка. 15 января войска Тевтонского ордена подошли к Ольштыну, а 26 января начался штурм крепости, оказавшийся неудачным. Обороной крепости руководил Николай Коперник[1][2][3][4], который загодя подготовился к боевым действиям и по личной инициативе выписал 20 малых орудий из Эльблонга[5].
Перемирие, мир и итоги
Новый император Священной Римской империи Карл V призвал стороны к немедленному прекращению боевых действий. Польский посол в Империи Иероним Лаский попытался навязать Карлу свою позицию, однако в условиях вторжения османов в Венгрию 5 апреля 1521 года в Торуне между Королевством Польским и Тевтонским орденом было подписано соглашение о прекращении огня на четыре года. Стороны также соглашались передать конфликт на третейский суд Карла V и венгерского короля Людовика Ягеллона.
Императорское посредничество не дало результатов, а в 1525 году срок прекращения огня истёк, в то время как Альбрехт больше не мог рассчитывать на поддержку со стороны Империи. Решающей стала встреча Альбрехта с Мартином Лютером в Ваттенберге, на которой Лютер посоветовал великому магистру жениться, секуляризовать Орден и стать его светским правителем. Альбрехт принял эту идею, как и идею протестантизма.
8 апреля 1525 года стороны подписали мирный договор в Кракове. Большинство владений Тевтонского ордена в Пруссии объявлялись светский герцогством Пруссия, вассальным по отношению к Польше. Великий магистр Альбрехт становился наследственным правителем герцогства. 10 апреля на Старом рынке в Кракове была проведена церемония оммажа герцога Альбрехта I королю Сигизмунду I Старому. Тевтонский орден, избравший нового магистра, продолжил своё существование, однако какой-нибудь существенной роли уже не играл.
Напишите отзыв о статье "Польско-тевтонская война (1519—1521)"
Примечания
- ↑ Jak Kopernik obronił Olsztyn przed Krzyżakami // Gazeta Olsztyn. — 2008-07-30.
- ↑ Lerski J.J., Wróbel P., Kozicki R.J. [books.google.com/books?id=S6aUBuWPqywC&pg=PA403&dq=Copernicus+Olsztyn&lr=&as_brr=3#v=onepage&q=Copernicus%20Olsztyn&f=false Historical dictionary of Poland, 966-1945]. — Greenwood Publishing Group, 1996. — P. 403.
- ↑ Repcheck, J. [books.google.com/books?id=xTQyK2SrxEkC&pg=PT340&dq=Copernicus+Olsztyn#v=onepage&q=Copernicus%20Olsztyn&f=false Copernicus' Secret: How the Scientific Revolution Began]. — Simon and Schuster, 2008. — P. 66.
- ↑ [taina.aib.ru/biography/nikolaj-kopernik.htm Николай Коперник - биография]. Проверено 18 июля 2010. [www.webcitation.org/67MyGWNvd Архивировано из первоисточника 3 мая 2012].
- ↑ Owen Gingerich, James H. MacLachlan. [books.google.com/books?id=psRzJNNza5cC&pg=PA90&dq=Copernicus+Olsztyn&hl=ru&ei=w0BDTKLZC4jo4AbMn5DdDg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3&ved=0CDIQ6AEwAg#v=onepage&q=Copernicus%20Olsztyn&f=false Nicolaus Copernicus: making the Earth a planet]. — Oxford University Press, 2005. — P. 90. — 128 p.
Литература
- Biskup M. Wojna pruska, czyli walka zbrojna Polski z Zakonem Krzyżackim z lat 1519—1521. — Olsztyn, 1991.
- Biskup M. Wojny Polski z zakonem krzyżackim (1308—1521). — Gdańsk, 1993.
- Tyszkiewicz J. Ostatnia wojna z Zakonem Krzyżackim 1519—1521. — Warszawa, 1991.
Ссылки
- (англ.) [www.poland.pl/archives/modernera/article,,id,11555.htm Treaty of Kraków] // Polska.pl.
- (польск.) [dziedzictwo.polska.pl/katalog/skarb,Traktat_krakowski_z_dnia_8_IV_1525_roku,gid,125799,cid,1072.htm?body=desc Traktat krakowski] // Polska.pl
- (польск.) [portalwiedzy.onet.pl/71706,haslo.html Wojny polsko-krzyżackie] // Энциклопедия WIEM.
Отрывок, характеризующий Польско-тевтонская война (1519—1521)
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
