Польско-шведская война (1621—1626)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Польско-шведская война (1621-1626)
Основной конфликт: Польско-шведские войны (1600—1629)
Дата

1621-1626

Место

Территория Лифляндии и Курляндии

Причина

спор за контроль над Балтийским морем

Итог

перемирие

Противники
Речь Посполитая Швеция
Командующие
Христофор Радзивилл
Лев Сапега
Густав II Адольф
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Польско-шведские войны

Польско-шведская война 1621—1626 годов была продолжением польско-шведской войны 1617—1618 годов и являла собой попытку Швеции использовать положение Речи Посполитой, которая была втянута в войну с Османской империей.





Предыстория

Шведский король Густав II Адольф был сыном и наследником Карла IX, которого польский король Сигизмунд III считал узурпатором трона, по праву принадлежавшего ему самому. У Сигизмунда хватало сторонников внутри Швеции, поэтому для упрочения внутреннего положения Густаву Адольфу необходимо было заставить его отказаться от претензий на шведскую корону, и из-за непримиримой позиции Сигизмунда единственным способом для этого была война. Попытка сделать это в 1617 году показала, что шведская армия уступает армии Речи Посполитой, которая, несмотря на занятость на других фронтах, сумела небольшими силами сдержать шведское наступление. Поэтому после заключения в 1618 году перемирия шведский риксканцлер Аксель Оксеншерна энергично взялся за реформы.

Реформы привели к тому, что шведская армия стала обладать большой огневой мощью, и при этом приобрела высокую мобильность. Густав Адольф решил проверить силу своей армии, используя занятость Речи Посполитой войной против Османской империи.

Ход событий

1621—1622

19 августа 1621 года, когда польско-литовские войска находились на юге, шведская армия в составе 15 350 пехотинцев, 2500 кавалеристов и 375 пушек, высадилась под Пярну. Оттуда Густав Адольф выступил на Ригу и 21 августа осадил её. Ригу защищал гарнизон из 900 солдат, к которым примкнуло 3700 жителей, входивших в местную милицию, город также обладал большим количеством артиллерии. Однако гетман польный литовский Христофор Радзивилл имел в своём распоряжении лишь 1500 солдат, и не мог прийти на помощь городу. После месячной осады, отбив три штурма, 25 сентября Рига капитулировала. 2 октября пала расположенная неподалёку крепость Дюнамюнде, которую оборонял незначительный гарнизон.

После этого шведские войска, из опасения перед атаками литовской кавалерии двигавшиеся через леса и болота, вступили в Курляндию. Митава (столица герцогства) сдалась без боя. Попытка выдвижения в сторону Кокенгаузена не увенчалась успехом, высланный в его направлении отряд был разбит Александром Гонсевским. В начале января 1622 года шведы взяли Вольмар и другие лифляндские замки, после чего расположились на зимние квартиры.

Тем временем численность войск Радзивилла увеличилась до 3000 человек, и он смог блокировать большинство шведских гарнизонов, которые начали страдать от голода и болезней. Уже 7 января Радзивилл освободил город Митава, однако из-за отсутствия артиллерии не смог взять укреплённого замка; блокированный гарнизон капитулировал 6 июля из-за угрозы голода. Главные силы Густава Адольфа прибыли лишь полмесяца спустя, когда литовские войска уже сами успели укрепиться вокруг замка. Многочисленные позиционные бои не принесли успеха шведам. 10 августа 1622 года обе стороны заключили перемирие, в 1623 году продлённое до марта 1625 года.

Перерыв в боевых действиях

Шведы запросили перемирия из-за больших финансовых затруднений: на боевые действия в 1621—1622 годах было потрачено 1 миллион 397 тысяч талеров, в то время как доходы казны составляли 520 тысяч талеров. В то же время по окончании войны с Османской империей Речь Посполитая обладала мощной армией, и поэтому заключённое литовцами перемирие разозлило короля Сигизмунда, рассчитывавшего с помощью испанского флота перебросить эту армию в Швецию и вернуть себе шведский трон. Однако шляхта считала, что король должен согласиться на условия Густава Адольфа и отказаться от претензий на шведский престол в обмен на мир в Лифляндии. Главой шляхетской оппозиции были гетман польный литовский Христофор Радзивилл и конюший коронный Кшиштоф Збаражский.

Польский король занялся дипломатией, готовя с помощью подвластных Габсбургам стран десант в Швецию. Организацией флота занимался пуцкий староста Ян Вейхер (Данциг под шведским давлением запретил использовать для этого свой порт), а оплачивал расходы король из собственного кармана. В 1624—1626 годах было построено 7 судов водоизмещением 200—400 тонн; команды на них набирали из кашубских рыбаков, а морскую пехоту — из англичан, найм которых начался ещё в 1621 году.

1625—1626

Ещё во время перемирия Густав Адольф пытался договориться о совместных действиях с Россией и Османской империей. К моменту окончания перемирия он находился в Лифляндии с 20-тысячной армией. Главный корпус с королём во главе, насчитывавший 7500 пехотинцев и 1500 кавалеристов, двинулся вверх по Западной Двине, и после 16-дневной осады взял Кокенхаузен. 27 августа пал Дерпт, а вскоре после него — Митава. Затем шведы вступили в Литву, и 7 сентября взяли Биржай, овладев всей Двиной, в результате чего северные территории Речи Посполитой оказались отрезанными от остальной страны. Взятие Биржая дало шведам 60 пушек из Биржайского замка. 27 сентября они штурмом взяли Бауск.

Положение Речи Посполитой осложнялось враждой между литовскими гетманами Радзивиллом и Сапегой; дело дошло до того, что их и без того немногочисленные войска воевали отдельно друг от друга. В октябре гетман польный литовский Христофор Радзивилл отбил несколько замков, а гетман великий литовский Лев Сапега отбил шведскую атаку на Динабург. Затем Радзивилл сконцентрировался на обороне Курляндии, отправив полковника Винсента Госевского организовывать партизанскую войну в Лифляндии, а силы великого гетмана, которыми командовал его сын Ян Станислав, расположили обоз в Валмойзе, на полпути между Кокенгаузеном и Бауском. Густав Адольф решил воспользоваться разделением литовских войск, и разгромить крупнейшую из группировок. 13 января 1626 года он собрал войска в Берзоне и, двинувшись через Кокенхаузен на Валмойзу. 17 января 1626 года под Вальгофом впервые в истории шведская армия в полевом сражении разгромила войска Речи Посполитой[1].

После этого поражение литовское войско отступило и перешло к партизанской войне. Шведы также прекратили активные действия, сосредоточившись на обороне захваченной территории.

Итоги и последствия

Укрепившись в Лифляндии, Густав Адольф решил перенести боевые действия в Пруссию и Померанию. Швеция подписала с Литвой перемирие до 16 июня 1626 года.

Напишите отзыв о статье "Польско-шведская война (1621—1626)"

Примечания

  1. Валльгоф // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  2. </ol>

Литература

Отрывок, характеризующий Польско-шведская война (1621—1626)

С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]