Верлен, Поль

Поль Верлен
Paul Verlaine
Имя при рождении:	Поль Мари Верлен
Место рождения:	Мец, Франция
Место смерти:	Париж, Франция
Род деятельности:	поэт
Направление:	Импрессионизм, Символизм
Жанр:	Лирика
Язык произведений:	французский
[www.lib.ru/POEZIQ/WERLEN/ Произведения на сайте Lib.ru]

Поль Мари́ Верле́н (фр. Paul Marie Verlaine, 1844—1896) — французский поэт, один из основоположников литературного импрессионизма и символизма.

Биография

Поль-Мари родился 30 марта 1844 года в Меце в семье Николя-Огюста Верлена, капитана инженерных войск, и Элизы-Жюли-Жозеф-Стефани Деэ. В раннем детстве семья Верлена часто переезжает из-за гарнизонной службы отца (Мец, Монпелье, Ним, Сет и снова Мец).

В 1851 отец Поля уходит в отставку, и семья поселяется в парижском предместье Батиньель. В 1853 Верлен поступает в пансион Ландри (улица Шапталь, 32). В 1855 он поступает в седьмой (начальный) класс лицея Бонапарта (будущ. Кондорсе).

В 1858 Верлен начинает писать стихи, знакомится с поэзией Гюго, Банвиля, Готье, Бодлера, Леконта де Лиля, Глатиньи, посылает Виктору Гюго стихотворение «Смерть» (12 декабря). В 1860 году Верлен начинает дружить с Эдмоном Лепелетье, своим будущим душеприказчиком и биографом.

В 1862 финансовое положение семьи ухудшается из-за неудачных вкладов. Верлен получает степень бакалавра словесности (с отличием по латыни), записывается в Школу права и занимается арифметикой, надеясь сдать экзамен в Министерство финансов. Начинает пить и посещать публичные дома. Зачитывается «Силой и материей» Бюхнера. В 1863 он знакомится с поэтом и критиком Луи-Ксавье де Рикаром; в республиканском салоне маркизы де Рикар (бульвар Батиньоль, 10) собеседники Верлена — Теодор де Банвиль, Огюст Вилье де Лиль-Адан, Франсуа Коппе, Катюль Мендес, Сюлли Прюдом, Хосе Мариа Эредиа. В августе этого же года выходит первая публикация Верлена в журнале Рикара «Обозрение прогресса» (сонет «Господин Прюдом»).

1864 — Январь-март. Верлен работает в страховой компании, затем в мэрии IX округа Парижа. Бросает занятия в Школе права. Осень-зима. Посещает кружок Катюлля Мендеса (Прюдом, Вилье де Лиль-Адан, Леон Дьеркс, Эредиа, Альбер Глатиньи).

1865 — Верлен работает экспедитором в мэрии Парижа. Ноябрь-декабрь. Верлен публикует эссе о Бодлере и несколько стихотворений в новом журнале Рикара «Искусство». Знакомится с издателем Альфонсом Лемером, в книжном магазине которого (пассаж Шуазель, 47) собираются будущие парнасцы. Посещает вечера Теодора де Банвиля в его квартире на улице Конде. 30 декабря. Смерть отца.

1866 — Январь. Верлен с матерью переезжают на улицу Леклюз, 26. Март. Первый выпуск альманаха «Современный Парнас» (издатель Альфонс Лемер). 28 апреля. Восемь стихотворений Верлена опубликованы в девятой книжке «Современного Парнаса» (их читает двенадцатилетний Рембо). Ноябрь. Выходит сборник «Сатурнийские стихи» (издатель Альфонс Лемер).

1867 — 16 февраля. Смерть Элизы Дюжарден (в девичестве Монкомбль), кузины Верлена и подруги его детства, оставшись сиротой Элиза была взята на воспитание родителями Верлена. После своего замужества она помогла Верлену материально в издании его первого поэтического сборника. Верлен тяжело переживает утрату, ищет забвения в абсенте. 25 июля. Верлен начинает сотрудничать с сатирическим журналом публициста и будущего коммунара Эжена Вермерша «Майский жук». 12 августа. В Брюсселе Верлен тепло принят Виктором Гюго. 31 августа. В Париже умирает Шарль Бодлер. 2 сентября. Верлен присутствует на похоронах Бодлера на Монпарнасском кладбище. Декабрь. В Брюсселе под псевдонимом Пабло де Эрланьез выходит плакетка Верлена «Подруги, сцены сапфической любви» (издатель Огюст Пуле-Маласси).

1868 — Вместе с парнасцами Верлен завсегдатай салона Нины де Вийар (улица Шапталь, 17); среди гостей салона — Берлиоз, Вагнер, Мане. 6 мая. Суд города Лилля выносит решение о конфискации и уничтожении тиража «Подруг», а издателя приговаривает к 500 франкам штрафа. Август. Верлен проводит каникулы у родственников в Палиселе (Бельгия).

1869 — Февраль. Выходит сборник «Галантные празднества» (издатель Альфонс Лемер). 22 Марта. Верлен с матерью едут в Палисель на похороны тети; Верлен пьянствует, семья и местные власти призывают его к порядку; мадам Верлен решает женить сына на одной из палисельских кузин. Июнь. Музыкант из салона Нины Шарль де Сиври знакомит Верлена со своей кузиной Матильдой Моте де Флервиль. Июль. Мадам Верлен увозит сына к родственникам в Фанпу (Арденны) и возвращается в Париж. Верлен пьянствует. 18-20 июля. В письме к Шарлю де Сиври Верлен просит руки Матильды Моте (отчасти, чтобы избежать палисельской кузины), ответ сдержанно обнадеживающий (отца пятнадцатилетней Матильды приходится долго уговаривать); Верлен бросает пить и начинает ухаживания. Осень-зима. По вторникам Верлен принимает друзей (Коппе, Шарль и Антуан Кро, Лепелетье, Рикар, Сиври, Валад, Матильда).

1870 — Июнь. Сборник «Добрая песня», посвященный Матильде (издатель Альфонс Лемер, в продажу поступит в январе 1872). 11 августа. Венчание Поля и Матильды в Нотр-Дам де Клиньянкур (на Монмартре); молодожены поселяются на улице Кардинала Лемуана, 2. Июль-сентябрь. Франко-прусская война. 22 августа. В письме к своему учителю Жоржу Изамбару Рембо восхищается «Галантными празднествами» и «Доброй песнью». 2 сентября. Седанская катастрофа. 4 сентября. Провозглашение Республики; всеобщая мобилизация; Верлен вступает добровольцем в Национальную гвардию.

1871 — Январь. Прусские войска осаждают Париж; бомбардировка столицы; Поль и Матильда переезжают на бульвар Сен-Жермен, где устраивают салон (среди новых гостей — поэт Эжен Пелетан, художник Феликс Регаме, композитор Эрнест Кабане). Март-май. Парижская коммуна; несмотря на приказ Тьера, запрещающий чиновникам выходить на службу, Верлен при Коммуне продолжает работать в мэрии, в отделе печати. Поль и Матильда возвращаются на улицу Кардинала Лемуана; после падения Коммуны, опасаясь доносов, уезжают к родственникам Верлена в Фанпу и Леклюз. Август. Возвращаются в Париж, поселяются в доме Моте на улице Николе, 14. Конец августа — начало сентября. Письма Артюра Рембо к Верлену (стихи и просьба о поддержке). Сентябрь. Верлен приглашает Рембо в Париж и оплачивает ему дорогу. 10 сентября. Рембо в Париже; он поселяется у Моте, откуда его в скором времени изгоняют за грубость и нечистоплотность; Рембо живёт по очереди у Банвиля, Шарля Кро, композитора Кабане, художника Форена. Верлен и Рембо принимают участие в собраниях литературных кружков «Дрянные мальчишки» и «Чертыхатели», пьянствуют, их дружба перерастает, как они выражаются, в «жестокую страсть» двух поэтов. Конец октября. Первая ссора Верлена с Матильдой из-за Рембо, который пытается вырвать Поэта-Верлена из удушливой мелкобуржуазной обстановки семейства Моте;

30 октября. Рождение Жоржа Верлена, сына Поля и Матильды. Конец декабря. На очередном обеде «Дрянных мальчишек» Рембо устраивает скандал и легко ранит тростью-шпагой фотографа Каржá; Рембо изгнан из кружка; Верлен снимает для него комнату на улице Кампань-Премьер, 14.

1872 — Январь. Анри Фантен-Латур пишет картину «Угол стола», на которой, среди прочих парнасцев, изображает Верлена и Рембо. 13 января. Ссора между Полем и Матильдой; Верлен бьёт жену и угрожает убить сына; несколько дней Верлен скрывается на квартире у матери. Середина января. Матильда увозит Жоржа к родственникам в Периге. Верлен поселяется у Рембо на улице Кампань-Премьер. 20 января. Верлен пишет Матильде письмо с просьбой простить его. Начало февраля. Семья Моте де Флервиль начинает бракоразводный процесс. Март. Верлен обещает Матильде порвать с Рембо; Рембо по просьбе Верлена уезжает в Шарлевиль; бракоразводный процесс приостановлен; Верлен возвращается к жене, но продолжает тайком переписываться с Рембо. Верлен устраивается на работу в страховую компанию. Апрель. Верлен просит Рембо вернуться. Начало мая. Пьяный Верлен похищает маленького Жоржа и уносит его к матери; на следующее утро Матильда обращается к своему поверенному с просьбой о возобновлении бракоразводного процесса. 18 мая. Рембо возвращается в Париж. Май-июнь. Верлен несколько раз угрожает убить Матильду. Верлен и Рембо, развлекаясь, дерутся на ножах; свои раны Верлен объясняет уроками фехтования. 7 июля. Верлен выходит за доктором для заболевшей Матильды и встречает Рембо; они решают немедленно уехать из Парижа в Аррас, где попадают в жандармерию, которая высылает их обратно; в Париже они пересаживаются на другой поезд и едут в Брюссель. Во Франции продолжаются жестокие преследования тех, кто во времена Коммуны сотрудничал с властями или просто продолжал работать в учреждениях, многие из знакомых и друзей Верлена оказались в тюрьме, Верлен находится под подозрением у новой власти и ему угрожает нешуточная опасность, за ним постоянно ведется слежка, спасаясь от преследований, он решает бежать за границу. Июль. Верлен и Рембо бродяжничают в Бельгии. 21 июля. Матильда в сопровождении своей матери едет в Брюссель, чтобы вернуть Поля; им это почти удается, но Верлен бросает их на пограничной станции и вместе с Рембо, который тайком едет в том же поезде, возвращается в Брюссель. 7-9 сентября. Верлен и Рембо едут в Лондон (поселяются по адресу Хоуленд-стрит, 34-35). Декабрь. Мать Рембо, узнав о том, что Моте обвиняют его в гомосексуальных отношениях с Верленом, приказывает сыну вернуться в Шарлевиль; Рембо подчиняется. Верлен заболевает, вызывает к себе мать и Рембо.

1873 — Начало января. В Лондон приезжает мать Верлена. Середина января. В Лондон приезжает Рембо (дорогу ему оплачивает мать Верлена). Начало февраля. Мадам Верлен возвращается в Париж. Конец марта. Верлен хочет вернуться в Париж и помириться с Матильдой. 4 апреля. Верлен уезжает в Бельгию, сперва к знакомому матери аббату Делоню в Намюр, откуда пишет Матильде, прося о встрече и примирении (в ответ Матильда просит не надоедать ей письмами), затем в Жеонвиль к родственникам, где заканчивает «Песни без слов» и учит английский. 9-10 апреля. Рембо возвращается в Шарлевиль, где начинает «Лето в аду». 24-25 мая. Верлен и Рембо едут в Лондон и поселяются в двух маленьких комнатках на верхнем этаже дома N 8 на Грейт Колледж стрит (теперь это Ройал Колледж стрит, 8). Июнь. Верлен опять хочет вернуться к Матильде; постоянные ссоры с Рембо. 4 июля. После очередной ссоры Верлен уезжает в Брюссель, бросив Рембо без денег, и поселяется в гостинице «Льежуа», из Брюсселя он пишет письма жене, матери и Рембо, угрожая самоубийством. 5 июля. Мать Верлена приезжает в Брюссель. 8 июля. В Брюссель приезжает Рембо; он настаивает на своем возвращении в Париж, Верлен против. 10 июля. Утром Верлен покупает револьвер и напивается; около трех часов дня в гостинице Верлен стреляет в Рембо и ранит его в запястье; Верлен с матерью отводят Рембо в больницу; Рембо продолжает настаивать на своем отъезде; Верлен с матерью провожают его на вокзал; по дороге Верлен угрожает застрелиться; испуганный Рембо бросается за помощью к полицейскому; арест Верлена, несмотря на то, что Рембо отказывается от всех своих обвинений. 11 июля. Верлена помещают в тюрьму предварительного заключения «Маленькие кармелиты». 20 июля. Рембо возвращается в Шарлевиль, на ферму Рош, где закончит «Лето в аду». 8 августа. Брюссельский суд приговаривает Верлена к двум годам тюрьмы. 27 августа. Верлена переводят в тюрьму одиночного заключения в Монс.

1874 — Март. Стараниями Эдмона Лепелетье в Сансе выходят «Песни без слов» (типография Мориса Лермита). Раздел имущества с Матильдой; Верлен приговорён к уплате алиментов; он переживает религиозный кризис, исповедуется.

1875 — 16 января. Освобождение Верлена. Февраль. Последняя встреча Верлена и Рембо в Штутгарте; религиозность Верлена раздражает Рембо; Рембо просит Верлена передать рукопись «Озарений» поэту Жермену Нуво (с которым путешествовал в Англию весной 1874) для возможного издания. Март. Верлен уезжает в Англию; устраивается преподавателем начальной школы в Стикни. Встречается в Лондоне с Жерменом Нуво и отдаёт ему «Озарения» (Нуво вернёт их Верлену осенью 1877, не найдя издателя). Октябрь. Верлен посылает свои стихотворения в Париж для публикации в третьем выпуске «Современного Парнаса», но бывшие коллеги во главе с Анатолем Франсом отказывают ему в этой чести. 12 декабря. Последнее письмо Верлена к Рембо.

1876—1877 — Верлен преподаёт латынь, французский и рисование в Стикни, Бостоне и Борнмуте.

1877 — Октябрь. Верлен возвращается во Францию. Устраивается преподавателем в католический колледж в Ретеле. Там он знакомится с Люсьеном Летинуа и фактически усыновляет его.

1878 — Весна-лето. Верлен дважды видится с сыном, безуспешно пытается возобновить отношения с Матильдой.

1879 — Конец лета. Верлен напивается в компании своих учеников, к тому же выясняется, что он имеет судимость; Верлен покидает Ретель и уезжает в Лондон с Летинуа.

1880 — Март. Верлен покупает ферму в Жюнивиле на имя родителей Летинуа и поселяется там рядом с семьей Люсьена, который занимается сельским хозяйством. Декабрь. Выходит сборник «Мудрость» (издатель Виктор Пальме).

1882 — В результате неудачного ведения дел родителями Летинуа, ферму в Жюнивиле продают за долги. Июль. Верлен возвращается в Париж налаживать литературные связи и безуспешно пытается получить место в мэрии (живёт в гостинице в районе Булонского леса по адресу улица Паршан, 5).

1883 — 7 апреля. Люсьен Летинуа внезапно умирает от тифа. Верлен тяжело переживает его смерть, впоследствии он посвятит ему серию из 25 пронзительных стихов, оплакивая безвременную смерть своего приемного сына, они войдут в сборник «Любовь». Июль-сентябрь. Мать Верлена покупает у родителей Люсьена ферму в Куломе и переезжает туда с сыном. Верлен снова пьёт.

1884 — Март. Ванье издает сборник эссе Верлена об Артюре Рембо, Тристане Корбьере и Стефане Малларме под названием «Про́клятые поэты». Ноябрь. Выходит сборник «Давно и недавно» (издатель Леон Ванье).

1885 — Февраль. После ссоры мать Верлена скрывается от него у соседей; Верлен врывается к соседям, буянит, угрожает покончить с собой, если она не вернется домой; мадам Верлен подает на сына в суд. 8 марта. Верлен продает дом в Куломе. 24 марта. Суд Вузье приговаривает Верлена к месяцу тюрьмы и 500 франкам штрафа. Май. Официально оформлен развод Верлена и Матильды. Июль. Верлен с матерью переезжают в Париж (живут в тупике Сен-Франсуа, 6 — улица Моро, 5). Август. Из-за артрита Верлен не может ходить. Ноябрь. Верлен работает над серией литературных портретов «Люди наших дней». Предвестья славы: первая песня на стихи Верлена (Эрнест Амедей Шоссон — на стихотворение «И месяц белый…», сб. «Добрая песня»); литературная карикатура на Верлена в пародийном сборнике Анри Боклера и Габриэля Викера «Бесформенности, декадентские стихи Адоре Флупета».

1886 — Январь. Гюстав Кан и Жан Мореас основывают газету «Символист». 21 января. Умирает мать. Матильда добивается мирового соглашения, по которому уплачивает долги Поля, а наследство мадам Верлен (20 000 франков) забирает себе в счёт невыплаченных алиментов; Верлен остается без средств к существованию. Февраль. Умирает тетка Верлена, он получает в наследство 2400 франков. Февраль-март. Связь Верлена с проституткой Мари Гамбье; когда наследство иссякает, Мари бросает Верлена. Весна. Верлен знакомится с художником и куплетистом Фредериком-Огюстом Казальсом, (их дружба будет продолжаться до смерти Верлена). 10 апреля. Первый номер газеты «Декадент» Анатоля Бажю и Мориса дю Плесси. 18 сентября. Мореас публикует в литературном приложении к газете «Фигаро» манифест символизма, в котором Верлен назван предшественником новой поэтической школы (вместе с Бодлером и Малларме). Октябрь-ноябрь. В издательстве Леона Ванье выходит проза Верлена «Воспоминания вдовца» и «Луиза Леклерк». 30 октября. Матильда выходит замуж за Бьянвеню-Огюста Дельпорта и в связи со сменой фамилии снимает запрет на публикацию «Озарений» Рембо, неосмотрительно оставленных Верленом осенью 1877 года на хранение Шарлю де Сиври (кузену Матильды). Ноябрь 1886 — март 1887. Верлен лежит в больнице.

1887 — Верлен кочует из больницы в больницу. Сентябрь. Встречает проститутку Филомену Буден, которая становится его любовницей.

1888 — Январь. Жюль Леметр публикует в «Синем журнале» статью «Поль Верлен, символисты и декаденты». Март. Выходит сборник «Любовь» (издатель Леон Ванье). Верлен поселяется в гостинице на улице Руайе-Коллар, 14, затем переезжает в гостиницу на улице Сен-Жак, 216; устраивает у себя литературные «среды». Август. Второе издание «прóклятых поэтов», дополненное очерками о Марселине Деборд-Вальмор, Огюсте Вилье де Лиль-Адане и «бедном Лелиане» (Pauvre Lélian — анаграмма имени Paul Verlaine). Ноябрь 1888 — февраль 1889. В больнице. Шарль Морис публикует у Ванье книгу «Поль Верлен».

1889 — Февраль. Верлен поселяется в гостинице на улице Вожирар, 4, возобновляет «среды». Июнь. Выходит сборник «Параллельно» (издатель Леон Ванье). Июль-август. В больнице. Август-сентябрь. За счет друзей лечится на курорте в Экс-ле-Бен. Сентябрь 1889 — февраль 1890. В больнице.

1890 — Февраль. Верлен поселяется у Филомены на улице Сен-Жак. Июль. Министерство народного просвещения выплачивает Верлену пособие в размере 200 франков. Декабрь. Выходит сборник «Посвящения» (издатель Леон Ванье); В Брюсселе подпольно выходит сборник эротических стихов Верлена «Женщины» (издатель Кистемекерс).

1891 — Январь-февраль. В больнице. Май. На бенефисе Верлена и Поля Гогена «Театр искусства» представляет пьесу Верлена «Одни и другие». Верлен знакомится с Эжени Кранц, бывшей танцовщицей, приятельницей Филомены; Эжени становится любовницей Верлена и вскоре разоряет его. Май-июнь. Выходит сборник «Счастье» и пьеса «Одни и другие» (издатель Леон Ванье), в издательстве «Фаскель» (серия «Библиотека Шарпантье») выходят «Избранные стихотворения» Верлена. Октябрь 1891 — январь 1892. В больнице. Ноябрь. Выходит автобиографическая проза Верлена «Мои больницы» (издатель Леон Ванье). 10 ноября. В Марселе от саркомы умирает Артюр Рембо. Декабрь. Выходит сборник «Песни для неё» (издатель Леон Ванье).

1892 — Январь-февраль. Выйдя из больницы, некоторое время живёт с Эжени; как только деньги заканчиваются, Эжени бросает Верлена. Апрель. В серии «Библиотека святого Грааля» выходит сборник «Сокровенные обедни». Август-октябрь. В больнице. 2-14 ноября. По приглашению голландских литераторов Верлен едет в Голландию с лекциями о литературе. Декабрь 1892 — январь 1893. В больнице.

1893 — Январь. Верлен и Эжени поселяются на улице Фосс-Сен-Жак, 9. Февраль-март. По приглашению бельгийских литераторов Верлен едет в Бельгию с лекциями о литературе. Май-июнь. Выходят сборники «Элегии», «Оды в её честь» и автобиографическая проза «Мои тюрьмы» (издатель Леон Ванье). Июнь-ноябрь. В больнице; рожистое воспаление на левой ноге, регулярные пункции; в больнице Верлена навещает Филомена. Август. Верлен выдвигает свою кандидатуру во Французскую Академию на место скончавшегося Ипполита Тэна. Октябрь. Верлен не получает кресло Тэна. Ноябрь. Верлен переезжает к Филомене. Ноябрь-декабрь. По приглашению английских литераторов Верлен едет с лекциями в Лондон, Оксфорд и Манчестер. Декабрь. Выходит книга лекций Верлена «Две недели в Голландии» (издатели Блок и Ванье). Верлен переезжает к Эжени на улицу Сен-Жак, 187.

1894 — Апрель. Верлен переезжает к Филомене. Май. Выходит сборник «В лимбе» (издатель Леон Ванье). Май-июль. В больнице; пытается восстановить отношения с Эжени. Август. Избран «принцем поэтов» вместо скончавшегося Шарля Леконт де Лиля; друзья Верлена во главе с Морисом Барресом и Робером де Монтескью-Фезансаком устанавливают для него ежемесячную пенсию (150 франков); Министерство народного просвещения выплачивает Верлену пособие в размере 500 франков (два таких же пособия будут выплачены в феврале и сентябре 1895). Октябрь. Постановка пьесы Верлена «Мадам Обен» в кафе «Прокоп». Верлен бросает Эжени и переезжает к Филомене. Декабрь. В издательстве журнала «Ля Плюм» (серия «Литературно-художественная библиотека») выходит сборник «Эпиграммы». Декабрь 1894 — январь 1895. В больнице.

1895 — Февраль. Верлен переезжает к Эжени. Май. В издательстве «Конец века» выходит «Исповедь» Верлена. Сентябрь. Вместе с Эжени переезжает на улицу Декарта, 39. Состояние Верлена резко ухудшается. Октябрь. Полное собрание сочинений Артюра Рембо с предисловием Верлена.

1896 — 7 января. Верлен исповедуется. Ночью он падает с кровати, Эжени не может поднять его, и Верлен проводит всю ночь на холодном полу. 8 января. Верлен умирает от воспаления легких. 10 января. Отпевание в церкви Сент-Этьен-дю-Мон и торжественные похороны на Батиньольском кладбище. Февраль. В серии «Литературно-художественная библиотека» выходит сборник «Плоть». Декабрь. Выходит сборник «Инвективы» (издатель Леон Ванье).

1899 — Выходит полное собрание сочинений Верлена в пяти томах (издатель Леон Ванье).

1904 — Подпольно выходит сборник эротических стихов Верлена «Hombres» («Мужчины», издатель Альбер Мессен, наследник Ванье).

1907 — Выходит книга заметок Верлена «Путешествие француза по Франции» (издатель Альбер Мессен).

1911 — 28 мая. В Люксембургском саду открывается памятник Верлену работы Огюста де Нидерхаузерна-Родо.

1913 — Выходит сборник «Библио-сонеты» (издатель Анри Флури).

1926 — Выходит первый том неизданных произведений Верлена (издатель Бодинье).

1929 — Выходят второй и третий тома неизданных произведений Верлена (издатель Альбер Мессен).

Поэзия Верлена

«Верлен был яснее своих учеников, — писал М. Горький, — в его всегда меланхолических и звучащих глубокой тоской стихах был ясно слышен вопль отчаяния, боль чуткой и нежной души, которая жаждет света, жаждет чистоты, ищет Бога и не находит, хочет любить людей и не может».

Поэтическое творчество Верлена началось в традициях парнасской школы. В его юношеских стихах сказалось стремление к чёткости образов, скульптурности речи. Но уже в первых зрелых сборниках Верлена «Сатурнические поэмы» (или «Сатурналии»; 1866) и «Галантные празднества» (1869) сквозь традиционную форму можно смутно разглядеть новые странные образы.

«Сатурнические поэмы» открываются обращением к «мудрецам прежних дней», учившим, что те, кто рождаются под знаком созвездия Сатурн, обладают беспокойным воображением, безволием, напрасно гонятся за идеалом и испытывают много горя. Через надетую на себя маску объективного мудреца явно проглядывали черты поколения конца века и собственное лицо Верлена.

Самые образы «Сатурнических поэм» порой раздваивались. Обычное вдруг поворачивалось неожиданной стороной — дым рисовал на небе странные фигуры:

Луна на стены налагала пятна
Углом тупым.
Как цифра пять, согнутая обратно,
Вставал над острой крышей чёрный дым.
Томился ветер, словно стон фагота.
Был небосвод
Бесцветно сер. На крыше звал кого-то,
Мяуча жалобно, иззябший кот.
А я, — я шёл, мечтая о Платоне,
В вечерний час,
О Саламине и о Марафоне…
И синим трепетом мигал мне газ.

— «Парижский набросок», перевод В. Брюсова

Изображения в переливах света и тени ломалось на глазах:

Она играла с кошкой. Странно,
В тени, сгущавшейся вокруг,
Вдруг очерк выступал нежданно
То белых лап, то белых рук.
Одна из них, сердясь украдкой,
Ласкалась к госпоже своей,
Тая под шёлковой перчаткой
Агат безжалостных когтей.
Другая тоже злость таила
И зверю улыбалась мило…
Но Дьявол здесь был, их храня.
И в спальне тёмной, на постели,
Под звонкий женский смех, горели
Четыре фосфорных огня.

— «Женщина и кошка», перевод В. Брюсова

Второй стихотворный сборник «Галантные празднества» изображал утончённые развлечения XVIII столетия. Лирика и ирония причудливо сплелись в этой книге, как у Ватто — французского художника начала XVIII в., на полотнах которого дамы и кавалеры играют изысканный и чуть печальный спектакль:

К вам в душу заглянув, сквозь ласковые глазки,
Я увидал бы там изысканный пейзаж,
Где бродят с лютнями причудливые маски,
С маркизою Пьерро и с Коломбиной паж.
Поют они любовь и славят сладострастье,
Но на минорный лад звучит напев струны,
И кажется, они не верят сами в счастье,
И песня их слита с сиянием луны.
С сиянием луны, печальным и прекрасным,
В котором, опьянён, им соловей поёт,
И плачется струя в томлении напрасном,
Блестящая струя, спадая в водомёт.

— перевод В. Брюсова

Умышленно прихотливое построение стихов двух первых сборников, причудливость, неясность как бы отражённых образов, внимание к музыкальному звучанию строк подготовили появление лучшей поэтической книги Верлена «Романсы без слов» (1874). Само название сборника свидетельствует о стремлении Верлена усилить музыку стиха. Музыкальная гармония, по учению Платона, должна связывать душу человека с Вселенной, и Верлен стремился чрез музыку познать живущее в нём самом существо. Такой путь представлялся Верлену новаторским и единственно верным. Почти одновременно в стихотворении «Поэтическое искусство» он выдвинул требование музыкальности как основы импрессионистской поэтики: «Музыка — прежде всего».

«Романсы без слов» не связаны единой темой. Здесь и любовная лирика, урбанистические мотивы, и особенно тема природы. О чём бы ни писал Верлен, всё окрашено его меланхолией, его неясной тоской. Взгляд Верлена на мир напоминает пейзажи художников-импрессионистов. Он тоже любил изображать дождь, туманы, вечерние сумерки, когда случайный луч света выхватывает только часть неясной картины. Рисуя, например, путешествие в сад, Верлен только называет предметы, которые он видит. Но они не существуют отдельно от света, в котором они купаются, от дрожания воздуха, который их окружает. Существование вещей важно Верлену не в их материале, не в их объёмных формах, но в том, что их одушевляет, — в настроении. В поэзии Верлена мы наблюдаем дематериализацию вещей.

Верлен и не стремился к целостному воспроизведению материального мира. В «Романсах без слов» поэт окончательно отказался от традиций парнасцев — яркой декоративности и графической точности их рисунка, от исторических картин. Верлен редко обращался к последовательному рассказу. В его стихах почти нет событий. Если же они порой появлялись у Верлена, то одетые туманным флёром либо в виде стилизованной сказки, в виду ряда образов, одного за другим, как они рисовались его внутреннему взору. Он как будто сознательно отворачивался от реальных источников в мире и в истории людей, чтобы обратиться к своему сердцу.

Даже столь часто воспеваемая Верленом природа, импрессионистские пейзажи его стихов были в сущности пейзажами души поэта.

Отношение лирического героя Верлена к природе очень сложно. Природа настолько близка поэту, что он нередко на время отодвигается, замещается пейзажем, чтобы затем снова в нём ожить. Степень личного проникновения Верлена в природу так высока, что, идя по воспетым им равнинам, по пропитанным весенним воздухом улицам окраин, выглядывая с поэтом из окна в сиреневые сумерки, прислушиваясь к монотонному шуму дождя, мы имеем дело, в сущности, не с картинами и голосами природы, а с психологией самого Верлена, слившегося душой с печальным и прекрасным миром.

Пейзаж у Верлена уже не традиционный фон или аккомпанемент переживаниям человека. Сам мир уподобляется страстям и страданиям поэта. Такое смещение акцентов вызвано у Верлена не силой владеющих им страстей, но поразительной тонкостью чувств, которую он распространяет на всё, к чему обращён его взгляд. Каждое дерево, лист, дождевая капля, птица как будто издают едва слышный звук. Все вместе они образуют музыку верленовского поэтического мира.

Вне этой особенности, вне этой музыки нет поэзии Верлена. Именно здесь кроются истоки трудности, а подчас невозможности перевода стихов Поля Верлена на другие языки. Валерий Брюсов, много занимавшийся в России переводами поэзии Верлена, жаловался на постоянно подстерегающую опасность «превратить „Романсы без слов“ в „слова без романсов“». Самоё сочетание французских гласных, согласных и носовых звуков, пленяющих в поэзии Верлена, оказывается непередаваемым.

Одно из лучших стихотворений поэта «Осенняя песня» (сб. «Сатурнические поэмы»):

Les sanglots longs
des violons
de l’automne
blessent mon coeur
d’une langueur
monotone.

Tout suffocant
et blême, quand
sonne l’heure,
je me souviens
des jours anciens,
et je pleure;

Et je m’en vais
au vent mauvais
qui m’emporte
de çà, de là,
pareil à la
feuille morte.

Подстрочный перевод:

Долгие рыдания
скрипок
осени
ранят моё сердце
печальной
монотонностью.

Всё сжимается
и бледнеет, когда
пробивает его час,
я вспоминаю
прежние дни
и плачу.

И я ухожу
с осенним ветром,
который меня
носит туда-сюда,
подобно
мёртвому листу.

В переводе Брюсова песня звучит по-иному:

Долгие песни
Скрипки осенней,
Зов неотвязный,
Сердце мне ранят,
Думы туманят
Однообразно.

Сплю, холодею,
Вздрогнув, бледнею
С боем полночи.
Вспомнится что-то.
Всё без отчёта
Выплачут очи.

Выйду я в поле.
Ветер на воле
Мечется, смелый,
Схватит он, бросит,
Словно уносит
Лист пожелтелый.

Картина, нарисованная Верленом, содержит очень мало конкретных образов: осенний шум, удар часов, уносимый ветром сухой лист. Брюсов сделал верленовское стихотворение конкретнее, чем оно есть в подлиннике. У него поэт выходит в поле, где «на воле мечется смелый ветер». У Верлена нет этих почти бытовых деталей, как нет и «смелого ветра», явно не соответствующего всей верленовской лексике.

Мы не знаем, какие осенние скрипки плачут у Верлена. Может быть, это печально шумят деревья? А может быть, это чувства уставшего от жизни, вступающего в свою осень стареющего человека? То же самое относится к удару часов. Пробили часы где-то в квартире? Скорее сам поэт ждёт, когда пробьёт его последний час. Эта неясность образов художественно подготавливает последнюю строку стихотворения, развивающую скорбную мысль поэта о горьком одиночестве всякого существа, обречённого на гибель в холодном равнодушном мире.

Ещё выразительнее об этом же говорит музыка «Осенней песни» — французские носовые on, an. Они звучат, как затихающие звуки колокольного звона, предвещающего появление основного страшного удара, от которого в ужасе сжимается всё живое.

«Осення песня» более верно звучит в переводе А. М. Гелескула:

Издалека
Льётся тоска
Скрипки осенней —
И, не дыша,
Стынет душа
В оцепененье.

Час прозвенит —
И леденит
Отзвук угрозы,
А помяну
В сердце весну —
Катятся слёзы.

И до утра
Злые ветра
В жалобном вое
Кружат меня,
Словно гоня
С палой листвою.

Первые строки этого стихотворения были условным сигналом французскому Сопротивлению развернуть активные боевые действия против немцев накануне начала высадки союзников в Нормандии. 5 июня эта передача была перехвачена разведкой немецкой 15-й армии, благодаря чему немецкое командование узнало, что операция начнется в ближайшие сутки.

Ориентация Верлена на музыкальность породила у него особые приёмы организации стиха — выделение преобладающего звука (как в романсе — ведущей мелодии), стремление к повторам, частое использование сплошных женских рифм, малоупотребительного девятисложного стиха.

В стихотворении «Поэтическое искусство», написанном в 1874 и напечатанном в 1882 г., Верлен утверждал эти приёмы, пародируя знаменитое «Поэтическое искусство» Буало. В стихотворении Верлена всё противоположно утверждениям теоретика классицизма XVII в.. Буало требовал точности, ясности. Верлен провозгласил замену ясности музыкальностью и советовал выбирать странные сочетания:

Ценя слова как можно строже,
Люби в них странные черты.
Ах, песни пьяной, что дороже,
Где точность с зыбкостью слиты!

— перевод В. Брюсова

Не отказываясь от объективности искусства, призывая поэтов устремиться «за черту земного», он открывал широкие двери субъективизму. Не случайно его «Поэтическое искусство» было воспринято как сенсация молодёжью декадентского толка.

Поэтическое наследие

Стихи

• [www.chez.com/damienbe/saturne.htm Poèmes saturniens (1866)]
• Les Amies (1867)
• [www.chez.com/damienbe/galantes.htm Fêtes galantes (1869)]
• [www.chez.com/damienbe/chanson.htm La Bonne chanson (1870)]
• [www.chez.com/damienbe/romances.htm Romances sans paroles (1874)]
• [www.florilege.free.fr/verlaine/sagesse.html Sagesse (1880)]
• [www.florilege.free.fr/verlaine/jadis_et_naguere.htmlJadis et naguère (1884)]
• [www.florilege.free.fr/verlaine/amour.htmlAmour (1888)]
• [www.florilege.free.fr/verlaine/parallelement.htmlParallèlement (1889)]
• Dédicaces (1890)
• Femmes (1890)
• Hombres (1891)
• Bonheur (1891)
• Chansons pour elle (1891)
• Liturgies intimes (1892)
• Élégies (1893)
• Odes en son honneur (1893)
• Dans les limbes (1894)
• Épigrammes (1894)
• Chair (1896)
• Invectives (1896)
• Biblio-sonnets (1913)
• Oeuvres oubliées (1926—1940)

Проза

• Les Poètes maudits (1884)
• Louise Leclercq (1886)
• Les mémoires d’un veuf (1886)
• Mes hôpitaux (1891)
• Mes prisons (1893)
• Quinze jours en Hollande (1893)
• Vingt-sept biographies de poètes et littérateurs (parues dans «Les Hommes d’aujourd’hui»)
• Confessions (1895)

Издания на русском языке

• Верлен П. Стихи / Пер. Ф. Сологуба, 2 изд. — М.—П., изд. "Петроград" 1923. — 112 с., тир. 2500 экз.
• Верлен П. Собрание стихов / Пер. В. Брюсова. — М., 1911. — ??? с.
• Верлен П. Избранные стихотворения / Сост. П. Н. Петровский. — М., 1912. — ??? с.
• то же, М., 1915: [Стихи], в кн.: Звездное небо. Стихи зарубежных поэтов в пер. Б. Пастернака, М., 1966;
• Верлен П. Стихи // в книге «Тень деревьев. Стихи зарубежных поэтов в пер. И. Эренбурга». — М., 1969. — С.
• Верлен П. Лирика / Сост. Е. Эткинд. — М., 1969. — ??? с.
• Верлен П. Избранное / Пер. Г. Шенгели. — М., 1996. — ??? с.
• Верлен П. Стихи. — Кишинёв: Литературный фонд «Axul Z», 1996. — 192 с.
• Верлен П. Стихи // Семь веков французской поэзии в русских переводах. — СПб: Евразия, 1999. — С. 393—408.
• Верлен П. Три сборника стихов/ Сост. Г. Косиков. — М.: ОАО Издательство «Радуга», 2005. — На франц. яз. с параллельным русским текстом. — 512 с.
• Верлен П. Исповедь: Автобиографическая проза, художественная проза/ Пер. с фр. М. Квятковской, О. Кустовой, С. Рубановича, М. Яснова. — СПб: Азбука-Классика, 2006. — 480 с.
• Верлен П. Стихотворения: в 2 т./ Пер. с фр. Г. Шенгели, И. Булатовского, А. Эфрон и др. — СПб: СПИФ "Наука", 2014. — 1304 c.

Фильмы о поэте

• Полное затмение (фильм, 1995)

Библиография

• Горький М., Поль Верлен и декаденты, Собр. соч., т. 23, М., 1953.
• Пастернак Б. Поль-Мари Верлен [1944]// Он же. Собр. соч. в 5-ти тт.. Т.4.М.: Худ. лит-ра, 1991, с.395-399.
• Птифис П. Поль Верлен / Пер. с фр. — М.: Молодая гвардия, 2002. — 489 с. (ЖЗЛ: Сер. биогр.; Вып. 835)
• История французской литературы, т. 3, М., 1959.

Ссылки

• [verlaine.ru/ Сайт о Поле Верлене]
• [goldlit.ru/paul-marie-verlaine-biography Поль Верлен, биография]
• [www.e-lib.info/book.php?id=1120000566&p=0 Биография. Творчество]
• [www.ipmce.su/~lib/verlen.html#l0082 Стихотворения]
• Горький М. [web.archive.org/web/20040122211942/www.maximgorkiy.narod.ru/STATY/verlen.htm Поль Верлен и декаденты]
• [az.lib.ru/w/werlen_p/ Сочинения Верлена на сайте Lib.ru: Классика]
• Трыков В. П. [modfrancelit.ru/verlen-pol/ Верлен Поль]. Электронная энциклопедия «Современная французская литература» (2011). Проверено 13 ноября 2011. [www.webcitation.org/65IgwFTG8 Архивировано из первоисточника 8 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Верлен, Поль

(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.