Лафарг, Поль

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Поль Лафарг»)
Перейти к: навигация, поиск
Поль Лафарг
Paul Lafargue
Дата рождения:

15 января 1842(1842-01-15)

Место рождения:

Сантьяго-де-Куба Королевство Испания

Дата смерти:

25 ноября 1911(1911-11-25) (69 лет)

Место смерти:

г.Дравей (фр.), департамент Сена и Уаза, Франция

Поль Лафа́рг (фр. Paul Lafargue, 15 января 1842, Сантьяго-де-Куба, Королевство Испания — 25 ноября 1911[1], г. Дравей (фр.), департамент Сена и Уаза Франция) — французский экономист и политический деятель, один из крупных марксистских теоретиков. Зять Карла Маркса, муж его дочери Лауры.





Молодость и первый французский период

Поль Лафарг родился в городе Сантьяго-де-Куба. Его отец был владельцем кофейных плантаций на Кубе, которая в то время была частью королевства Испании. Богатство семьи позволило Полю учиться в Сантьяго, а затем во Франции. В 1851 году семья Лафаргов переехала в Бордо. Вскоре Лафарг окончил лицей в Тулузе и поступил в Высшую медицинскую школу в Париже.

В Париже Лафарг начал интеллектуальную и политическую карьеру, придерживаясь философии позитивизма и связываясь с республиканскими группами, которые выступали против Наполеона III. Как анархист и сторонник Прудона, Лафарг присоединился к французской секции Международного товарищества рабочих (Первого Интернационала). Вскоре он встретился с двумя из наиболее выдающихся революционеров: Карлом Марксом и Огюстом Бланки, влияние которых в значительной степени затмило первые анархистские впечатления молодого Лафарга.

В 1865 году за участие в студенческой демонстрации против Второй империи Лафарг был исключен из парижской Высшей медицинской школы и закончил медицинское образование в Лондоне, где познакомился с Марксом и обратился из прудониста в марксиста. Он стал постоянным гостем в доме Марксов, познакомился с его второй дочерью Лаурой, на которой женился в 1868 году. В Лондоне же он стал членом Генерального совета Первого Интернационала, в котором представлял Испанию. Однако, ему не удалось установить серьёзные контакты с группами рабочих в самой стране — Испания присоединилась к международному движению только после Революции 1868 года. В то же время, пребывание в Испании итальянского анархиста Джузеппе Фанелли сделали её оплотом анархизма (а не марксизма, распространяемого Лафаргом).

В 1870 году он вернулся в Париж. Оппозиция Лафарга анархизму стала известна, когда после его возвращения во Францию он написал несколько статей, критикуя тенденции бакунистов, которые имели большое влияние в некоторых группах французских рабочих. Это стало началом долгой карьеры Лафарга как политического журналиста.

Испанский период

После падения Парижской Коммуны в 1871 Поль Лафарг бежал в Испанию. Он обосновался в Мадриде, где связался с местными членами Интернационала.

В Мадриде Лафарг распространял марксистские взгляды, писал статьи в газете «La Emancipación» (где он защищал необходимость создания политической партии рабочего класса, против чего выступали анархисты). В то же время, Лафарг в некоторых своих статьях выдвинул собственные идеи, например, о радикальном сокращении рабочего дня.

В 1872 году после статьи в газете «La Emancipación» против нового, анархистского федерального Совета, Федерация Мадрида исключила из своего состава подписантов этой статьи, которые вскоре создали Новую Федерацию Мадрида, менее влиятельную. Как один из представителей Испании, Лафарг входил в марксистское меньшинство на Конгрессе в Гааге в 1872 году, на котором произошёл раскол Первого Интернационала (официально распущен в 1876 году).

Второй французский период

Между 1873 и 1882 годами Поль Лафарг жил в Лондоне и избегал работать врачом, поскольку потерял веру в возможности современной ему медицины. Он открыл фотолитографическую мастерскую, но доходы от неё были невелики. Благодаря помощи Энгельса он снова установил из Лондона связи с движением французских рабочих, которое начало возрождаться после репрессий при Адольфе Тьере в течение первых лет Третьей республики.

С 1880 году он снова работал как редактор газеты «L’Egalité». В том же году на страницах этой газеты Лафарг начал издавать свою нашумевшую работу «Право на лень». В 1882 году он начал работать в страховой компании, что позволило ему вернуться в Париж и вновь войти в состав центрального руководства Французской социалистической партии. После раскола партии в 1882, Лафарг вместе с Жюлем Гедом и Габриэлем Девиллем оставались сторонниками Гаврской программы, в то время как поссибилисты (П. Бруссе, Б. Малон) начали ратовать за постепенное реформирование капитализма. Лафарг с соратниками вели борьбу также с другими левыми течениями во французском социалистическом движении: анархистами, радикалами-«якобинцами» и бланкистами.

С этого момента и до самой смерти, Лафарг оставался наиболее уважаемым теоретиком Рабочей партии Франции, не только расширяя марксистские доктрины, но добавляя собственные оригинальные идеи. Он также активно участвовал в общественных событиях, таких как забастовки и выборы, и несколько раз сидел в тюрьме.

В 1891 году, несмотря на нахождение под стражей в полиции, он был избран во французский Парламент от города Лилля, став самым первым французским депутатом-социалистом. В результате его успеха Рабочая партия Франции стала переходить к парламентской тактике борьбы и в значительной степени оставила повстанческую политику предыдущего периода.

Однако сам Лафарг продолжал защищать ортодоксальный марксизм от любой реформистской тенденции, как показал его конфликт с Жаном Жоресом. Лафарг отказался принять участие в каком-либо «буржуазном» правительстве.

Последние годы жизни и самоубийство

В 1908 году французские социалистические партии и группы объединились в одну партию на Конгрессе в Тулузе. На нём Лафарг отчаянно боролся против социал-реформизма, защищаемого Жоресом.

В эти последние годы Лафарг уже почти не участвовал в политической деятельности, живя в предместьях Парижа, ограничивал свой вклад статьями и эссе, а также нечастыми встречами с некоторыми из самых выдающихся социалистических активистов того времени, такими как Карл Каутский, Карл Либкнехт и В. И. Ленин.

Поль Лафарг и его жена Лаура неоднократно заявляли, что как только наступит старость, мешающая им вести борьбу, они покончат жизнь самоубийством. В 1911 году они сдержали своё слово, приняв цианистый калий. Лафарг оставил предсмертное политическое письмо, опубликованное 4 декабря 1911 года в газете «L’Humanité» .

Напишите отзыв о статье "Лафарг, Поль"

Литература

Сочинения

  • «Теория стоимости и прибавочной стоимости Маркса и буржуазные экономисты»
  • «Ответ на критику К. Маркса»
  • «Американские тресты» (СПб., 1904)
  • «Мои воспоминания о К. Марксе» (Одесса, 1905)
  • «Поклонение золоту» (СПб., 1905)
  • «Женский вопрос» (Одесса, 1905)
  • [www.revkom.com/index.htm?/biblioteka/levie/gramshi/gr-ogl.htm «Проданный аппетит»] (СПб., 1905)
  • "Право на леность " (M., 1905)
  • «Благотворительность» (Одесса, 1905)
  • «Крестьянская собственность и экономическое развитие» (СПб., 1905)
  • «Коммунизм» (Одесса, 1905)
  • «Супружеская неверность в прошлом и настоящем» (СПб. изд. Малых, 1904)
  • [sov-ok.livejournal.com/210119.html#cutid1 Лафарг П. «Экономический детерминизм Карла Маркса» 1923]
  • Лафарг П. Сочинения т. 1-3 1925-31
  • «Собственность и её происхождение» (М., 1959)

Источники

  1. БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 220.

Ссылки

  • [bse.sci-lib.com/article068960.html Поль Лафарг в БСЭ]

Отрывок, характеризующий Лафарг, Поль

– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.