Рейно, Поль
Поль Рейно — французский политик и юрист периода между двумя мировыми войнами, сторонник экономического либерализма, яростный противник Германии. Предпоследний премьер-министр Франции в период Третьей республики, вице-президент Демократического альянса (правоцентристской партии).
Содержание
Молодость, политическая карьера
Отец Рейно был преуспевающим текстильным промышленником. Благодаря состоятельности семьи Рейно получил возможность изучать право в Сорбоннском университете.
Был членом Палаты депутатов с 1919 по 1924, представляя Нижние Альпы, и снова был избран в 1928 г. от Парижа. Хотя впервые Рейно был избран от консервативного блока «Синий горизонт», вскоре после этого он перешёл в правоцентристский Демократический альянс и позднее стал вице-председателем партии.
В 1920-е гг. Рейно приобрёл репутацию как сторонник более мягких условий репараций, в то время как большинство французских политиков требовали жёстких условий для Германии. В 1930-е годы, особенно после прихода к власти нацистов, Рейно ужесточил своё отношение к Германии. Он был сторонником крепкого союза с Великобританией и, в отличие от большинства французских правых, улучшения отношений с СССР в противовес гитлеровской Германии.[1]
В начале 1930-х гг. неоднократно занимал посты в правительстве, однако в 1932 г. разошёлся со своей партией по вопросам французской оборонной и внешней политики и не получал постов в правительстве до 1938 г. Как и Уинстон Черчилль, Рейно выглядел отступником в своей партии и нередко оставался в одиночестве, когда призывал к перевооружению и предупреждал об угрозе усиления Германии. Поддерживал теорию механизированной войны Шарля де Голля в противоположность доктрине статической обороны, которая была популярна в ту эпоху среди французов под впечатлением от 1-й мировой войны и выражением которой стало сооружение Линии Мажино. Рейно также был противником политики умиротворения германского агрессора. Также Рейно разошёлся с руководством своей партии по вопросу об экономической политике, поскольку он отстаивал необходимость девальвации франка для выхода из экономического кризиса. Пьер Этьен Фланден, руководитель Демократического альянса, согласился с рядом экономических предложений Рейно, в частности, с требованием вести политику экономического либерализма.
Возвращение в правительство
Рейно был назначен в 1938 г. министром юстиции в кабинете Даладье. Судетский кризис, который разразился вскоре после его назначения, вновь выявил разногласия между Рейно и прочими политиками Демократического альянса. Рейно не был согласен с принуждением Чехословакии к уступкам Германии, тогда как лидер партии Фланден считал, что если стимулировать Германию к расширению на восток, это приведёт к конфликту между двумя державами и ослабит обе. В результате конфликта с ним Рейно вышел из партии и стал независимым политиком, но несмотря на это, сохранил поддержку Даладье, чья «политика закрытости» была близка взглядам Рейно.
Несмотря на столкновения с ведущими политиками, Рейно мечтал занять должность министра финансов. Он был сторонником радикально-либеральной экономической политики, которая, по его мнению, позволила бы вывести французскую экономику из застоя. Он предлагал отказаться от избыточной государственной регулировки, в том числе отказаться от 40-часовой рабочей недели[2]. Понятие «дерегуляция» было очень популярным среди французских предпринимателей, и Рейно считал, что дерегуляция — лучший способ для Франции вернуть доверие инвесторов. Правительство Л. Блюма пало в 1938 г. в результате попыток Блюма расширить регулирующие полномочия правительства; во Франции созрела широкая поддержка альтернативных подходов, подобных тому, сторонником которого был Рейно.
Поль Маршандо, которого Даладье первоначально назначил министром финансов, предложил умеренную программу экономических реформ, которая не удовлетворила Даладье. Рейно и Даладье обменялись министерскими портфелями, в результате чего Рейно удачно осуществил свои радикальные либеральные экономические реформы. Благодаря успеху реформ правительство выдержало кратковременное жёсткое противостояние с оппозицией. Рейно обратился напрямую к деловому миру Франции: «Мы живём в капиталистической системе. Чтобы она функционировала, мы должны соблюдать законы. Есть законы прибыли, индивидуального риска, свободных рынков и роста через конкуренцию».[3]
Реформы Рейно оказались исключительно успешными; была внедрена программа строгой экономии (хотя расходы на вооружение не были сокращены), в связи с чем французские запасы возросли с 37 млрд. франков в сентябре 1938 г. до 48 млрд. франков год спустя, накануне войны. Более важен тот факт, что промышленное производство Франции подскочило от 76 % до 100 % (за эталон принят уровень 1929 г.) с октября 1938 по май 1939.[4] К началу войны, однако, Рейно не стремился добиться роста французской экономики любой ценой; он считал, что излишний прирост расходов перед войной сыграет пагубную роль для французской экономики.
Французские правые занимали двойственную позицию по отношению к войне в конце 1939 — начале 1940 гг., считая более значительной угрозой СССР[5]. Зимняя война между СССР и Финляндией в значительной мере сняла эту проблему; Даладье отказался послать помощь финнам, в то время как война с Германией продолжилась. Известие о советско-финском перемирии в марте 1940 г. заставило Фландена и Лаваля провести тайные заседания законодательного органа, который денонсировал действия Даладье; правительство пало 19 марта. Через два дня Рейно был назначен премьер-министром Франции.
Премьер-министр и узник концлагеря
Хотя Рейно приобретал всё большую популярность, Палата депутатов избрала его на должность премьер-министра с перевесом всего в один голос, причём большинство депутатов от его партии воздержались. Более половины голосов Рейно получил от социалистов. Имея широкую поддержку слева и оппозицию справа, правительство Рейно оказалось неустойчивым; многие критики справа требовали, чтобы Рейно ввязался в войну против СССР вместо войны с Германией.[6] Палата депутатов также навязала ему Даладье, которого Рейно считал лично ответственным за слабость Франции, на должность министра обороны. Одним из первых шагов правительства Рейно была совместная декларация с британским премьер-министром Н. Чемберленом о том, что ни одна из двух стран не заключит сепаратного мира с противником.
Рейно отвергал любые предложения, основанные на «стратегии затянувшейся войны», где Франция рассчитывала измотать соперника. Напротив, Рейно считал, что война должна распространиться на Балканы и Северную Европу; ему удалось организовать кампанию союзников в Норвегии, хотя та и закончилась поражением. Решение британцев отступить 26 апреля стало причиной личной поездки Рейно в Британию, где он отстаивал необходимость защищать Норвегию до конца.[7]
Битва за Францию началась менее чем через два месяца после вступления Рейно в должность. 15 мая, через пять дней после нападения Германии, Рейно связался со своим британским коллегой и заявил ему: «Нас разгромили…; фронт прорван около Седана». В то же время Шарль де Голль, которого Рейно длительное время поддерживал и который был одним из немногих успешных генералов во время кампании 1940 г., получил звание бригадного генерала и назначен заместителем министра обороны[8].
Ввиду постоянного ухудшения военного положения Франции Рейно был вынужден согласиться с назначением Ф. Петэна на должность государственного министра. Вскоре после оккупации Франции Петэн и его сторонники стали оказывать давление на Рейно, чтобы тот подписал сепаратный мир с немцами. Рейно отказался в этом участвовать и 16 июня ушёл в отставку. Петэн возглавил новое правительство и подписал перемирие 22 июня. По его приказу Рейно был арестован, однако Петэн не стал организовывать над ним суд, а передал в руки немцев, которые держали его в концлагере до конца войны. Рейно был освобождён союзниками около г. Вёргль, Австрия, 7 мая 1945 г.
Послевоенный период
После войны Рейно вновь был избран в Палату депутатов в 1946 г. Неоднократно занимал министерские должности и продолжал играть важную роль во французской политике, хотя его попытки сформировать правительство в 1952 и 1953 гг. оказались безуспешными. Рейно поддерживал идею Соединённых штатов Европы. Он же был председателем консультативного комитета, который составил конституцию Пятой республики. В 1962 г. Рейно выступил против попытки своего старого друга де Голля отказаться от системы коллегии выборщиков в пользу прямого голосования и в том же году ушёл в отставку.
В 1949 г. Рейно повторно заключил брак в возрасте 71 года и стал отцом троих детей. Умер он 21 сентября 1966 г. в Нёйи-сюр-Сен.
Министерство Рейно (21 марта — 16 июня 1940)
- Поль Рейно — председатель Совета Министров и министр иностранных дел;
- Камиль Шотан — вице-председатель Совета Министров;
- Эдуар Даладье — министр национальной обороны и военный министр;
- Рауль Дотри — министр вооружений;
- Анри Руа — министр внутренних дел;
- Люсьен Лямурё — министр финансов;
- Шарль Помаре — министр труда;
- Альбер Сероль — министр юстиции;
- Сезар Кампинши — военно-морской министр;
- Альфонс Рио — министр торгового флота;
- Лоран Эйнак — министр авиации;
- Альбер Сарро — министр национального образования;
- Альбер Ривьер — министр ветеранов и пенсионеров;
- Поль Теллье — министр сельского хозяйства;
- Анри Кей — министр поставок;
- Жорж Мандель — министр колоний;
- Анатоль де Монзе — министр общественных работ;
- Марсель Эро — министр здравоохранения;
- Альфред Жюль-Жульен — министр почт, телеграфов, телефонов и передач;
- Людовик-Оскар Фроссар — министр информации;
- Луи Роллен — министр торговли и промышленности;
- Жорж Моннэ — министр блокады;
Изменения
- 18 мая 1940 — Филипп Петен входит в Кабинет как государственный министр. Рейно наследует Даладье как министр национальной обороны и военный министр. Даладье наследует Рейно как министр иностранных дел. Жорж Мандель наследует Руа как министр внутренних дел. Луи Роллен наследует Манделю как министр колоний. Леон Барети наследует Ролленом как министр торговли и промышленности.
- 5 июня 1940 — Рейно наследует Даладье как министр иностранных дел, оставаясь также министром национальной обороны и военным министром. Ив Бутилье наследует Лямурё как министр финансов. Ивон Дельбос наследует Сарро как министр национального образования. Людовик-Оскар Фроссар наследует Монзе как министр общественных работ. Жан Прувос наследует Фроссару как министр информации. Жорж Перно наследует Эро как министр здравоохранения, с новым названием министра французской семьи. Альбер Шишери наследует Барети как министр торговли и промышленности.
Напишите отзыв о статье "Рейно, Поль"
Примечания
Литература
- Noel Barber, The Week France Fell (1976)
- Paul Reynaud, In the Thick of the Fight, 1930—1945 (1955)
Ссылки
- [worldatwar.net/biography/r/reynaud/ World at war biography]
- [www.spartacus.schoolnet.co.uk/2WWreynaud.htm Spartacus biography]
- [www.1939-45.org/bios/reynaud.htm 1939-45.org biography] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3990 дней) — история, копия)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Рейно, Поль
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.
С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.
У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
- Родившиеся 15 октября
- Родившиеся в 1878 году
- Умершие 21 сентября
- Умершие в 1966 году
- Кавалеры ордена Почётного легиона
- Персоналии по алфавиту
- Премьер-министры Франции
- Министры колоний Франции
- Юристы Франции
- Министры иностранных дел Франции
- Министры финансов Франции
- Министры юстиции Франции
- Главы военного ведомства Франции
