Поляновский мир
Поделись знанием:
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
Поля́новский мир — мирный договор между Русским царством и Речью Посполитой, подписанный 17 (27) мая — 4 (14) июня 1634 года в селе Семлево на реке Поляновке, между Вязьмой и Дорогобужем. Завершил русско-польскую войну 1632—1634 годов.
Представители сторон
Россию на переговорах представляли боярин Ф. И. Шереметев; окольничий князь А. М. Львов; дворянин С. М. Проестев и дьяки Г. Нечаев и В. Прокофьев.[1] Речь Посполитую представляли коронный канцлер епископ Я. Задзик, литовский гетман Христофор Радзивилл.
Положения договора
- Подтверждались границы между Россией и Речью Посполитой по Деулинскому перемирию 1618 года, то есть последняя сохраняла за собой Черниговскую землю с городами Чернигов и Новгород-Северский (собственно оставалась за Польшей) и Смоленскую землю с городами Смоленск, Трубчевск, Рославль и др. (собственно оставалась за Литвой).
- Россия отказывалась от всех занятых в ходе войны русских земель, которые были захвачены Речью Посполитой в начале XVII века. Исключение составлял город Серпейск с уездом.
- Речь Посполитая обязывалась вывести войска из пределов России.
- Король польский и великий князь литовский Владислав IV отказывался от претензий на русский престол.
- Россия должна была выплатить Речи Посполитой 200 тысяч рублей серебром[2].
- Был зафиксирован немедленный обмен пленными без выкупа и задержания, а также межевание границ (осуществлено 5 комиссиями в 1635—1648 годах).
В ходе переговоров между представителями обоих государств русской делегацией были отвергнуты:
- предложение поляков разрешить им строить католические костёлы, приобретать вотчины в Московском государстве (как и русским), свободно вступать в брак подданных обоих государств;
- предложение о том, чтобы русский царь Михаил подписывался как «царь своей Руси», а не «царь всея Руси».
- предложение поляков о том, что «король польский и великий государь московский должны вместе стараться, чтоб был у них наряд пушечный, корабли и люди воинские на море Ливонском (Балтийском) и на море Великом (Черном) для расширения границ»[3].
Мир был ратифицирован обеими сторонами в 1635 году.
Значение
Мир был подписан на невыгодных для России условиях, однако ей удалось разрешить династическую проблему и укрепить авторитет династии Романовых.[4] Несмотря на то, что Московское государство понесло тяжёлые территориальные ограничения, они в целом были ограниченными: польский король потребовал лишь то, что уже было под его контролем.[5] Тем не менее даже после подписания мира сохранилась почва для будущих военных конфликтов между двумя государствами.
Напишите отзыв о статье "Поляновский мир"
Примечания
- ↑ Львова Д. Л. [nature.web.ru/db/msg.html?mid=1154124&s=121306000 Русские дипломатические миссии на переговорах с Речью Посполитой в 1634 - 1635 гг] // Интернет-журнал «Ломоносов».
- ↑ Leszek Podhorodecki, Wazowie w Polsce, s. 242
- ↑ С. Соловьев История России т. IX, стр. 12–13.
- ↑ [www.hrono.info/dokum/1600dok/1634polyan.html Поляновский мир (по материалам Советской военной энциклопедии в 8-ми томах, том 5)]. Проект «Хронос». Проверено 9 января 2008. [www.webcitation.org/65IunugKw Архивировано из первоисточника 8 февраля 2012].
- ↑ Геллер М. Я. Глава 4. Россия Московская // [www.krotov.info/history/11/geller/gell_17.html История Российской империи]. — М.: МИК, 1997. — Т. 1. — 448 с. — ISBN 5-87902-074-6.
Источники
- Львова Д. Л. [festival.1september.ru/articles/312653/ Использование материалов Поляновского мирного договора 1634 г. при изучении внешней политики России первой половины XVII в]. — МПГУ имени В.И.Ленина, ?.
- Львова Д. Л. [www.hist.msu.ru/Science/Conf/Lomonos98/lvova.htm Решение территориальных и пограничных вопросов по Поляновскому мирному договору 1634 года (к проблеме русско-польских отношений)]. — // Материалы Международной конференции студентов и аспирантов по фундаментальным наукам «Ломоносов». Вып. 3. Биология. Востоковедение. География. Геология. Иностранные языки. История. Почвоведение. Философия. Филология. Фундаментальное материаловедение. Фундаментальная медицина / Предс. ред. совета В.В. Александров. М., 1999. С. 245–247..
- Поршнев Б. Ф. На путях к Поляновскому миру 1634 г. // Международные отношения. Политика, Дипломатия. XVI—XX вв. — М., 1972.
- Шеламанова Н. Б. Документы государственных межеваний 30—40-х годов XVII в. // Археографический ежегодник за 1971 г. — М., 1972.
Отрывок, характеризующий Поляновский мир
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
