Пол Пот

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пол Пот
кхмер. សាឡុត ស<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Камбоджи
14 апреля 1976 — 7 января 1979
Президент: Кхиеу Сампхан
Предшественник: Кхиеу Сампхан
Преемник: Хенг Самрин
 
Отец: Пек Салот
Мать: Сок Нем
Дети: дочь: Сет Сет
 
Награды:

Пол Пот (наст. Салот Сар, кхмер. សាឡុត ស; 1925 — 15 апреля 1998) — камбоджийский политический и государственный деятель, Генеральный секретарь Коммунистической партии Кампучии (19631979), премьер-министр Кампучии (19761979), лидер «красных кхмеров». Правление Пол Пота, сопровождавшееся массовыми репрессиями и голодом, привело к гибели, по разным оценкам, от 1 до 3 млн человек[1][2][3].





Биография

Детство и юность

В биографии Пол Пота по сей день есть много белых пятен, поскольку сам он скрывал подробности своей жизни. Известно, что Салот Сар родился, как принято считать, в 1925 году в деревне Прексбаув (англ.) в кхмерской крестьянской семье Пек Салота и Сок Нем и являлся восьмым из девяти детей[4]. Его двоюродная сестра Меак занимала при королевском дворе статус кхун преаб ме неанг (буквально «дама, ответственная за женщин») и являлась наложницей наследного принца Сисовата Монивонга, от которого родила сына Коссарака; один из старших братьев Салот Сара, Лот Суонг, работал служащим во дворце, а их сестра Салот Роёнг танцевала в королевском балете и также стала наложницей короля Монивонга[5].

В возрасте девяти лет был отправлен в Пномпень к родственникам. После переезда несколько месяцев провёл прислужником в буддийском монастыре Ват Ботум Ваддей, где изучал кхмерский язык и основы буддизма. В 1937 году Сар поступил в католическую начальную школу École Miche, где получил основы классического образования. После её окончания в 1942 году Сар продолжил учёбу в Колледже Нородома Сианука в Кампонгтяме. Попытка Сара в 1948 году продолжить образование в престижном Лицее Сисовата закончилась неудачей, он не сумел сдать экзамены и был вынужден продолжить обучение в Технической школе в Пномпене. В 1949 году Салот Сар получил правительственную стипендию для получения высшего образования во Франции. Предполагалось, что он продолжит обучение в профессиональной школе в Лиможе или Тулоне.

Годы учёбы во Франции

Прибыв во Францию, Сар отправился в Париж, где начал изучать радиоэлектронику. Вспоминая о первом годе своей студенческой жизни в Парижском университете, Сар позже отмечал, что много работал и был хорошим студентом. Летом 1950 года вместе с другими студентами Сар отправился на работу в Югославию, где около месяца работал в Загребе. В конце того же года в Париж прибыл старый друг Сара — Иенг Сари. Иенг Сари познакомил Салот Сара с Кенг Ваннсаком, патриотически настроенным националистом, с которым учился в Лицее Сисовата. Именно на квартире Кенг Ваннсака начал работать марксистский кружок, инициаторами создания которого были Иенг Сари и Рат Самоён. Среди обсуждаемых в рамках кружка работ был «Капитал» Маркса.

В середине 1952 года Салот Сар под псевдонимом Кхмер Даом выступает со своим первым политическим произведением — в специальном выпуске журнала камбоджийских студентов «Khmer Nisut» выходит его статья «Монархия или демократия?». Вероятно в том же году Салот Сар вступил и в Коммунистическую партию Франции[6]. К этому времени Салот Сар потерял интерес к учёбе и был отчислен из университета. 15 декабря 1952 года он покинул Францию.

Возвращение в Камбоджу

В январе 1953 года Салот Сар вернулся в Камбоджу и поселился в Пномпене у своего старшего брата Лот Суонга. Через месяц он предпринял попытки установить контакт с антифранцузскими партизанскими отрядами, а затем познакомился с местным представителем Коммунистической партии Индокитая (КПИ) — Фам Ван Ба. Салот Сар обратился к нему с просьбой принять его в КПИ на основании своего членства в КПФ. Фам Ван Ба связался с Парижем через Ханой.

В августе 1953 года Салот Сар вступил в ряды Народно-революционной партии Камбоджи. Вначале он стал работать в отделе массовой пропаганды, а позже начал посещать школу для партийных кадров. По словам Фан Ван Ба, сказанным им позднее, Салот Сар «был молодым человеком средних способностей, но с амбициями, жаждавший власти»[7].

Псевдоним «Пол Пот» является сокращением от французского «politique potentielle» — «политика возможного»[8][9]. К псевдониму «Пол» Салот Сар начал прибегать ещё в 1950-е годы, псевдоним «Пол Пот» он начал использовать в 1976 году.

Партизанская война

C февраля 1963 года Салот Сар — Генеральный секретарь Коммунистической партии Кампучии.

С середины 1960-х годов группа Салот Сара в партии пошла на установление тесных контактов с КНР и перестройку деятельности партии на маоистский лад. Значительную роль в партии стала играть «банда шестерых» — Салот Сар (Пол Пот), Иенг Сари, Сон Сен и их жёны — Кхиеу Поннари, Иенг Тирит, Юн Ят.

Коммунистическая партия Кампучии имела три уровня организации: центральный комитет, партийные ячейки и относительно массовое движение. Использовалось конспиративное наименование партии — «Ангка». Для партии были присущи коллективный способ принятия решений, конспиративный характер подбора кадров, максимальная анонимность. КПК издавала и распространяла нелегальные газеты.

В 1967 году в провинции Баттамбанг, традиционном оплоте сопротивления властям, вспыхнуло крестьянское восстание, подавленное правительственными силами и мобилизованными на расправы чиновниками и горожанами[10]. Восстание было использовано коммунистической партией Камбоджи, известной как «красные кхмеры», для развёртывания вооруженной борьбы против Сианука.

Сторонники Салот Сара (Пол Пота) в партии и повстанческая Революционная армия Кампучии стали ядром так называемых красных кхмеров. Борьба с королевской армией велась при поддержке Северного Вьетнама. Численность партии быстро росла, в неё в массовом порядке вступали малограмотные и совершенно неграмотные молодые крестьяне, которые уже показали себя в вооруженных акциях.

Падение режима Лон Нола

Когда американский Конгресс приостановил военную помощь правительству Лон Нола в 1973 году, красные кхмеры (выходцы из красных земель — горных районов Кампучии) стали правящей партией в Камбодже. Руководство жизнью страны осуществляла «Ангка лоэу» — «Верховная организация», во главе которой стояли семейные кланы — Пол Пот, Иенг Сари, Кхиеу Самфан и Сон Сен и их жёны.

В середине января 1975 года части НОАК развернули массированное наступление против правительственных сил. В этом наступлении приняло участие 70 тыс. человек[11]. Пол Пот позднее писал: «Мы отважились на это наступление, потому что полностью контролировали и ситуацию противника, и свою собственную»[12]. 1 апреля 1975 года красные кхмеры овладели городом Неаклуонг (англ.) в 50 км от Пномпеня. В тот же день Лон Нол и более 30 высокопоставленных чиновников и генералов покинули столицу, перебравшись на американскую базу Утапао (англ.) в Таиланде, а оттуда через Индонезию на Гавайские острова. По рекомендации американского посла 11-12 апреля из Пномпеня на 36 вертолётах под охраной морских пехотинцев США были вывезены 82 американских гражданина[13]. Части НОАК, тем временем, форсировали Меконг в районе Наеаклуонга и подошли вплотную к Пномпеню, начав интенсивный ракетно-артиллерийский обстрел аэропорта Почентонг; 14 апреля они заняли его[14]. 17 апреля части красных кхмеров вступили в Пномпень. После победы Пол Пот говорил, что

ни один человек в целом мире не верил в нас. Все твердили, что нападение на Пномпень станет нелёгким делом, что атака на американских империалистов — задача трудная; нам не хватало оружия и боеприпасов. Никому и в голову не приходило, что мы можем это сделать[12].

Бескомпромиссная позиция, которую занял Салот Сар в отношении лонноловского правительства, создание под его руководством боеспособной армии и партии, сумевший сплотить и привлечь на свою сторону беднейших крестьян, а также его роль в организации ведения вооружённой борьбы и т. п. привели красных кхмеров к конечному успеху. По мнению Д. Пайка, именно после 17 апреля 1975 года Салот Сар превратился в «харизматического лидера кровавой, но успешной крестьянской революции, которая получила реальную народную поддержку»[15].

Во главе государства

Переселение людей из городов в деревни

Население Пномпеня вышло приветствовать «освободителей», свергнувших лонноловский режим, но никто не подозревал, что новая власть начнёт «очищать» города. Практически сразу после взятия столицы все жители 2,5 миллионного Пномпеня в течение 72 часов были выселены из столицы. Вопрос о выселении людей из города в сельскую местность поднимался ещё летом 1971 года на заседании ЦК ККП, но не был тогда одобрен. Однако в феврале 1975 года, за несколько месяцев до взятия столицы, на закрытом заседании второго национального конгресса НЕФК план по выселению людей из Пномпеня получил одобрение, причём он не встретил никакой оппозиции со стороны руководства «красных кхмеров», за исключением протестов Ху Юна. При обсуждении данного мероприятия Салот Сар апеллировал к тому, что

Эвакуация городов — это один из важнейших факторов в сохранении плодов нашей победы. … Необходимо нейтрализовать имеющуюся в городе политическую и военную оппозицию. Если мы оставим людей в городе, то, несмотря на нашу победу, враги быстро поднимут голову и будут действовать против нас. В случае выселения их в сельскую местность, во вновь организованных кооперативах они попадут под наш контроль и инициатива окажется в наших руках[16].

По его утверждению «существование городов создаёт неравенство между жителями»[17]. Населению «поясняли», что «город — обитель порока; можно изменить людей, но не города. Работая в поте лица по корчеванию джунглей и выращиванию риса, человек поймёт наконец подлинный смысл жизни. Нужно, чтобы он помнил, что произошёл от рисового семени. Все кампучийцы должны стать крестьянами»[18]. Среди людей находились те, кто пытались объяснить действия красных кхмеров тем, что на протяжении истории кхмеры четырежды меняли свою столицу, а «Пол Пот в силу чрезвычайных обстоятельств лишь следовал историческим традициям»[19]. По другой версии, к которой обращаются в своих работах Дж. Гильденбранд и Г. Портер, кампания проводилась без каких-либо убийств или репрессий, а людей, наоборот, спасали от возможных эпидемий и голода[20].

На деле сотни тысяч людей, в том числе стариков, инвалидов и беременных женщин, заставили двинуться пешком в долгий путь в условиях самого жаркого тропического сезона. Десятки тысяч были расстреляны в дороге[18]. Многие умерли от потери сил, солнечных ожогов и голода[21]. Остальные, прибыв к месту назначения, умирали медленной смертью[18]. Порой в давке и неразберихе члены семей теряли друг друга[21]. Согласно проведённому в 1979 году исследованию, из одной группы в 100 эвакуированных столичных семей в живых остался всего 41 %[18]. Вместе с тысячами жителей Пномпеня столицу покинули и родственники Салот Сара, которые ничего не знали о нём ещё с начала 1960-х гг. Его старший брат Салот Чхай, как и многие другие изгнанные, умер в пути, а другой брат Лот Суонг со своей супругой Чеа Сами добрались до своей родной провинции Компонгтом, где стали заниматься крестьянством[22]. Их единственный сын, племянник Салот Сара, Пан Тхуол умер от голода и издевательств в Баттамбанге[23]. Из 3 млн населения Пномпеня в городе осталось лишь 20 тыс. человек, в основном солдаты, офицеры, административный аппарат[24]. 18 апреля население покинуло Риём, 24 апреля — Пойпет, 26-28 апреля Пайлин и т. д.[19]. Одновременно шло переселение сельских жителей из восточной части страны в западную и жителей западной зоны — в восточную[25]. 23 апреля Салот Сар тайно въехал в обезлюдевшую столицу и расположил свой первый штаб близ железнодорожного вокзала, окружив его по периметру двойным кольцом обороны[26].

Демократическая Кампучия: создание нового общества

25-27 апреля 1975 года в Пномпене прошёл Чрезвычайный Национальный конгресс, на котором было объявлено, что новые власти намерены построить в Камбодже «национальное сообщество согласия, которое будет основано на равенстве и демократии, отсутствии эксплуататоров и эксплуатируемых, богатых и бедных, где все будут трудиться»[27]. Придя к власти, правительство Пол Пота поставило три задачи, требующие немедленного решения:

  1. Прекратить политику разорения крестьянства — основы кампучийского общества, покончить с коррупцией и ростовщичеством;
  2. Ликвидировать извечную зависимость Кампучии от зарубежных стран;
  3. Навести порядок в стране, всё глубже погружающейся в анархию, для чего в первую очередь надо установить жёсткий политический режим.

Всё население страны по решению народной власти было разделено на три основные категории. Первая — «основной народ» — включала в себя жителей областей. Вторая часть — «новый народ» или «люди 17 апреля». Это жители городов и деревень, находившихся долгое время на временно оккупированной американцами территории или под контролем марионеточных сил Лон Нола. Эта часть населения должна была подвергнуться серьёзному перевоспитанию. Третья часть — интеллигенция, реакционное духовенство, лица, служившие в государственном аппарате прежних режимов, офицеры и сержанты лонноловской армии, ревизионисты, проходившие подготовку в Ханое. Эта категория населения должна была быть подвергнута широкомасштабной чистке.

Положение этнических меньшинств. Религия

В Камбодже проживают более 20 этнических групп, самой крупной из которых являются кхмеры. Народы Камбоджи активно участвовали в гражданской войне и внесли свой вклад в победу над лонноловским правительством. Согласно Керману этнические меньшинства «составляли более 15 % [дореволюционного] камбоджийского населения»[28]. Примечательно, что многие телохранители Пол Пота являлись выходцами из этнических групп. Как отмечал Таинг Ким Мен, телохранителями Пол Пота были «выходцы из меньшинств. Когда они говорили на кхмерском, я не мог разобрать ни слова»[29]. К примеру в 1967—1975 гг. телохранитель Пол Пота — Фи Фуон был этническим джарайцем, есть также сообщение о телохранителях-выходцах из племени тапуон (англ.)[30]. Однако за период правления красных кхмеров этнические меньшинства страны подверглись массовому истреблению. В директиве «Ангки» провинциальным властям указывалось:

Кампучийская революция — это одно целое. Одним целым является и кампучийская нация. Единственным языком является кхмерский язык. Отныне в Кампучии более не существуют какие-либо национальности… Поэтому жители должны заменить свои имена на имена, свойственные кхмерской расе. Языки, этнические особенности, одежда, привычки и религия бывших национальностей должны решительно искореняться. Лица, не подчиняющиеся приказу, будут нести всю полную ответственность за это[31][32].

Характерно, что в принятой в 1976 году конституции Демократической Кампучии ничего не было сказано о каких-либо этнических группах. В издававшемся в Пекине полпотовском журнале утверждалось, что «народ Демократической Кампучии состоит из кхмеров (99 % населения) и многочисленных национальных меньшинств, живущих вместе одной большой семьёй, сплочённой в деле защиты и строительства страны»[33].

Массовым уничтожениям подверглись лао, расселённая в районе Пайлина народность кула (англ.) (бирманцы) и другие. Если тайское меньшинство, населяющее юго-западную провинцию Кохконг, в начале 1975 года составляло около 20 тыс. человек, то после 7 января 1979 года в живых остались лишь 8 тыс. тайцев[34]. Особо подверглись преследованию вьетнамцы, тем более что Кампучия развернула с соседним Вьетнамом «пограничную войну». Тысячи вьетнамцев были убиты, многие изгнаны. По свидетельству австралийского учёного и журналиста Уилфреда Бэрчетта, находившегося длительное время во Вьетнаме, «всего с 17 апреля 1975 г. по 20 октября 1978 г. из Кампучии в СРВ перешло почти 270 тыс. вьетнамцев, большинство которых были обессиленные, страдавшие дистрофией люди»[35]. Сливинский говорит об исчезновении 37,5 % вьетнамцев и 38,4 % китайцев[36]. Жестокому преследованию подверглись мусульмане (в частности чамы (тямы) и малайцы), часть из которых сотрудничала ещё с режимом Лон Нола. Начиная с октября 1975 года все чамы были выселены с мест своего проживания в отдалённые районы, а названия населённых пунктов чамского происхождения сменили на кхмерские. Позднее чамов расселяли только в окружении кхмеров из расчёта одна чамская семья на 19 кхмерских. Им категорически запрещали разговаривать на своём родном языке, вынуждали отказываться от своих обычаев и следования своей культуре. Более того, чамам запрещали встречаться между собой и заключать браки в своей общине, а их детей отдавали на воспитание в кхмерские семьи[37]. Б. Киернан считает, что погибла половина чамов, Сливинский приводит цифру 40,6 %[38].

Не осталась в стороне и религия. Конституция Кампучии гласила: «Категорически запрещаются реакционные религии, наносящие вред Демократической Кампучии и кампучийскому народу»[39]. Преследованию подверглись основная религия — буддизм, а также ислам, исповедуемый чамами и малайцами, и христианские общины. 18 апреля 1975 года в пагоде Пранг был убит верховный глава буддийской секты маханникай (англ.) Хуот Тат[32]. Один из представителей Ангки убеждал крестьян:

Будда не родился в Камбодже. Почему же в таком случае кхмеры должны следовать религии, пришедшей из Индии? Именно поэтому наша революционная партия категорически отказывается почитать буддийскую религию. Все мы, братья, следующие за революционным Ангка, должны отказаться от буддизма, потому что он враждебен Ангка и является идеологией, выработанной империалистами[40].

После пыток были зверски убиты глава мусульман имам Хари Рослос и его помощники хаджи Сулейман и хаджи Мат Сулейман. Все 114 мечетей Камбоджи были разрушены и разорены полпотовцами, ряд из которых взорвали при помощи динамита, снесли бульдозерами или превратили в свинарники[41]. Коран и другие религиозные книги были сожжены. Чамов, в качестве наказания, заставляли выращивать свиней, а пытавшихся возражать расстреливали[37]. По подсчётам Сливинского, численность католиков в Камбодже сократилась на 48,6 %[42].

Антиправительственные выступления. Оппозиция

Уже с первых месяцев прихода красных кхмеров к власти они столкнулись с выступлениями протеста, которые постепенно стал приобретать широкий и массовый характер. В сентябре 1975 года восстали жители провинции Сиемреап[43]. В ноябре тямы подняли восстание в деревне Треа. Деревню сравняли с землёй, а оставшихся в живых тямов казнили путём разбивания головы мотыгой[44].

В феврале 1977 года 600 солдат 170-й дивизии, в компетенцию которых входила оборона Пномпеня, подняли мятеж, который был подавлен. Командира дивизии Ча Края расстреляли, ещё трёх других руководителей заживо сожгли на столичном стадионе[43]. В апреле вспыхнуло восстание в Чикренге провинции Сиемреам, продолжавшееся неделю, но оно также было жестоко подавлено[45]. В выступлениях стали принимать участие и представители правящей власти. Шесть офицеров одного из полков (включая Хун Сена) в мае 1977 года перешли на территорию Вьетнама и предложили свои услуги по борьбе с режимом. В Кохконге началось восстание во главе с одним из партийных руководителей провинции Сай Бутхонгом, которое вылилось в партизанское движение, серьёзно мешающее транспортному сообщению и экспортным поставкам риса. В 1978 году в одном из военных округов страны восстание возглавил первый заместитель председателя Государственного президиума Сор Пхим[46].

Конфликт с Вьетнамом. Свержение

17 апреля 1975 года красные кхмеры вступили в Пномпень. Одновременно северовьетнамские войска в ходе масштабного наступления разбили южновьетнамцев и 30 апреля заняли Сайгон, воссоединив две части страны и завершив таким образом многолетнюю Вьетнамскую войну. После победы вьетнамских коммунистов политика Китая по отношению к своему южному соседу стала меняться. Практически сразу начавшиеся между Кампучией и Вьетнамом вооружённые столкновения рассматривались среди американских чиновников в контексте советско-китайского раскола. Советник президента США Збигнев Бжезинский 8 января 1978 года назвал этот конфликт «войной через посредников» («proxy war») между СССР и Китаем[47]. Ко всему прочему Китай считался внешнеполитическим союзником Кампучии, в то время как Вьетнам являлся просоветски ориентированным государством. Заместитель министра иностранных дел Вьетнама Фан Хнен в интервью газете «Асахи» виновником начала кампучийско-вьетнамского конфликта назвал Китай[48]. Благодаря пекинской помощи полпотовская армия возросла с 50 тыс. человек в 1975 году до 70 тыс. в 1977 году[49]

1 мая красные кхмеры вторглись на вьетнамскую территорию в различных районах между городами Хатьен и Тэйнинь. 4 мая они высадили десант на вьетнамском острове Фукуок, а 10 мая оккупировали остров Тхотяу (англ.)[50]. В ходе своего визита в июне того же года во Вьетнам Пол Пот на переговорах объяснил высадку кампучийских войск на Фукуоке незнанием командирами линии прохождения границы[51].

Помимо внешнеполитического аспекта, увеличение напряжённости в кампучийско-вьетнамских отношениях способствовал крайний национализм красных кхмеров, особо проявлявшийся по отношению как к вьетнамской общине страны (англ.), так и к соседнему Вьетнаму. Более того, взяв на вооружение националистическую риторику, руководство страны пыталось решить внутренние проблемы, обвиняя во всём Вьетнам и вьетнамцев. Пол Пот даже заявил, что Вьетнам — это «наш враг номер один, наш традиционный враг и он должен быть разгромлен любой ценой»[52]. Идя дальше, Пол Пот в своих публичных выступлениях апеллировал к славному историческому прошлому истории Камбоджи, к периоду существования Ангкорской империи, охватывавший территорию нынешних Камбоджи, Вьетнама, Таиланда и Лаоса. Он призывал к борьбе за возрождение этого государства «в её былых границах». В одном из документов того периода в качество одной из первоочередных задач ставится необходимость «организовать провокации и вторгнуться на территорию кхмер-кромов и в Сайгон, а затем оккупировать эти районы»[53]. Сам Пол Пот по пномпеньскому радио заявил, что «ещё при своей жизни я надеюсь освободить Сайгон»[41].

С апреля 1977 по декабрь 1978 гг. практически на всей 1100-километровой кампучийско-вьетнамской границе фактически развернулась «пограничная война». Кампучийские войска вторгались на 10 км в глубь территории Вьетнама и с крайней жестокостью расправлялись с жителями соседнего государства. К примеру, после набега кампучийцев на одну из деревень, расположенных неподалёку от вьетнамского пограничного города Хатьен, в одной из хижин обнаружили убитыми трёх женщин и троих детей, причём у женщин были вспороты животы. Лежавший рядом листок бумаги гласил: «Это наша земля»[54]. Сжигая дома, убивая людей и уничтожая посевы полпотовцы стремительно уходили назад, когда к месту атаки подходили регулярные части вьетнамской армии. В декабре 1977 г. вьетнамские силы продвинулись в глубь территории Кампучии до города Свайриенг. 31 декабря официальный Пномпень объявил о разрыве дипломатических отношений с Ханоем[55]. Параллельно в Кампучии развернулась активная антивьетнамская пропаганда. В 1977—1978 гг. в армии и среди населения, а также в средствах массовой информации распространялись пропагандистские лозунги антивьетнамского характера: «Вьетнам для Кампучии — враг номер один!», «Готовы воевать с Вьетнамом 700 лет!», «За нами — 800 миллионов китайцев!», «Кампучиец, убей 30 вьетнамцев, и мы победим!»[50][41]. Одна из распространявшихся в пограничных районах во вьетнамской провинции Тэйнинь листовок гласила: «Помните, что это исконно кампучийская территория. Кампучия будет простираться до Сайгона»[56]. 10 мая 1978 г. в одной из передач пномпеньского радио с гордостью сообщалось, что «до настоящего времени мы уже смогли достигнуть цели: „1 к 30“, то есть 30 убитых вьетнамцев за одного кампучийца. Нам достаточно пожертвовать 2 млн кхмеров, чтобы уничтожить 50 млн вьетнамцев»[49].

22 декабря 1978 года кампучийская армия при поддержке танков и артиллерии атаковала вьетнамский город Беншой (провинция Тэйнинь) с целью овладеть административным центром провинции и проложить себе путь в глубь территории Вьетнама[57]. На следующий день в интервью, данном корреспонденту «Вашингтон пост» Элизабет Беккер, Пол Пот сказал: «Мы атакуем их (вьетнамцев) для того, чтобы помешать им проникнуть в некоторые районы нашей территории. Но если бы им удалось туда проникнуть, то им было бы трудно уйти оттуда»[58]. Вьетнамское руководство, рассматривающее Демократическую Кампучию как угрозу своей национальной безопасности, начало подготовку к вторжению на территорию соседней страны. 25 декабря мотострелковые и танковые части Вьетнамской народной армии перешли кхмерскую границу и, не встречая серьёзного сопротивления, при поддержке артиллерии и авиации стали быстро продвигаться по территории Камбоджи. В массированном наступлении было задействовано 14 вьетнамских дивизий. На встрече 29 декабря с марксистско-ленинской делегацией из Канады Пол Пот предрёк «неизбежное поражение» вьетнамцев и заявил, что в войне замешан и «Варшавский пакт»[59].

1 января 1979 года в Пномпене можно было услышать артиллерийскую канонаду. 2 января вьетнамцы попытались похитить Нородома Сианука, но были обстреляны охранявшими его кампучийцами, после чего бывшего короля сразу эвакуировали из города на северо-запад. Однако 5 января его вернули в столицу, где у него состоялась встреча с Пол Потом. В этот же день Пол Пот распространил заявление с призывом к «продолжительной народной войне [с] советской международной экспансией и Варшавским пактом»[59]. За Сиануком был специально послан китайский Боинг, который вывез бывшего короля с его приближёнными из столицы и стал последним самолётом, вылетевшим из города[60]. В 8 часов утра 7 января, за несколько часов до вступления вьетнамских войск в Пномпень, сотни чиновников низшего ранга сели на поезд и покинули столицу. В вагоны были посажены также раненные солдаты, которых привезли из госпиталя. Пол Пот покинул Пномпень на вертолёте[60]. И Фандара, также севший на поезд, в воспоминаниях писал, что около 9 часов утра он «увидел два вертолета, вылетавших из Пномпеня в том же направлении, что ехали мы. Я наблюдал за ними, пока они не исчезли за горизонтом»[61]. В тот же день первая дивизия вооружённых сил ЕФНСК во взаимодействии с вьетнамскими частями вошла в Пномпень[62]. Режим красных кхмеров, правивший страной 3 года 8 месяцев и 20 дней, был свергнут. Пришедшая при вьетнамской поддержке новая коммунистическая власть во главе с Хенг Самрином 11 января провозгласила создание Народной Республики Кампучия.

«Трагический результат»

15 июля 1979 года в Пномпене был организован Народно-революционный трибунал для рассмотрения преступлений геноцида, совершённый лидерами красных кхмеров. Спустя два месяца, 19 августа, Народно-революционный трибунал признал Пол Пота и Иенг Сари виновными в геноциде и заочно приговорил их к смертной казни с конфискацией всего имущества[63]. В ходе процесса трибунал обвинил китайское руководство в том, что правящие круги этой страны являлись вдохновителями и соучастниками проводимой красными кхмерами политики. Присутствующий в ходе процесса член коллегии адвокатов Верховного суда США Х. Р. Стивен сказал, что «китайские руководители должны вместе с Пол Потом и Иенг Сари сесть на скамью подсудимых как соучастники преступления»[64].

Сколько людей погибло за 3,5 года правления красных кхмеров, сказать трудно. Многие лидеры красных кхмеров до конца жизни отрицали факт «геноцида», либо не признавали огромного числа погибших людей; рядовые члены порой утверждали, что им было неизвестно о том, что происходило в стране. В своём последнем интервью, данном в декабре 1979 года, Пол Пот утверждал, что «вследствие наших ошибок при осуществлении политики народного благоденствия не могло погибнуть больше нескольких тысяч камбоджийцев»[65]. Ссылаясь на партийные проблемы, Пол Пот впоследствии обвинял в произошедшем вьетнамцев и их агентов — людей с «телом камбоджийца и умом вьетнамца», предавших революцию[66]. В официальной брошюре 1987 года Кхиэу Сампхан уточнял, что 3000 жертв стали результатом «ошибок», ещё 11 000 казнённых были «вьетнамскими агентами» и 30 000 — «проникшими к нам вьетнамскими агентами». Там же говорилось, что вьетнамские оккупанты якобы убили в 1979—1980 годах «примерно полтора миллиона человек»[65]. Более того, среди дошедших письменных материалов неизвестен ни один уцелевший документ, который был бы лично подписан Пол Потом[67]. В 1995 году один военный, присутствующий на организованной Пол Потом учебно-подготовительной встрече, в интервью Дэвиду Эшли рассказал:

Однажды во время недельных занятий в Таиланде... я спросил о 1975—78 годах, потому что у меня всегда спрашивали, почему он убил так много людей. Он сказал, что ситуация тогда была очень запутанная, у нас ещё не было законов и порядка, мы были как дети, которые только учились ходить... Он сказал: «Я отвечал за всё, так что вина лежит на мне, но, товарищ, покажи мне хотя бы один документ, доказывающий, что лично я был ответственен за эти смерти»[68].

Бывший президент Лон Нол придерживался цифры «два с половиной миллиона» погибших, а бывший генеральный секретарь Народно-революционной партии Кампучии, занимавший пост главы правительства НРК, Пен Сован назвал цифру в 3 100 000 человек, принятой НРПК и вьетнамской пропагандой[69]. Дэвид Чэндлер приводит от 800 000 (каждый десятый) до миллиона (каждый восьмой) мужчин, женщин и детей[70]. По подсчётам Кирнана погибло 1 500 000 человек[69]. В протоколе Комиссии по расследованию преступлений от 25 июля 1983 года сказано, что за период между 1975 и 1978 гг. погибло 2 746 105 человек, из которых 1 927 061 крестьян, 305 417 рабочих, служащих и представителей иных профессий, 48 359 представителей национальных меньшинств, 25 168 монахов, около 100 писателей и журналистов, а также несколько иностранцев. Ещё 568 663 человека пропали без вести и либо погибли в джунглях или похоронены в массовых захоронениях. Количество убитых оценивается в 3 374 768 человек. Кроме того более 200 000 детей стали сиротами[71].

И хотя Народно-революционный трибунал вынес свой вердикт относительно режима Пол Пота — Иенг Сари ещё в 1979 году, суд над руководителями красных кхмеров начался лишь в XXI веке. В 2006 году был учреждён трибунал, перед которым предстали начальник тюрьмы S-21 Канг Кек Иеу, экс-министр иностранных дел Иенг Сари («брат номер три»), его супруга экс-министр по социальной защите Иенг Тирит, экс-председатель президиума Кхиеу Самфан («брат номер пять») и главный идеолог красных кхмеров Нуон Чеа («брат номер два»).

Провьетнамский режим Хенг Самрина

После потери Пномпеня силы «красных кхмеров» отступили на запад, к кампучийско-тайской границе. Этот район стал местом их базирования на следующие два десятилетия. По данным министерства обороны НРК, в течение шести месяцев с момента свержения режима красных кхмеров в ходе успешных операций были убиты, захвачены, либо добровольно сдались в плен 42 тыс. солдат и офицеров бывшего правительства; был ликвидирован генеральный штаб в Амлеанге, уничтожены последние крупные опорные базы полпотовцев в провинции Поусат и остатки прежнего флота, скрывавшиеся в речных рукавах провинции Кахконг[72]. Казалось, что красным кхмерам был нанесён серьёзный удар, но в сложившихся условиях у Пол Пота появилась поддержка не только со стороны Китая, но также Таиланда и США, которые разделяли его враждебность к Вьетнаму. Опасаясь вторжения вьетнамских войск, Таиланд сошёлся с Китаем на условии, что он предоставит убежище красным кхмерам в обмен на прекращении китайской помощи Компартии Таиланда, ведущей партизанскую войну в стране. США, установившие на фоне советско-китайского раскола дружеские отношения с Пекином, не противодействовали китайско-тайской договорённости, а наоборот даже поддержали присутствие делегации Пол Пота в ООН[73]. Для самого Пол Пота главной целью теперь стало изгнание из страны вьетнамских войск.

Благодаря китайской помощи, красные кхмеры смогли перевооружиться и переформировать свои отряды. К 1983 году они сумели восстановить 9 своих дивизий и даже создали специальную группировку «Ронсае» для действий в глубоком тылу[74].

Руководитель сопротивления

Пол Пот оставался лидером движения красных кхмеров после их поражения и вытеснения в 1979 году из большинства районов Камбоджи. Его представители входили в «Коалиционное правительство Демократической Кампучии», признаваемое ООН до начала 1990-х гг. как законное правительство Камбоджи.

Его влияние начало сходить на нет после начала процесса национального примирения под контролем ООН. От Пол Пота стали отходить влиятельные сторонники, среди которых был Кхиеу Сампхан. В 1997 году по приказу Пол Пота был убит вместе со всеми членами семьи Сон Сен. Его смерть спровоцировала бунт в руководстве красных кхмеров. По приказу Та Мока Пол Пот был помещён под домашний арест, в присутствии корреспондентов над ним был проведен суд, в ходе которого его публично обвинили в предательстве.

Смерть

Пол Пот скончался 15 апреля 1998 года[75][76] от сердечной недостаточности, со слов Та Мока[77]. Медэкспертиза, однако, впоследствии показала, что смерть наступила в результате отравления. Также есть версия, что он погиб от болезни в джунглях либо же покончил с собой[78]. Несмотря на требования правительства предоставить тело для детального обследования и подтверждения факта, что смерть не является инсценировкой, оно было кремировано спустя несколько дней в Анлонгвэнге[79].

Личная жизнь

Был женат два раза. Во втором браке родилась дочь Сита, она же Сар Патчада (1986), которая в настоящее время живёт на северо-западе Камбоджи, близ границы с Таиландом, и ведёт богемный образ жизни. 16 марта 2014 года было объявлено о её замужестве[80].

Напишите отзыв о статье "Пол Пот"

Примечания

  1. Marek Sliwinski, Le Génocide Khmer Rouge: Une Analyse Démographique (L’Harmattan, 1995).
  2. Banister, Judith, and Paige Johnson (1993). «After the Nightmare: The Population of Cambodia.» In Genocide and Democracy in Cambodia: The Khmer Rouge, the United Nations and the International Community, ed. Ben Kiernan. New Haven, Conn.: Yale University Southeast Asia Studies.
  3. [www.bbc.co.uk/russian/international/2011/11/111120_khmer_rouge_trial.shtml В Камбодже начался суд над «красными кхмерами»]
  4. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 26.
  5. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 27.
  6. Чендлер Дэвид П. Брат номер один: Политическая биография Пол Пота. — Екатеринбург: Ультра. Культура, 2005, С.398.
  7. Мосяков, 2010, с. 94.
  8. [www.newcaucasus.com/index.php?newsid=1875 Кровавая утопия вождя «Красных кхмеров»]
  9. [www.topasia.ru/top_person/4749/ Пол Пот: борец за счастье народа или кровавый диктатор?]
  10. Chandler D. The tragedy of Cambodian history. P. 171. New Haven, 1991.
  11. Д.В. Мосяков. Кампучия: особенности революционного процесса и полпотовский «эксперимент». — М.: Наука, 1986. — С. 103.
  12. 1 2 Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 215.
  13. История Кампучии, 1981, с. 217-218.
  14. Д.В. Мосяков. Кампучия: особенности революционного процесса и полпотовский «эксперимент». — М.: Наука, 1986. — С. 104.
  15. Мосяков, 2010, с. 322.
  16. Мосяков, 2010, с. 320.
  17. Дементьев, 1979, с. 25.
  18. 1 2 3 4 Косиков, 1981, с. 64.
  19. 1 2 Косиков, 1981, с. 63.
  20. Мосяков, 2010, с. 338.
  21. 1 2 Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 218.
  22. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 219.
  23. Ву Кан. Бывший брат Пол Пота // Кампучия: жизнь после смерти. — М.: Политиздат, 1985. — С. 78.
  24. Дементьев, 1979, с. 26.
  25. Н.Н. Бектимирова, Ю.П. Дементьев, Е.В. Кобелев. Новейшая история Кампучии. — М.: Наука, 1989. — С. 138. — ISBN 5-02-016678-2.
  26. Мосяков, 2010, с. 318.
  27. Мосяков, 2010, с. 321.
  28. The Specter of Genocide: Mass Murder in Historical Perspective / Под ред. Роберта Джеллетли (англ.) и Бена Кирнана. — Cambridge University Press, 2003. — С. 313.
  29. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 243.
  30. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 185.
  31. М.П. Исаев. Современный революционный процесс в странах Индокитая (проблема перерастания национально-освободительных революций в социалистические). — М.: Наука, 1985. — С. 190.
  32. 1 2 Н.Н. Бектимирова, Ю.П. Дементьев, Е.В. Кобелев. Новейшая история Кампучии. — М.: Наука, 1989. — С. 158. — ISBN 5-02-016678-2.
  33. Косиков, 1981, с. 70.
  34. Косиков, 1981, с. 71.
  35. Д.В. Мосяков. Кампучия: особенности революционного процесса и полпотовский «эксперимент». — М.: Наука, 1986. — С. 137.
  36. Чёрная книга коммунизма: Преступления, террор, репрессии. — «Три века истории», 2001. — С. 550. — ISBN 5-93453-037-2, 2-221-08204-4.
  37. 1 2 Косиков, 1981, с. 72.
  38. Чёрная книга коммунизма: Преступления, террор, репрессии. — «Три века истории», 2001. — С. 552. — ISBN 5-93453-037-2, 2-221-08204-4.
  39. Дементьев, 1979, с. 35.
  40. Дементьев, 1979, с. 37-38.
  41. 1 2 3 Н.Н. Бектимирова, Ю.П. Дементьев, Е.В. Кобелев. Новейшая история Кампучии. — М.: Наука, 1989. — С. 159. — ISBN 5-02-016678-2.
  42. Чёрная книга коммунизма: Преступления, террор, репрессии. — «Три века истории», 2001. — С. 551. — ISBN 5-93453-037-2, 2-221-08204-4.
  43. 1 2 История Кампучии, 1981, с. 232.
  44. Дементьев, 1979, с. 38.
  45. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 294.
  46. Дементьев, 1979, с. 52.
  47. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 307.
  48. Кампучия: от трагедии к возрождению. — М.: Политиздат, 1979. — С. 29.
  49. 1 2 Косиков, 1981, с. 83.
  50. 1 2 История Кампучии, 1981, с. 231.
  51. Мосяков, 2010, с. 324.
  52. Мосяков, 2010, с. 384.
  53. Н.Н. Бектимирова, Ю.П. Дементьев, Е.В. Кобелев. Новейшая история Кампучии. — М.: Наука, 1989. — С. 141. — ISBN 5-02-016678-2.
  54. Дементьев, 1979, с. 48.
  55. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 305–306.
  56. Дементьев, 1979, с. 49.
  57. Н.Н. Бектимирова, Ю.П. Дементьев, Е.В. Кобелев. Новейшая история Кампучии. — М.: Наука, 1989. — С. 160. — ISBN 5-02-016678-2.
  58. Кампучия: от трагедии к возрождению. — М.: Политиздат, 1979. — С. 137.
  59. 1 2 Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 328.
  60. 1 2 Мосяков, 2010, с. 397.
  61. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 330.
  62. Д.В. Мосяков. Кампучия: особенности революционного процесса и полпотовский «эксперимент». — М.: Наука, 1986. — С. 149.
  63. В.В. Шубин. Кампучия: суд народа. — М.: Юридическая литература, 1980. — С. 158.
  64. История Кампучии, 1981, с. 238.
  65. 1 2 Чёрная книга коммунизма: Преступления, террор, репрессии. — «Три века истории», 2001. — С. 546. — ISBN 5-93453-037-2, 2-221-08204-4.
  66. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 347.
  67. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 393.
  68. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 373.
  69. 1 2 Чёрная книга коммунизма: Преступления, террор, репрессии. — «Три века истории», 2001. — С. 547. — ISBN 5-93453-037-2, 2-221-08204-4.
  70. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 346.
  71. Протокол о преступлениях клики Пол Пота — Иенг Сари — Кхиеу Самфан по отношению к кампучийскому народу в период 1975—1978 годов // Кампучия: жизнь после смерти. — М.: Политиздат, 1985. — С. 90-92.
  72. История Кампучии, 1981, с. 237.
  73. Чэндлер Дэвид П., 2005, с. 344-345.
  74. Мосяков, 2010, с. 523.
  75. [www.bbc.co.uk/history/historic_figures/pot_pol.shtml BBC – History – Historic Figures: Pol Pot (1925–1998)]. BBC. Проверено 25 января 2011. [www.webcitation.org/683moyrpm Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  76. Chandler, David. [www.time.com/time/asia/asia/magazine/1999/990823/pol_pot1.html Pol Pot], Time Magazine (23 August 1999). Проверено 4 февраля 2011.
  77. Nate Thayer. «Dying Breath» Far Eastern Economic Review. April 30, 1998.
  78. [www.guardian.co.uk/world/1999/jan/21/cambodia John Gittings and Mark Tran, «Pol Pot 'killed himself with drugs',» The Guardian, Thursday January 21, 1999.]
  79. [www.youtube.com/watch?v=kZgk_dI4JFo Footage of the body of Pol Pot]
  80. [www.nate-thayer.com/pol-pots-little-girl-grows-wedding-dictators-child-divorce-traumatic-childhood/ Pol Pot's Daughter grows up — Wedding of dictator's only child]

Ссылки

  • [tonnel.ru/?l=gzl&uid=1046 Пол Пот. Биография, история жизни…]
  • [www.ogoniok.com/archive/2002/4753/25-24-27/ Станислав Лаврович «Пол Пот», «Огонек», 2002г]
  • [www.profile.ru/arkhiv/item/41447-items_4545 Вадим Эрлихман «Пот Потрошитель», «Профиль», № 14 от 17.04.2000]

Видеоматериалы

  • [www.youtube.com/watch?v=6XJKFzx-jiI Документальный фильм «Пол Пот, кто он?» из серии «Великие злодеи мира».]
  • [www.youtube.com/watch?v=iKok5w2QeHc Пол Пот Путешествие на поля смерти]
  • [www.youtube.com/watch?v=fD16HPpByxw Смерть Пол Пота (репортаж программы Время)]
  • [video.yandex.ru/users/ioranov/view/26/ Убить Пол Пота]
  • [www.youtube.com/watch?v=9N9UuFohH34 Бэкграунд: Кампучия. Правда и ложь]
  • [www.youtube.com/watch?v=_zAljnS66nQ Жизнь после войны: бывший солдат «красных кхмеров»… (репортаж Euronews)]

Литература

Книги

  • История Кампучии. Краткий очерк. — М.: Наука, 1981. — 254 с.
  • Бектимирова Н.Н. Кризис и падение монархического режима в Кампучии (1953—1970). — М.: Наука, 1987. — 237 с.
  • Бектимирова Н.Н., Дементьев Ю.П., Кобелев Е.В. Новейшая история Кампучии. — М.: Наука, 1989. — 228 с. — ISBN 5-02-016678-2.
  • Дементьев Ю.П. Кампучия: крах маоистского эксперимента. — М.: Международные отношения, 1979. — 56 с.
  • Идлинг П. Улыбка Пол Пота. Путешествие по Камбодже красных кхмеров. — М.: Corpus, 2014. — 288 с. — ISBN 978-5-17-082375-8.
  • Мосяков Д.В. История Камбоджи. XX век.. — М.: Институт востоковедения РАН, 2010. — 743 с. — ISBN 978-5-89282-404-0.
  • Мосяков Д.В. Кампучия: особенности революционного процесса и полпотовский «эксперимент». — М.: Наука, 1986. — 163 с.
  • Чэндлер Дэвид П. Брат номер один: Политическая биография Пол Пота / Пер. с англ. Татьяны Давыдовой. — Екатеринбург: Ультра.Культура, 2005. — 432 с. — ISBN 5-9681-0038-9.

Статьи

  • Косиков И.Г. Геноцид в Кампучии // Расы и народы. Вып. 11. — М., 1981. — С. 57-89.


Отрывок, характеризующий Пол Пот

Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…