Андерсон, Пол Томас

Не следует путать с Полом Уильямом Скоттом Андерсоном — британским режиссёром.

Пол Томас Андерсон
Paul Thomas Anderson
Пол Томас Андерсон. Нью-Йорк. 2007 год
Место рождения:	Студио-Сити, Лос-Анджелес, Калифорния, США
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист, кинопродюсер
Карьера:	1988 — наст. время
Направление:	Независимое американское кино
Награды:	Золотой медведь (2000), «Серебряный лев» за лучшую режиссуру Венецианского кинофестиваля (2012)

Пол Томас Андерсон (англ. Paul Thomas Anderson, род. 26 июня 1970, Студио-Сити, Лос-Анджелес, Калифорния) — американский кинорежиссёр, сценарист и продюсер, снявший семь полнометражных фильмов: «Роковая восьмёрка», «Ночи в стиле буги», «Магнолия», «Любовь, сбивающая с ног», «Нефть», «Мастер» и «Врожденный порок», за которые он номинировался на шесть премий «Оскар».

Критики говорят о нём, как об «одном из наиболее притягательных и ярких талантов, появившихся в кинематографе в последнее время» (англ. one of the most exciting talents to come along in year) и «одном из высших талантов современности» (англ. among the supreme talents of today). В 2007 году журнал «Total Film» поставил Андерсона на 20-е место в списке величайших режиссёров всех времен. В 2011 году еженедельник «Entertainment Weekly» признал его 10-м величайшим режиссёром современности, охарактеризовав его, как «одного из наиболее динамичных постановщиков, заявивших о себе в последние 20 лет» (англ. one of the most dynamic directors to emerge in the last 20 years).

Биография

Пол Томас Андерсон родился 26 июня 1970 года в Студио-Сити (штат Калифорния), в семье Эдвины Гоугх и Эрни Андерсона. Эрни Андерсон был теле-актёром, а также работал диктором канала «Эй-би-си» и вел ночное хоррор-телешоу под названием «Гоуларди» на кливлендском телевидении. Пол Андерсон вырос в долине Сан-Фернандо, где он посещал множество школ, включая школу Бакли в Шерман Оакс, школу Джона Томаса Дая, академию Крушинг и Монтиклэр Преп. Также он учился в Нью-Йоркском университете, но вскоре бросил учёбу.

Андерсон занялся кинопроизводством ещё в молодом возрасте, начав снимать на отцовскую видеокамеру в 12 лет. Впоследствии он стал использовать 8 миллиметровую пленку, и осознал, что видео было удобнее. В 17 лет он начал экспериментировать с 16 миллиметровой камерой Bolex. Будучи учеником средней школы, в 1988 году, он снял свой первый получасовой псевдодокументальный фильм под названием «История Дирка Дигглера» (англ. The Dirk Diggler Story), рассказывающий историю известного порноактёра. Прототипом главного героя фильма (Дирка Дигглера) стал порно-актёр Джон Холмс, который впоследствии также стал и прототипом главного героя в фильме Андерсона «Ночи в стиле буги».

После краткого курса английского языка в Эмерсон-колледж, и ещё более кратковременного посещения Нью-Йоркского университета, Андерсон начал работать в качестве производственного ассистента на съёмках телевизионных фильмов, музыкальных видеоклипов и телеигры в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. В 1992 году он приступил к съёмкам своей второй короткометражной ленты «Сигареты и кофе» (англ. Cigarettes & Coffee), в которую входили пять сценок во время обеда. Фильм был впервые показан на большом экране в 1993 году на фестивале «Сандэнс», где сразу получил признание. Через несколько лет он снял свой первый полнометражный фильм, «Сидни» (англ. Sydney), который был переименован в «Роковая восьмерка» (англ. Hard Eight). «Роковая восьмерка» впервые была показана в 1996 году в конкурсной программе Канского кинофестиваля «Особый взгляд».

В поворотном для своей карьеры фильме «Ночи в стиле буги» (англ. Boogie Nights) Андерсон возвратился к персонажу Дирку Дигглеру, развив получасовой рассказ дебютной пленки до полнометражного формата. Премьера состоялась 10 октября 1997 года. Драма режиссёра Андерсона была высоко оценена критиками, однако лента не имела большого успеха в прокате. Работа стала одной из наиболее положительно оцененных фильмов года и считается одним из лучших фильмов описывающих деятельность порно-индустрии. Лента возродила карьеру Берта Рейнольдса, который за роль порно-режиссёра Джека Хорнера был номинирован на «Оскар», а также возвела исполнителей главных ролей Марка Уолберга и Джулианну Мур в ранг востребованных и высокооплачиваемых актёров. В итоге фильм номинировался на три премии Американской кино-академии: за лучшую мужскую роль второго плана (Бёрт Рейнольдс), за лучшую женскую роль второго плана (Джулианна Мур) и за лучший оригинальный сценарий.

Следующим фильмом Андерсона стал сюжетный ансамбль, снятый в 1999 году, «Магнолия» (англ. Magnolia), который рассказывал о специфическом взаимодействии между людьми живущих в долине Сан-Фернандо, в Калифорнии. Сюжет фильма строился на переплетении девяти различных сюжетных линий, которые преобразовывались в единую картину. В «Магнолии» были использованы довольно долгие операторские планы, что отличало ленту от типичных голливудских фильмов. Как и предыдущий фильм Андерсона «Магнолия» получила три номинации на премию «Оскар»: за лучшую мужскую роль второго плана (Том Круз), за лучшую песню (за песню «Save Me», музыка и слова Эйми Манн) и за лучший оригинальный сценарий. В одном интервью, взятом вскоре после премьеры фильма, Андерсон заявил: «… я и вправду считаю что „Магнолия“, к счастью или нет, является лучшим фильмом, который я когда-либо создам» (англ. ... what I really feel is that Magnolia is, for better or worse, the best movie I'll ever make).

После релиза «Магнолии», Андерсон заявил, что он хотел бы поработать с комиком Адамом Сэндлером в ближайшем будущем и что его следующий фильм будет длительностью в 90 минут. В итоге его следующим фильмом стала, выпущенная в 2002 году, романтическая комедия, частично основанная на истории Девида Филлипса (также известным, как «Пудинковый парень»), «Любовь сбивающая с ног», в которой снялся Адам Сэндлер. Сюжет фильма повествовал о маленьком бизнесмене (Сэндлер) с проблемами в контроле агрессии, который находясь под гнетом своих семи сестер, встречает свою любовь (Уотсон). Сэндлер получил за исполнение роли положительные оценки от критиков. Фильм стал его первым главным отхождением от мейнстримовых комедий, сделавших его известным. Роджер Эберт в своей рецензии на фильм отметил, что «Сэндлер, освобожденный от ограниченной формулы, неожиданно показывает глубину, как актёра. Смотря этот фильм, можно представить его в ролях Денниса Хоппера. Он имеет темноту, навязчивую идею и власть» (англ. Sandler, liberated from the constraints of formula, reveals unexpected depths as an actor. Watching this film, you can imagine him in Dennis Hopper roles. He has darkness, obsession and power). На Каннском кинофестивале 2002 года, фильм выиграл приз за лучшую режиссуру и был номинирован на Золотую Пальмовую ветвь.

Наиболее известным фильмом Андерсона стала вольная адаптация романа Эптона Синклера «Нефть!» (англ. Oil!). Хотя в оригинале фильм был назван цитатой из Библии «И будет кровь» (англ. There Will Be Blood), но в российском прокате он вышел под названием «Нефть». Фильм был довольно успешен в прокате: при бюджете в 25 миллиона долларов, в мировом прокате он собрал 76,1 миллион долларов. До начала съёмок режиссёр упоминал, что хотел бы поработать с английским актёром Дэниелом Дэй-Льюисом, который в итоге за исполнение главной роли в фильме получил свой второй «Оскар», также за роль Илая Санди в фильме Пол Дано (который также играл и брата Илая, Пола Санди) был номинирован на премию BAFTA за лучшую мужскую роль второго плана. Сам Андерсон номинировался на премию гильдии режиссёров Америки. Помимо этого фильм выдвигался в общем на соискании восьми статуэток «Оскар», конкурируя с фильмом братьев Коэнов «Старикам тут не место». Лично Андерсон выдвигался в трех номинациях: лучшая режиссура, лучший фильм года и лучший адаптированный сценарий (во всех трех случаях награды отошли братьям Коэнам за их фильм). Фильм получил в целом положительные оценки критиков и был назван одним из лучших фильмов десятилетия.

В декабре 2009 года журнал «Variety» сообщил, что Андерсон работает над новым сценарием, который носит рабочее название «Мастер» (англ. The Master) и повествует о «харизматичном интеллектуале» который основывает свою религию в 1950-х годах. Хотя в фильме отсутствуют отсылки на само религиозное движение предполагается, что оно основано на Саентологии. Сообщалось, что актёр Филип Сеймур Хоффман, который довольно часто появлялся в фильмах режиссёра, должен будет сыграть в фильме главную роль. По слухам вместе с Хоффманом в фильме должны были сыграть Риз Уизерспун и Джереми Реннер, что позже, однако, было опровергнуто. В сентябре 2010 года, Джереми Реннер заявил, что проект был отложен на неопределенный срок. Позже он заявил, что более не участвует в работе над фильмом. В апреле 2011 года стало известно, что актёр Хоакин Феникс участвовал в переговорах по участию в фильме и сыграет в фильме второстепенную роль, впоследствии Андерсоном был полностью переписан сценарий, где главным персонажем стал Фредди Куэлл в исполнении Хоакина. Премьера ленты состоялась в сентябре 2012 года на 69-м Венецианском кинофестивале, где Андерсон удостоился «Серебряного льва» за лучшую режиссёрскую работу.

Также из ряда источников сообщалось, что Андерсон работает над экранизацией романа Томаса Пинчона «Врождённый порок» (англ. Inherent Vice), где в главной роли будет снова сниматься Хоакин Феникс. В феврале 2011 года стало известно, что Меган Эллисон (дочь миллиардера Ларри Эллисона) будет финансировать оба текущих проекта Андерсона.

Режиссёрский почерк

Андерсон, наравне с Квентином Тарантино, Стивеном Содербергом, Ричардом Линклейнером и Спайком Джонсом, является одним из представителей поколения «режиссёров-самоучек» (англ. self taught filmmakers), которые изучали режиссёрское ремесло не в киношколах, а просматривая тысячи фильмов на видеокассетах. Андерсон называет Мартина Скорсезе, Макса Офюльса, Стэнли Кубрика, Орсона Уэллса, Роберта Олтмена и Джонатана Демми своими главными вдохновителями в режиссуре.

Фильмы Андерсона узнаваемы прежде всего тем, что их действие происходит в долине Сан-Фернандо с большим числом действующих лиц, имеющих довольно реалистичные и порочные характеры. Среди предметов, с которыми имеют дело персонажи его фильмов прослеживаются такие темы, как дисфункции семейных отношений, отчуждение, сожаление, одиночество, шанс и судьба, поиски места, которое можно назвать «домом» и призраки прошлого. Андерсон подчеркивает взаимосвязи среди своих героев, на основе того, как изменчивые обстоятельства затрагивают хрупкие стороны их жизни.

Стиль Андерсона узнаваем благодаря развернутому изложению, визуальному особому стилю, несбалансированному пониманию сути, постоянно движущейся камере, визуальной задержке долгих планов, основанных на системе стедикам, зачастую использование запоминающейся музыки и аудиовизуальные образы, которые не придерживаются законов физической природы.

В первых четырёх художественных фильмах у Андерсона фигурировал схожий набор актёров. Так, актёр Филип Сеймур Хоффман появился почти во всех работах Андерсона, за исключением работы над фильмом «Нефть»; Мелора Уолтерс, Луис Гусман, Филип Бейкер Холл и Джон Кристофер Рэйли снялись в трех, а остальные исполнители ролей «Ночи в стиле буги», такие как Уильям Мэйси и Джулианна Мур также снялись в «Магнолии». За исключением Пола Ф. Томпкинса, у которого была второстепенная роль в «Магнолии», в «Нефти» был набран абсолютно новый состав актёров. Интересно, что Роберт Элсвит был оператором во всех полнометражных работах Андерсона, за исключением «Мастера», где его сменил Михай Малаймер-младший.

Другие проекты

В дополнение к съёмкам фильма Андерсон снял ряд музыкальных видеоклипов, включая ряд музыкальных клипов певице Фионе Эппл (которой в титрах к «Магнолии» он выражал благодарность). Также альбом Эппл When the Pawn… был написан в период тесных отношений и сотрудничества с Андерсоном, в течение которого он снял ей четыре видеоклипа (на песни «Across the Universe», «Fast as You Can», «Limp», «Paper Bag»). Также в 1997 году он поставил клип «Try» Майклу Пенну, в 1999 — музыкальное видео «Save Me» Эйми Менн, а в 2002 — «Here We Go» Джону Брайону. Помимо этого он выступил резервным режиссёром в последнем фильме Роберта Олтмена «Компаньоны» (англ. A Prairie Home Companion). В его обязанности входило наблюдение, помощь в съёмках а также шефство над проектом в случае недееспособности Олтмена, которому на момент съёмок было 80 лет. Андерсон не был формально включен в титры фильма, но был указан в конце финальных титров под указанием «Специальная благодарность…» (англ. Special thanks to...).

Личная жизнь

Пол Томас Андерсон состоит в браке с бывшей участницей актёрского состава передачи «Субботним вечером в прямом эфире», Майей Рудольф. В браке они завели четверых детей: Перл Минни (родилась в октябре 2005 года), Люсиль (родилась 6 ноября 2009 года), сын Джек (родился 3 июля 2011 года) и ещё одну дочь — Минни Айду Андерсон (родилась 1 августа 2013 года).

Фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1988	ф	История Дирка Дигглера	The Dirk Diggler Story[www.imdb.com/title/tt0138403/ IMDb]	режиссёр, сценарист, оператор
1993	ф	Сигареты и кофе	Cigarettes and Coffee[www.imdb.com/title/tt0138363/ IMDb]	режиссёр, сценарист
1996	ф	Роковая восьмёрка	Sydney[www.imdb.com/title/tt0119256/ IMDb]	режиссёр, сценарист
1997	ф	Ночи в стиле буги	Boogie Nights[www.imdb.com/title/tt0118749/ IMDb]	режиссёр, продюсер, сценарист
1998	ф	Особенный флагшток	Flagpole Special[www.imdb.com/title/tt0255171/ IMDb]	режиссёр, сценарист
1999	ф	Магнолия	Magnolia[www.imdb.com/title/tt0175880/ IMDb]	режиссёр, продюсер, сценарист
2000—2000	с	Субботним вечером в прямом эфире (Бен Аффлек/Фиона Эппл)	Saturday Night Live (Ben Affleck/Fiona Apple)[www.imdb.com/title/tt0694771/ IMDb]	режиссёр, сценарист
2000	тф	Субботним вечером в прямом эфире: Фанатик	SNL Fanatic[www.imdb.com/title/tt0331625/ IMDb]	режиссёр, сценарист
2001	в	Субботним вечером в прямом эфире: лучшее Молли Шеннон	Saturday Night Live: The Best of Molly Shannon[www.imdb.com/title/tt0486767/ IMDb]	режиссёр
2002	ф	Любовь, сбивающая с ног	Punch-Drunk Love[www.imdb.com/title/tt0272338/ IMDb]	режиссёр, продюсер, сценарист
2003	тф	Диван	Couch[www.imdb.com/title/tt0365082/ IMDb]	режиссёр
2003	ф	Реклама «Человек-матрас»	Mattress Man Commercial[www.imdb.com/title/tt0378338/ IMDb]	режиссёр, сценарист
2003	ф	Цветы и кровь	Blossoms & Blood[www.imdb.com/title/tt0367553/ IMDb]	режиссёр
2007	ф	Нефть	There Will Be Blood[www.imdb.com/title/tt0469494/ IMDb]	режиссёр, продюсер, сценарист
2012	ф	Мастер	The Master[www.imdb.com/title/tt1560747/ IMDb]	режиссёр, продюсер, сценарист
2014	ф	Врождённый порок	Inherent Vice[www.imdb.com/title/tt1791528/ IMDb]	режиссёр, продюсер, сценарист

Видеоклипы

• «Майкл Пенн: Попробуй» (1997)
• «Фиона Эппл: Через вселенную» (1998)
• «Фиона Эппл: Как можно быстрее» (1999)
• «Эйми Мэнн: Спаси меня» (1999)
• «Фиона Эппл: Хромота» (2000)
• «Фиона Эппл: Бумажный пакет» (2000)
• «Фиона Эппл: Горячий нож» (2013)
• «Джоэнна Ньюсом: Табачное поле» (2015)
• «Джоэнна Ньюсом: Дайверы» (2015)
• «Radiohead: Мечтания» (2016)

Литература

• Sperb J. Blossoms and Blood: Postmodern Media Culture and the Films of Paul Thomas Anderson : [англ.]. — University of Texas Press, 2013. — 296 p. — ISBN 978-0-292-75289-4.</span>
• Toles G. Paul Thomas Anderson : [англ.]. — University of Illinois Press, 2016. — 232 p. — (Contemporary Film Directors). — ISBN 978-0-252-04036-8.</span>

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Пол Томас Андерсон

Отрывок, характеризующий Андерсон, Пол Томас

– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.