Мессия

Месси́я (от ивр. ‏מָשִׁיחַ‏‎, маши́ах; др.-греч. Χριστός, христо́с) — буквально «пома́занник». Помазание оливковым маслом (елеем) было частью церемонии, проводившейся в древности при возведении монархов на престол и посвящении священников в сан.

В иудаизме слово «машиах» иносказательно означает «царь». Иудеи верят, что идеальный царь, потомок царя Давида, будет послан Богом, чтобы осуществить политическое освобождение народа Израиля из-под власти других народов. В христианстве чаще используется греческая форма термина «машиах» — Христос, а также термин «Спаситель». В христианском богословии роль Христа-Мессии значительно выходит за пределы представлений иудаизма о спасении Израиля и распространяется на всё человечество.

Мессия в Танахе (Ветхом Завете)

Танах называет «машиахом» («мессией», букв. «помазанником») царей Израиля и Иудеи, священников, библейских патриархов, некоторых пророков, весь народ Израиля, персидского царя Кира II.

Иудейская традиция

Критерии прихода Мессии в Танахе (Ветхом Завете)

Понятие прихода Мессии введено пророками древнего Израиля. Таким образом, если человек объявляет себя (или кто-то объявляет его) Мессией, то следует проверить, совершил ли он то, что древнееврейские пророки ожидают от Мессии.

С точки зрения иудаизма, в Танахе (Ветхом Завете) главным критерием прихода Мессии является пророчество Исайи, который указывает, что дни пришествия Машиаха будут эпохой межнациональных и социальных перемен:

И перекуют все народы мечи свои на орала и копья свои — на серпы; не поднимет меча народ на народ, и не будут больше учиться воевать. (Ис. 2:4)

Тем самым, согласно библейским пророчествам, во времена Машиаха прекратятся войны, настанет всеобщий мир и благоденствие, и все люди, наслаждаясь покоем и гармонией, смогут посвятить себя познанию Бога и духовному совершенствованию.

В иудейской традиции Машиахом (Мессией) считается царь, потомок царя Давида, который будет послан Богом для избавления народа Израиля и спасения человечества.

В Мидраше можно увидеть параллель между Моисеем как «первым Избавителем» и Мессией как «последним Избавителем», поэтому можно предположить, что образ Моисея явился зародышем мессианской идеи. Однако подлинными историческими мессиями (и прототипом эсхатологического Мессии) стали Давид — царь, пророк и псалмопевец, и особенно его сын Соломон.

Танах содержит представление о Мессии как в историческом (текущие цари Израиля), так и в эсхатологическом смысле.

Согласно представлениям иудаизма, при Машиахе весь еврейский народ будет жить согласно законам Торы. Сплав духовных ценностей, справедливости, цельности и любви создаст идеальное общество, которое будет служить примером для подражания всему человечеству. Когда это будет достигнуто, Машиах сможет перейти к завершающей стадии мессианского процесса, то есть привлечь все народы мира к выполнению духовных задач, стоящих перед человечеством.

Трактование мессианских пророчеств Танаха (Ветхого Завета)

В галахическом труде Мишнэ Тора Маймонид описывает три стадии наступления эры Машиаха следующим образом:

[1.] Если встанет царь из дома Давида, изучивший Тору и соблюдающий заповеди, подобно Давиду, своему предку… и он приведёт весь Израиль [на путь Торы]… и будет сражаться в битвах Бога — тогда можно предположить, что он Машиах.

[2.] Если его усилия увенчаются успехом, и он построит Храм на его месте и соберёт Израиль из изгнания — тогда он наверняка Машиах.

[3.] Его влияние распространяется на весь мир, и все объединятся в служении Богу, ибо сказано: «И тогда изменю Я язык народов [и сделаю его] чистым, чтобы все призывали Имя Господа, чтобы служили Ему единодушно» (Соф. 3:9)

Согласно иудейским комментаторам, «царь» может означать вождя или религиозного лидера; «из дома Давида» — возможно означает «в традиции Давида», то есть подобно Давиду, он будет обладать харизмой (вдохновением, благодаря которому он будет удостоен глубокого уважения и восхищения народа); благодаря личному примеру и силе своего воздействия на людей он побудит всех евреев вернуться к Торе. (Впрочем, согласно буквальному значению текстов древних еврейских пророчеств, Мессия должен быть также и прямым потомком царя Давида по мужской линии через его сына Соломона).

В этом контексте «битвы Бога», возможно, означают духовные битвы, неминуемые при воспитательной деятельности такого масштаба, но могут иметься в виду и войны против соседних народов, если те нападут на еврейское государство.

Пророк Иеремия говорит о Мессии, потомке Давида, так:

Вот, наступят дни, — сказал Господь, — когда взращу Я Давиду праведного потомка, и будет он царствовать, и будет мудр и удачлив, и будет вершить суд и правду на земле. Во дни его Иеуда будет спасён, и Израиль будет жить в безопасности; и вот имя его, которым назовут его: Господь — справедливость наша. (Иер. 23:5)

Маймонид также подчеркивает, что приход Машиаха не будет сопровождаться чудесами, всё будет происходить естественным путём. Лишь дальнейшее развитие событий покажет, можно ли быть уверенным, что это Машиах. Когда этот человек продемонстрирует Божественный источник своей власти и, как предсказано пророками, соберёт всех изгнанников в Эрец-Исраэль и восстановит Храм — лишь тогда все сомнения отпадут, и он без всяких оговорок будет признан Машиахом. Поскольку библейские пророчества до сих пор не были реализованы, иудаизм считает, что Мессия ещё не пришёл.

В «[toldot.ru/rus_articles.php?art_id=413 Послании в Йемен]» Маймонид также добавляет, что Мессия впервые появится в Израиле и добавляет ещё некоторые детали.

В Талмуде

Образ Мессии в Талмуде, особенно в Агаде, неоднозначен. В некоторых местах он изображён нагруженным страданиями как мельничными жерновами или даже в виде прокажённого нищего, который сидит в воротах Рима, ожидая своего часа. Мессия должен прибыть на осле или на облаке, в зависимости от поведения народа. Время прихода также зависит от поведения народа. Впрочем, по господствующему в Талмуде мнению, существует крайний срок, никому не известный. Тем не менее и Талмуд и более поздние мудрецы делали предсказания, которые не сбылись. Хотя Мессия и должен быть из рода Давида, Талмуд упоминает также Мессию из рода Иосифа, который подготавливает почву для Мессии из рода Давида и погибает.

В каббале

В каббале раскрывается, что Мессия исполняет процесс тиккун, гематрия его имени 358 соотносится со словами קורבן — корбан (жертва) и נחש — нахаш (змей).

Пророк Натан из Газы (последователь Шабтая Цви) в «Трактате о Драконах» пишет, что корни Мессии — в сфере высочайшего света. Но Эйн соф проецирует эти корни в мир змей, в силу того, что лишь Мессия способен не только победить змей, но переместить их в обитель святости. Таким образом, дух Мессии с самого начала обитает среди змей клипот. Он борется с царем драконов, и временами этот царь одолевает Мессию, мучая его. Но в конце Мессия освободится от скорлупы клипот. Он поднимется в этот мир с целью искупления. Но он должен опять спуститься в бездну клипот, чтобы победить царя драконов и переменить его и всё его царство в царство света.

В движении Хабад

См. также: Chabad messianism и Хабад

Седьмого Ребе Менахема Мендла Шнеерсона многие хасиды Хабада считали Мессией. Часть любавичских хасидов отказалась признать его физическую смерть в 1994 году и продолжает придерживаться этого мнения.

Ожидание прихода

Иудаизму присуща вера в возможность прихода Машиаха каждый день. Согласно Маймониду, этот принцип занимает 12-е место среди «13 принципов иудаизма»:

Безоговорочно верю в приход Машиаха, и, хотя он задерживается, я всё же каждый день буду ждать его

В древности, в случаях, когда было сомнение, кто должен быть царём (например, после междоусобной войны или если у царя не было прямого наследника, или если царская власть была по иной причине прервана) царя назначал пророк. Однако считается, что со времён разрушения Первого Храма пророческий дар был утрачен. Выходом из положения является приход пророка Илии (Элияһу һа-Нави), который не умер, а живым был забран на небо. Традиционно считается, что перед приходом Машиаха пророк Илия спустится на землю и помажет его на царствование. Во время пасхального седера есть обычай ставить налитый бокал вина, пустую тарелку и приборы и оставлять открытую дверь в ожидании прихода пророка Илии, предвестника прихода Мессии.

Лже-мессии в еврейской истории

Лжемессии в еврейской истории появлялись неоднократно и с переменным успехом.
Надежды многих евреев были связаны с Бар-Кохбой, который объявил себя Мессией и в 131—135 годах повёл своих сторонников на вооружённое восстание против Рима. Многие мудрецы, в том числе и Рабби Акива, поддержали восстание и провозгласили Бар-Кохбу потенциальным Мессией. Восставшим удалось освободить Иерусалим, однако в конечном итоге восстание было жестоко подавлено императором Адрианом. Неудача восстания серьёзно пошатнула веру евреев в близкий приход Мессии. Тем не менее, согласно Маймониду, Бар-Кохба не являлся в полном смысле ложным Мессией, а скорее кандидатом на эту роль, не сумевшим её сыграть.

Наиболее известны объявившие себя мессией Давид Реувени, Шабтай Цви, Якоб Франк. В «[toldot.ru/rus_articles.php?art_id=413 Послании в Йемен]» Маймонид приводит список известных ему ложных мессий, действовавших в Йемене, Ираке, Франции, Марокко, Испании и др.

В религиозном сионизме

Рав Авраам Ицхак Кук отождествил период создания Израиля со временем «начала мессианского процесса» («Мессии из рода Иосифа») и подготовкой к конечному избавлению.

В ультра-ортодоксальных кругах

Представители религиозного антисионизма, такие как р. Тейтельбаум, напротив, обвинили сионизм в еретической подмене истинного мессианства.

В еврейском фольклоре

Согласно преданию, основанном на библейском пророчестве, Мессия должен въехать в Иерусалим верхом на осле.

Вместе с тем еврейский народ создал большое количество идиом и поговорок с упоминанием Мессии, выражающих сильное сомнение в том, что тот придёт очень уж скоро. Вот некоторые поговорки на идиш из еврейского фольклора Нью-Йорка:

• Если сын придёт и скажет, что выучил все уроки, убрал у себя в комнате, постирал бельё, подмёл вокруг дома, приготовил семье обед, а теперь ещё хочет за так помыть папину машину, то скажут мешияхс цайт — времена мессии наступили!
• Если слишком уж настаивают на чём-то, чего не желаешь делать, то еврей скажет ломир азой дерлебн мешиях — давайте доживём до прихода мессии, аналогично русскому «ждать до второго пришествия».

Христианская традиция

Христианская религиозная традиция считает Мессией Иисуса из Назарета.

В отличие от иудейской традиции, в христианстве приход Мессии разделён на две стадии — два пришествия. В первый раз Мессия пришёл в начале н. э. в лице Иисуса (первое пришествие), а в будущем ожидается Второе пришествие Иисуса с окончательным установлением Царства Божьего.

Трактование мессианских пророчеств Ветхого Завета

См. также: Ветхозаветные пророчества о Христе

Христиане верят, что пророчества Ветхого Завета (Танаха), относящиеся к Мессии, говорят об Иисусе из Назарета. Эта вера опирается на следующие пророчества (но не ограничивается лишь перечисленными ниже):

Родословная. Мессия должен быть потомком Авраама, Исаака и Иакова. Происходить из колена Иудина (Быт. 49:10). Быть «корнем Иессея» и потомком Давида (3Цар. 2:4). Согласно текстам Нового Завета (Лк. 3:23-38), родословная Иисуса полностью соответствует этим требованиям. При этом следует отметить, что родословные записи в древности хранились в Храме, который был разрушен в 70 году н. э.; таким образом, с момента разрушения Храма и до сих пор не представляется возможным прослеживать чьи-либо родословные с приемлемой достоверностью.

Время рождения. Стих Быт. 49:10 даёт христианам основание утверждать, что Мессия придёт до утраты самоуправления и законодательства древней Иудеей. В книге пророка Даниила (9:25) указан год прихода Мессии, исчисляя от указа о восстановлении Иерусалима (указ Неемии, наместника Иудеи, вельможи Артаксеркса I, 444 г. до н. э. Неем. 2:1-8). В последующих двух стихах предсказывается разрушение Иерусалима и Храма после смерти Мессии. Христиане считают, что это пророчество исполнилось в 70 году н. э., когда Иерусалим и Храм были разрушены войсками римского военачальника Тита, таким образом Мессия должен был прийти до этого разрушения. Произведенные расчеты указывают на 30 марта (10 нисана) 33 г. — на дату торжественного въезда Иисуса в Иерусалим.

Место рождения. Тот, которого происхождение от дней вечных и кто должен быть Владыкою в Израиле, должен родиться в Вифлееме (Мих. 5:2).

Рождение девой. Вера в то, что Мессия должен родиться от девы, основана на тексте Книги пророка Исайи (Ис. 7:14).

Оценка в 30 сребреников. Мессия должен быть оценен в 30 серебряных монет, которые будут брошены на пол Храма. (Зах. 11:12-13).

Страдания за грехи людей. Вера в то, что Мессия должен пострадать, опирается на ряд пророчеств. В этой связи наиболее известна 53 глава Книги пророка Исайи, которая содержит описание отвержения, страданий и смерти Мессии. Страдания Мессии описывают также пророк Захария (Зах. 12:10) и израильский царь Давид (Пс. 21:17) предсказывая, что Мессия будет пронзён.

Воскресение из мертвых. Вера в то, что Мессия воскреснет из мертвых, основывается на Псалме 15, а также на завершающих стихах 53 главы Книги пророка Исайи (53:10,12), которые описывают жизнь Мессии после казни.

Оправдывает людей от грехов. Оправдание от грехов связано с познанием Мессии (Ис. 53:11).

В Новом Завете жизнь Иисуса Христа описана как исполнение пророчеств Ветхого Завета и в тексте приводятся многочисленные цитаты из этих пророчеств как евангелистами, так и самим Иисусом.

Свидетельства Нового Завета

Согласно Библии:

• имеются указания на то, что Иисус является Мессией (Христом) — слова Ангела, сказанные для Марии (Лк. 1:31—33), в собственном свидетельстве Иисуса перед Каиафой и синедрионом (Мф. 26:63,64) и в исповедании апостолов (Мф. 16:16; Ин. 1:41).
• Иисус относится к употреблению слова «Мессия» с осторожностью. Сам он крайне редко называл себя так (Мк. 14:61, Ин. 4:25-26)
• Иисус позволяет называть себя Сыном Давидовым, но запрещает бесноватым объявлять, что он — Мессия (Лк. 4:41). Он принимает исповедания веры, но после исповедания Петра запрещает двенадцати апостолам говорить, что он Мессия (Мф. 16:20). И с того времени он начинает разъяснять им сущность мессианства — его страдания и смерть за грехи людей, а затем — воскресение из мертвых. Его путь Мессии — путь Сына Человеческого.

Мессианские идеи в других религиях

• В исламе существует идея махди, а в шиитском исламе идея «скрытого» имама. В Коране под словом «масих» (араб. مَسِيحٌ‎) — смазанный или очищенный, от араб. مسح‎) подразумевается пророк Иса (Иисус). У суфиев и некоторых других конфессиональных групп мессией именуется пир — глава общины, духовный учитель.
• В буддизме спасителем считается будущий будда Майтрея.
• В индуизме — Калки.
• В бахаизме — пророками считаются, в частности, Авраам, Моисей, Будда, Заратустра, Иисус Христос, Мухаммед, Кришна, Баб. Баха-Улла считается воплощением пророчеств других религий о пришествии будущего спасителя (то есть второго пришествия Христа, Махди и скрытого имама в исламе, буддийского Майтрейи, зороастрийского Шаха Бахрама), учение которого должно помочь установить на земле царство мира и духовности.
• В растафарианстве — Хайле Селассие I.
• В Церкви объединения — «истинные родители» — Мун Сон Мён и его супруга.
• В отдельных мифах североамериканских индейцев также просматриваются зачатки мессианских идей.

См. также

• Мессианизм
• Второе пришествие Иисуса Христа
• Лжемессия
• Мессия (оратория)
• Мессианская эра

Махди — «ведомый (по пути Аллаха)» — провозвестник близкого конца света, последний преемник Пророка Мухаммада, своего рода мессия.

Литература

• [shlomo-info.narod.ru/mashiah.html Ветхозаветные пророчества о Мессии, исполнившиеся в Иисусе из Назарета]
• [toldot.ru/rus/articles/art/987 Мессия в христианстве и иудаизм]

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/12735 Мессия] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [toldot.ru/tora/articles/articles_5348.html?template=83 Мессия и лже-Мессия], материалы на toldot.ru
• [www.moshiach.ru/ Сайт о Мошиахе (Мессии)], moshiach.ru
• [www.machanaim.org/philosof/lev-lec/messiya.htm Мессия], Меир Левинов
• [www.machanaim.org/philosof/lev-lec/phil22.htm Машиах], Меир Левинов
• [www.krotov.info/history/19/57/valdman.htm Мессианские надежды в русско-еврейской периодике конца 19 — начала 20 вв]
• [www.krotov.info/acts/20/2vatican/0430.html Катехизис Католической церкви: Иисус]
• [apostas.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=963:2011-06-20-09-30-20&catid=20:2009-06-16-23-05-18&Itemid=29 О Ребе Мошиахе.]
• [kabbalah-live.ru/hasidizm-2/tanets-moshiaha/ «Танец Мошиаха»]

Отрывок, характеризующий Мессия

– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.