Помаки
| Численность и ареал | |
|---|---|
|
Всего: от 390 до 500 тыс. человек | |
| Язык |
болгарский (родной)[1], |
| Религия | |
| Расовый тип | |
| Родственные народы |
другие болгары |
| Серия статей о | |
| Болгарах | |
 | |
| Культура | |
|---|---|
| Этнографические группы | |
| Исторические общности | |
| Диаспора | |
| Родственные народы | |
| Языки и говоры | |
| Традиционный ареал обитания | |
| Религия | |
| Болгаризация • История • Национальное возрождение • Правители | |
| Портал «Болгария» |
Пома́ки (болг. помаци, греч. Πομάκοι произн.: «помаки», тур. Pomaklar произн.: «помаклар») — наименование болгароязычной или согласно одному альтернативному мнению — своеобразной славяноязычной[2] этнорелигиозной группы смешанного происхождения, проживающей на территории исторической Фракии и исповедующей ислам. Этнографическая картина помаков довольно сложна. После раздела Фракии в результате Балканских войн 1912—1913 годов между независимыми государствами Болгарией, Грецией и Турцией и её передела после Первой мировой войны, помаки стали одним из разделённых народов. Современные помаки живут преимущественно на юге и юго-востоке Болгарии, в основном в Родопских горах к югу от Пловдива и в Пиринской Македонии. Значительное количество помаков проживает также в соседних регионах Греции, особенно в номax Ксанти и Эврос (Западная Фракия). В Греции часть общины также подверглась отуречиванию во второй половине ХХ века[3]. Бо́льшая часть общины в Турции ассимилирована. Общая численность по оценкам в этих трёх странах — до 500 тыс. человек.
Содержание
Происхождение
Принято считать, что по происхождению помаки — исламизированные болгары с некоторой примесью греческого, тюркского, вероятно также валашского и древнефракийского элементов. Существует и другая, менее распространённая версия, рассматривающая помаков как славянизированных турок, что маловероятно, учитывая доминирующее положение последних в Османской империи. Согласно новому мнению — они славизированные павликиане. В общих чертах помацкий народ сформировался в XIV—XIX веках, то есть во времена существования Османской империи. При этом в Османской империи, где формально существовали лишь религиозные различия (система миллетов), помаки считали себя турками, несмотря на стойкую сохранность славянской речи в их среде. Именно языком они и отличаются от собственно турок, а религией — от славян и греков. При этом название «помаки» — экзоэтноним, данный им православными болгарами. Слово «помак», вероятней всего, происходит от болгарского слова «помагач», что переводится как «пособник», «помощник», «помогающий туркам». (Отношение болгар к помакам как к «не своим» отражено в болгарских социально-бытовых сказках, в которых помаки, наряду с чорбаджиями, высмеиваются, выставляются в дурном свете; они пытаются обвести всех вокруг пальца, но в итоге становятся жертвами более ловких мошенников из народной болгарской среды или даже гибнут из-за собственных сумасбродных поступков.) Сами помаки традиционно именовали себя турками до начала XX века. Этническая картина региона традиционного помацкого расселения претерпевает резкие политические изменения в начале XX века. После ослабления Османской империи Греция и Болгария вводят свои войска во Фракию. Однако помацкое, а также собственно турецкое население, поднимает мятеж. Подобным образом осенью 1913 года сформировалась Гюмюрджинская республика. В конечном счёте, помаки оказываются разделены между тремя государствами: Грецией, Болгарией и Турцией. При этом их судьба в трёх странах различна.
Турция
Восточная Фракия, населённая болгарами и помаками, оказалась в составе Турции после 1923 года. После массовой эмиграции большинства болгар, помаки, традиционно населявшие области вокруг Эдирне и многие села вплоть до Стамбула, оказавшись в турецком окружении, быстро ассимилировались и стали частью турецкого этноса. Так, по оценке, недавние помацкие корни имеют свыше 100 тыс. жителей современной Турции, при этом уже в далёком 1965 году болгарским языком, по данным турецкой переписи, владело всего около 47 тыс. жителей страны. В настоящее время это число близко к нулю. Доброжелательное отношение турок к помакам и комфортная для их микрокультурного климата Турция привела к непрерывной иммиграции помаков (как и турок Болгарии) из независимой Болгарии в Турцию, начиная с 1878 года. При этом большинство из них проживает в мегаполисах Турции (Стамбул, Бурса, Измир, города Анатолии), некоторые из них — в числе гос. служащих.
Болгария
Ситуация в Болгарии в корне отличается от ситуации в Турции. После окончательного обретения независимости в 1908 году, помаки оказались в непривычном для них (после пяти столетий Османского правления) преимущественно христианском, славяноязычном государстве. Оставшиеся в Болгарии помаки при этом являются переходной (буферной) группой между собственно болгарами и проживающими в стране турками (см.: Турки в Болгарии). При этом, в отличие от Турции, помаки демонстрируют некоторую внутриэтническую замкнутость общины и желание сохранить традиционный сельский уклад в местах компактного проживания к югу от Пловдива.
Греция
Ситуация с языком, культурой и этническим самосознанием помаков в Греции ещё более запутана. В современной Греции болгароязычные мусульмане проживают в области Западная Фракия (в номах Ксанти, Родопи и Эврос). Греко-турецкий обмен населением не затронул помаков-мусульман. (Большинство православных болгар покинуло Грецию после Балканских и Первой мировой войн). При этом помаки Греческой Македонии были включены в этот насильственный обмен, навязанный Греции кемалистами и союзными державами (см.: Лозаннский мирный договор). Согласно тексту Лозаннского договора, единственным официально признанным меньшинством Греции являются не помаки или турки, а мусульмане (см.: Мусульмане в Греции). В действительности мусульманская община региона состоит из турок, помаков и цыган, а также мегленорумын, говорящих на разных языках. Несмотря на это, на протяжении десятилетий и под давлением западных союзников в годы холодной войны официально Греция признавала лишь турецкий язык, который и использовался в образовании мусульман на севере страны. Поэтому помацкая общность на территории Греции оказалась отуречена, однако не поголовно, а лишь в тех сёлах, где местные старосты занимали активную протурецкую позицию[3].
Политика правительства Греции первых десятилетий привела к усилению турецкого языка и культуры в помацком регионе во второй половине ХХ века. Турция со своей стороны пытается представить всё мусульманское население Западной Фракии турками. Пытаясь хоть как-то исправить создавшееся положение, греческие власти постепенно после 1990, и особенно после 1996 года, стимулируют рост собственного самосознания помаков, сохранение их языка. Примечателен тот факт что в тех помацких сёлах, где местные старосты занимают прогреческую позицию, помацкое население при хорошем владении греческим и турецким языками, хорошо сохраняет свой родной язык и передаёт его детям[3].
По переписи 2001 года в Греции помаками себя признали 16 тыс. человек, в том числе:
- 11 тыс. в номе Ксанти (10 % населения);
- 5 тыс. в номе Родопи (4 % населения);
- 2 тыс. в номе Эврос (2 % населения).
При этом 74 тыс. человек в Западной Фракии объявили турками, в том числе:
- 20 тыс. в номе Ксанти;
- 52 тыс. в номе Родопи;
- 2 тыс. в номе Эврос.
При этом, по оценке до трети тех, кто назвали себя турками, на самом деле являются помаками.[4]
В современной Греции помаками предпринимаются попытки создать свою литературную норму — помакский язык.
Республика Македония и Албания
Существует небольшое количество помаков в Македонии и Албании. Также в западных районах Республики Македонии и в Албании проживает близкая помакам славяноязычная группа, известная как то́рбеши. Близка она тем, что обе эти группы по языку принадлежат к восточной подгруппе южнославянских языков и исповедованию мусульманской веры (в принципе, как болгары и македонцы, только у этих народов вера православная). При этом некоторые авторы, не считая македонцев отдельным народом, соответственно не отделяют торбешей от помаков.[5][6][7][8] Некоторые сербские авторы также называли часть проживающих в Вардарской Македонии славяноязычных мусульман помаками.[9]
Российский славист Афанасий Селищев утверждал, что торбешами зовут болгар-потурченцев в Дебрском, в Скопском и в Положском краях.[10]
Язык
Большинство помаков в Болгарии говорят на различных диалектах болгарского языка [11][12][13].
См. также
Напишите отзыв о статье "Помаки"
Примечания
- ↑ [www.ethnologue.com/14/show_language.asp?code=BLG Ethnologue 14 report for language code:BLG]
- ↑ Edouard Selian. The language of the Paulicians and Pomaks: www.saching.com/Articles/The-Language-of-the-Paulicians-and-Pomaks-17121.html.
- ↑ 1 2 3 www.helsinki.fi/slavicahelsingiensia/preview/sh41/pdf/1.pdf
- ↑ Θεοφάνης Μαλκίδης. [www.patrides.com/march02/pomaki.htm Οι Πομάκοι στη Θράκη]
- ↑ Leonhard Schultze Jena. [www.kroraina.com/knigi/gall/ls/title.html Makedonien, Landschafts — und Kulturbilder] Jena, G. Fischer, 1927
- ↑ Петров Гьорче. Материали по изучаванието на Македония. София: 1896. С. 475
- ↑ Поп Антов, Христо. Спомени. Скопје: 2006. С. 22—23, 28—29
- ↑ Лабаури, Дмитрий Олегович. Болгарское национальное движение в Македонии и Фракии в 1894—1908 гг.: Идеология, программа, практика политической борьбы. София: 2008. С. 184—186
- ↑ Дедијер, Јевто. [quod.lib.umich.edu/cgi/t/text/pageviewer-idx?c=bosnia;cc=bosnia;idno=ahy8710.0001.001;size=l;frm=frameset;seq=249;page=root;view=image Нова Србија] Београд: 1913. С. 229
- ↑ Селищев, Афанасий. Полог е его болгарское население. Исторические, этнографические и диалектологические очерки Северо-Западной Македонии. София: 1929. С. 406, прим. 2
- ↑ [www.ethnologue.com/show_country.asp?name=GR Ethnologue, Languages of Greece.Bulgarian.]
- ↑ [www.ethnologue.com/14/show_language.asp?code=BLG Ethnologue: Languages of the World Fourteenth Edition.Bulgarian.]
- ↑ [www.ecmi.de/fileadmin/downloads/publications/JEMIE/2007/2-2007-Eminov.pdf Social Construction of Identities: Pomaks in Bulgaria, Ali Eminov, JEMIE 6 (2007) 2 © 2007 by European Centre for Minority Issues]
Ссылки
- [www.pomak.eu/ Glasyt na pomatsite] (болг.)
- [www.promacedonia.org/vk/vk_1_b2.htm Болгары-мусульмане Македонии (торбеши и помаки)] (болг.) глава монографии Васила Кынчова (1900)
- [literaturensviat.com/?p=22185 Пламен Павлов. Помъчените (Размисли върху историята и не само…)] (болг.)
- [pomakleaks.webs.com/ Pomak Leaks]
| ||||||
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Помаки
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.
Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.
ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
