Помещичья система Новой Франции

Помещичья система Новой Франции — полуфеодальная система распределения земли, использовавшаяся в североамериканской колонии Новая Франция.

Введение системы

Помещичья система была введена в Новой Франции в 1627 году кардиналом Ришельё. Министр предоставил в пользование созданной компании Новой Франции все земли между полярным кругом на севере и Флоридой на юге, озером Верхнее на западе и Атлантическим океаном на востоке а также эксклюзивные права на торговлю. Взамен компания обещала привезти в Новую Францию в 1628 году 200—300 поселенцев, а в течение 15 лет — 4 000, для чего получала права на эксплуатацию этих земель.

Несмотря на договорённости, уровень иммиграции во французские колонии в Северной Америке оставался довольно низким, так первая перепись населения 1666 года к местному населению относила 3215 человек (к ним не относились индейцы и члены религиозных орденов). Нехватка рабочих рук оказало серьёзное влияние на систему распределения земли. В соответствии с этой системой земля по берегам реки Святого Лаврентия нарезалась на узкие полоски, называемые поместьями или сеньориями (фр. seigneuries). Каждая из полосок земли оставалась во владении короля Франции, но управлялась помещиком (фр. seigneur), что не изменило установление прямого королевского управления Новой Францией в 1663 году.

Географическое размещение

Сеньории были вершиной земельных отношений в Новой Франции, но помимо них были и другие формы владения землёй. После сеньории шёл ротурс, на пространствах французской Северной Америки их было несколько тысяч. Они были весьма однородны по своему размеру: из них 95 % занимали 40 — 200 квадратных арпанов земли, большинство из которых было не больше 120 арпанов. Ротурсы менее 40 квадратных арпенов имел малую ценность среди местного населения.

Для простоты эти земельные участки практически всегда были прямоугольного размера. Пропорции между длиной и глубиной составляли 1 к 10, однако были примеры соотношения и 1 к 100. Обычно непосредственно возле реки выделялась зона общего пользования, за которой начинались лучшие земли и владения самого помещика. Дальше от реки, за первым блоком земель, могли находиться другие. Подобный метод распределения земли давал очевидное преимущество для доступа к реке, позволявшей организовать транспортировку товаров и снабжавшей водой поселенцев, которые селились рядом с рекой на протяжении нескольких сотен ярдов, создавая протогорода.

В ответ на измельчание хозяйств и снижения их продуктивности, губернатор и интендант Новой Франции просили короля в 1744 году помочь разобраться с этим вопросом. Людовик XV в ответ установил минимальный размер обрабатываемого поселенцем участка в размере 1,5 арпента в длину и 30-40 — в ширину. Итоговая характеристика ротура стала прямо пропорциональная зависимость его размера от расстояния от ближайшего города и обратно пропорциональная — от плотности проживавшего на нём населения.

Устройство

В то время река Святого Лаврентия служила основной транспортной артерией Новой Франции, и земля по её берегам была очень востребована. Получив землю, помещики делили её дальше среди поселенцев (фр. censitaires или фр. habitants), которые расчищали и обрабатывали землю, строили дома и другие здания. В отличие от французской феодальной системы, взятой за образец, помещик не имел права наложения штрафов, это мог делать только интендант Новой Франции — уполномоченный, присланный королём. Помещик должен был построить для поселенцев мельницу, церковь и дороги.

Поселенцы платили налог помещику, называемый cens, а также другие налоги (lods и ventes) (которые часто выплачивались в натуральной форме), и должны были работать на него три дня в году (обычно приходилось прокладывать дороги) и выполнять требование tenir feu et lieu (улучшать имевшиеся земельные владения). Несоблюдение этих правил автоматически давало повод конфисковать ротур.

Поселенцы могли выделять землю для детей, когда те обзаводились семьями, но один человек не мог владеть сразу двумя ротурами согласно постановлению интенданта от 1682 года. В 1663 году половина поместий Новой Франции управлялась женщинами, так как жёны наследовали имущество мужей после их смерти, однако они довольно быстро находили нового избранника.

Во Франции сеньоры были вассалами короля, который даровал им их сеньории. Помещичья система имела отличия: помещики Новой Франции не обязательно были дворянами, и они получали землю не в собственность, а в концессию. Поместья в Северной Америке давались офицерам, представителям духовенства, а иногда даже объединениям местных жителей. В Новой Франции король был представлен интендантом, и первый интендант Новой Франции Жан Талон ввёл условие, чтобы помещики действительно жили в своих поместьях. Это позволило усилить контроль над поселением со стороны центральных властей.

Вместе с тем система была феодальной, так как доход шёл от поселенцев к сеньорам основываясь не на рыночных факторах (плодородие земли и трудовые отношения), а на установленном французской короной порядке.

Помещичья система в экономическом плане

Некоторые историки считают помещичью систему тормозом экономического развития Новой Франции. Так, Морис Альтман указывал на то, что перераспределение имущества от поселенцев в пользу сеньоров сильно повлияло на экономику области. Так как сеньоры очень редко получали свой основной доход от своего поместья, то полученные от него незначительные по размеру средства обычно шли на покупку товаров роскоши, доставляемых из Франции. Учёный полагал, что имея на руках эти средства поселенцы смогли-бы возместить эти расходы или потратить их на покупку товаров местного производства, и, таким образом, сложившаяся система привела к ущербу экономике Новой Франции и снижению её экономического роста. Несмотря на то, что потом Альтман изменил итоговые оценки, он смог рассчитать объём возможной упущенной прибыли в хозяйстве поселенца (то есть потерянных внутренних инвестиций) и подтвердить своё тезис об отрицательном влиянии сеньориальных сборов на экономику французской колонии. Другие историки, например Аллан Гриир, также указывают на то, что снижение дохода ферм поселенцев и местных производств в долгосрочном плане моглиснизить общий экономический рост.

Система после британского завоевания

После завоевания Квебека англичанами помещичья система стала препятствием для британских поселенцев. Акт о Квебеке 1774 года подтвердил использование системы французского гражданского права — и, следовательно, помещичьей системы.

Несмотря на то, что ряд поместий перешёл во владение англичан и шотландцев, сама система оставалась неприкосновенной в течение столетия.

Отмена

Помещичья система была формально отменена, когда 22 июня 1854 года Законодательная Ассамблея Провинции Канада приняла «An Act for the Abolition of Feudal Rights and Duties in Lower Canada», вступивший в силу с 18 декабря 1854 года. В соответствии с Актом был образован специальный Помещичий суд, решивший вопросы, возникшие относительно прав на собственность после отмены системы. Некоторые остатки системы продолжали существовать до XX века в виде продолжаемой собираться в отдельных местах феодальной арендной платы. Окончательно система ушла в прошлое, когда последний из таких сборов был заменён на обязательства Провинции Квебек.

Ссылки

• Mathieu, Jacques [thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1SEC827922 Seigneurial system]. The Canadian Encyclopedia. Historica Foundation of Canada. Проверено 25 апреля 2008. [www.webcitation.org/67faa5GRF Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].
• Harris Richard Colebrook. The Seigneurial System in Early Canada. A Geographical Study. — Madison: The University of Wisconsin Press, 1966. — P. 247.
• Trudel Marcel. The Seigneurial Regime. — Ottawa: Canadian Historical Association, 1956. — P. 18.
• «[web.archive.org/web/20050213025914/northernblue.ca/hconline/chapters/3/3Fdailylife.php Daily Life in New France]», in History of Canada Online (through Archive.org)
• [www.gutenberg.org/etext/4655 The Seigneurs of Old Canada, A Chronicle of New World Feudalism], in Project Gutenberg

См. также

• Огораживания

Отрывок, характеризующий Помещичья система Новой Франции

– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]