Поминки

Запрос «Девятины» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Поми́нки (помина́льный обе́д, помина́льная тра́пеза) — ритуалы, совершаемые в память умершего, главным из которых является коллективная трапеза, устраиваемая родственниками в доме покойного или на кладбище (на могиле, в специально отведённом месте) непосредственно после погребения и в определённые сроки поминовения.

Поминки у славян

Первые поминки проводятся непосредственно после погребения. Затем на второй, третий день (в.-слав. третины), в первую субботу (серб.), седьмой (серб., словен.), восьмой (словен. osmica), девятый (в.-слав. девятины), иногда также двенадцатый (полес.), двадцатый день (в.-слав. полусороковины), иногда три недели, повсеместно на сороковой день (в.-слав. сороковины, сорочины), иногда шесть недель, спустя полгода, год со дня смерти, реже в последующие годы. Это так называемые частные поминки (т. е. поминки в честь конкретного лица) в отличие от календарных поминок — поминальных трапез и сопутствующих обрядов, посвященных всем умершим. Поминки являются продолжением и завершением погребального обряда и отмечают последовательные этапы перехода души в иной мир; по прошествии года со дня смерти покойный присоединялся ко всем умершим предкам (родителям, дедам) и лишался индивидуального поминовения (у южных славян частные поминки могли совершаться и дольше — до седьмой годовщины у сербов, до девятой у болгар).

В день похорон

Первые поминки (др.-рус. тризна, страва; рус. обед, стол, горячий стол, горячина, красный стол, поминки; укр. обід, комашня; белор. гарачкі, клёцкі, хаўтуры; болг. трапеза, софра, хляб; макед. ручек, погреп, закопнина, задушница; серб. дапа, трпеза, помен, подушjе; словен. pogrebscina; польск. stypa, uczta pogrzebowa; чеш. hostiny, pohosteni) были обязательными у всех славян. У восточных славян не принято было приглашать к поминальной трапезе, считалось, что каждый участник похорон, даже незнакомый и нищий, может сесть за стол; однако в поминках запрещалось участвовать неженатой молодёжи. У русских обязательно в день похорон подавали кутью, мёд, каши, овсяный, ржаной или клюквенный кисель, в северных районах рыбные пироги, часто блины. Начиналась трапеза с кутьи, а завершалась напитком из мёда, разведённого в воде или браге, или киселём.

В другие дни

В другие дни проводили панихиду, литию или поминание на литургии, но прежде всего посещение могил, раздачу еды, иногда обед. Как правило, это были более скромные трапезы, чем в день похорон и сороковины; число и значимость этих поминок различны по регионам. У восточных славян обычай посещения могилы на следующий день после похорон (или третий день после смерти) называется «будить покойника» или «носить завтрак покойнику». В с. Линово Путивльского района Сумской области поминки второго дня назывались «в рай вводить»: «Вот нынчи схаранйли, назавтрега у рай уводють. Пайдом на могилки сходим, там падячить [попоёт] на могилках пе́вьчея. Кали́ся, если я схарани́ла мамку, мине ити́ть не сь ким, я сама паднилась, пашла, усе, пабуди́ла, паплакала: "На што ты мене, мая мацька, бросила, как жы ты мине́ адной аставила, я ж адна, как у полю палыни́на". И всё. Приходють двару [домой], со́дюцца абе́дать. Пабе́дали, и 'пять памяну́ли. Ета завёцца у рай увяли́. И всё». Там же поминки девятого дня называются «погребение»:«Де́вить дней — абе́т справляють у хати. На кладьбишша ня йду́ть. А ў хати паспива́ить, певьчея при́йдеть, паспива́ить, и панахви́ду в це́рькву но́сють на де́вить дней, паслужуть, а та да прика́зують, пайдо́мте, нынчи ж де́вить дней, абе́д бу́дить. Заве́цца пагрибе́ние, де́вить дней».

См. также: Поминальные дни у славян

Поминальная трапеза в иудаизме

Иудеи, равно как и мусульмане, поминок как таковых не устраивают. По иудейской традиции после похорон для близких родственников начинается шива — семь дней траура. Запрещено устраивать любые застолья. По возвращении с кладбища скорбящим, тем, кто соблюдает шиву, подают «трапезу сочувствия»: каждый человек должен съесть хлеб, куриное яйцо, сваренное вкрутую, и немного каши из бобов или варёную чечевицу. Во время траура нельзя есть мясо, пить вино (за исключением Суббот и праздников). Первую трапезу после похорон готовят друзья или соседи. Принято съесть что-то круглое (фасоль или варёное яйцо). Важно, что близких родственников умершего «освобождают» от приготовления пищи. Все семь дней шивы те, кто находится в состоянии траура, сидят на низких табуретках, скамейках или просто — подушках.

Однако в годовщину смерти (отсчитывается уже не со дня похорон, а от даты смерти) принято созывать родственников и друзей на памятную трапезу. На ней должны быть праздничные блюда. Но главное — не меню, а Кадиш (поминальная молитва), который произнесёт кто-либо из присутствующих, желательно мужского пола (лучше, если это сделает сын или брат покойного).

Поминальная трапеза в христианстве

В православии

Поминки по усопшему в византийско-славянской христианской традиции проводятся трижды. Первые поминки — в день похорон, то есть на третий день, принимая за первый день отсчёта сам день смерти, даже если она наступила незадолго до полуночи; вторые поминки — на девятый день, и третьи — на сороковины (40 дней). В некоторых местностях России выделяют для поминовения также двадцатый день (т. н. полусорочи́ны). Кроме того поминки устраивают через полгода, иногда и на тридцатый день. В дальнейшем поминки устраивают через год (то есть на первую годовщину смерти), на которые приходят все, кто желает помянуть, в этот день обычно принято посещать могилу умершего. Потом поминки уже в тесном семейном кругу проводят на каждую годовщину кончины, на день рождения и на именины умершего. Поминки бывают двух родов: частные, имеющие в виду одного конкретного умершего, и общие, устраиваемые в память всех покойников.

Традиция проведения поминок уходит корнями в далёкое прошлое. Подобные обычаи наблюдаются и в других вероисповеданиях различных народов, что связано с верой человека в бессмертие души. В христианской традиции обычай поминок в основном сводится к поминальной трапезе. Но поминки — это не просто еда, это особый ритуал, цель которого — помянуть человека, отдать ему дань уважения, вспомнить о его добрых делах.

Православные христиане в процессе поминальной трапезы молятся об упокоении души умершего. Каждое действие во время поминок наполнено сакральным смыслом, поэтому и меню такой трапезы необычно.

В отдельных регионах на поминки стараются без приглашения не приходить; в других же, напротив, приходят все, кто сможет присутствовать и имеет желание вспомнить скончавшегося, как дань уважения его семье. Засиживаться долго также не совсем в правилах, тем более, если вы не были очень близки умершему человеку.

Поминальная трапеза после похорон

Такие поминки устраивают непосредственно после похорон усопшего. Они проходят в память и честь чудесного воскресения Иисуса Христа на третий день и в образ Пресвятой Троицы. Считается, что первые два дня душа преставившегося остается на земле, находясь рядом с родными и посещая под сопровождением Ангела памятные ей места, которые притягивают её воспоминанием земных радостей и горестей, злых и добрых дел. В третий же день Господь повелевает ей вознестись на небо и впервые предстать для поклонения перед Богом. Весьма своевременно поэтому церковное поминовение души, представшей пред Лице Правосудного.

Проводить поминки можно в доме усопшего или в любом другом месте. В современном мире поминальный обед зачастую устраивают в кафе или ресторане, поэтому проблем с подготовкой к кушанью обычно не возникает. Если же было принято решение поминать в доме почившего, то необходимо как следует подготовиться к этому событию. Приготовления к трапезе заканчиваются, когда гроб с телом умершего доставляют на кладбище и хоронят. В первую очередь в доме обязательно нужно навести порядок, провести тщательную уборку, причём её стараются сделать до того, как покойника опустят в могилу, хотя по времени это трудно подгадать. Расставляют мебель, моют полы, весь накопившийся за три дня мусор сметают по направлению от большого угла к порогу, собирают и сжигают. Полы требуется мыть тщательно, особенно углы, ручки и порог. После уборки комнату окуривают дымом ладана или можжевельника. Уборку обычно делают сторонние люди, не состоящие в кровном родстве с покойным или/и членами его семьи. Когда все возвращаются с кладбища, начинается кушанье.

Соблюдение норм в православной поминальной трапезе требует, чтобы перед началом её кто-нибудь из близких читал 17 кафизму из Псалтири перед святыми иконами с зажжённой лампадкой или свечой. Непосредственно перед едой читают Отче наш. В идеале лучше начать с чина литии, совершаемого мирянином, или прочесть 90-й псалом. В это время с особой силой должно звучать прошение помиловать почившего. На протяжении всего застолья вспоминают усопшего. Разговор за столом должен быть благочестивым, недопустимы смех, сквернословие, весёлые песни, воспоминания о неправедных поступках покойника и прочие разговоры на отвлечённые темы, непристойные на таком мероприятии, например беседы о политике или на бытовые темы. Всех пришедших обычно усаживают за стол со словами: «Просим разделить наше горе!». Прежде чем сесть за стол, каждый гость обязательно должен вымыть руки и умыться, вытереться чистым полотенцем. Нельзя приступать к трапезе, не осенив себя крестным знамением.

Существует и особый порядок размещения людей за поминальным столом. Обычно во главе стола усаживают хозяина дома, по обе стороны от главы семьи располагаются родственники в порядке близости родства к умершему по старшинству. Детям, как правило, выделяют отдельное место в конце стола. В некоторых случаях, по желанию близких родственников умершего, их сажали рядом (по обе стороны) с отцом или матерью, если умирал кто-нибудь из родителей. Место, где обычно сидел покойный, в некоторых традициях оставляют незанятым, спинку стула украшали траурной лентой или веткой ели. Также во время поминок для умершего клали тарелку, обеденный прибор, часть блюд, которые ставятся перед его портретом. Впрочем данная традиция не считается православной, так же как и занавешивание зеркал, скорее всего это отголосок языческого прошлого. Первым блюдом на поминальном столе является кутья (коливо) — каша из цельных зёрен риса или пшеницы, заправленная мёдом и изюмом. Зёрна служат символом Воскресения, а мёд и изюм — сладость, которой наслаждаются праведники в Царстве Небесном. Кутья должна быть благословлена (освящена) во время панихиды, если такой возможности нет, то можно просто побрызгать её святой водой и прочитать любую известную молитву. Это блюдо непременно должен хотя бы попробовать каждый присутствующий. Сначала его отведывают ближайшие родные и друзья, и только потом все остальные. Не следует поминать усопшего за столом водкой или другими крепкими алкогольными напитками. Кроме кутьи, обязательным поминальными блюдами на Руси считаются традиционные для русской кухни блины и кисель. Блин у славян издавна ассоциировался с солнечным диском, а следовательно, с новой жизнью, началом возрождения. Блины принято употреблять с мёдом, а кисель пьётся после поминок всеми уходящими. Его, так же как и кутью, должны попробовать все гости. Ещё одним традиционным напитком на поминках может быть сыта (вода, подслащенная мёдом), её обычно подают вместе с кутьёй в самом начале поминок. Прочая еда на поминальной трапезе подаётся с соблюдением требований поста: в постные дни — постная, в мясоед — скоромная. Меню обычно составляется с учётом особенностей традиций, принятых в данной местности.

Пища на столе должна быть простой, без особых изысков, так как последние мешают процессу поминок. Сервировка стола обычная. Пищу подают в обычной посуде, по возможности, спокойной цветовой гаммы. Поминальный стол можно украсить ветками ели, брусники, мирта, чёрной траурной лентой. Скатерть стелят однотонную, не обязательно белого цвета, чаще приглушенных тонов, которую по краям можно декорировать чёрной лентой. При каждой смене блюд православные стараются прочесть краткую молитву: «Упокой, Господи, душу раба Твоего (рабы Твоея, раб Твоих) новопреставленного (ой, ых) (имя), и прости ему (ей, им) вся согрешения его (её, их) вольная и невольная и даруй ему (ей, им) Царствие Небесное. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь».

Православные заканчивают трапезу благодарственной молитвой «Благодарим, Тя, Христе Боже наш…» и «Достойно есть…», а также пожеланием благополучия и выражением сочувствия родным умершего. Благодарить за угощение не было принято. То, что не успели съесть непосредственно за столом, отдают с собой («на вынос»), чтобы помянули, придя домой. Также часть еды можно отнести в церковь на помин души.

Во время Великого поста, если поминки (третий, девятый, сороковой дни, годовщина) приходятся на его первую, четвертую и седьмую неделю, родные и близкие усопшего никого не приглашают. Эти недели — особенно строгие. За столом в такие дни принято собираться лишь самым близким покойному людям: родителями, супругам, детям, внукам, братьям и сёстрам, ближайшим друзьям. Если день поминок пришёлся на будний день других недель Великого поста, поминки переносят на субботу или воскресенье. На поминках мужчины должны быть с непокрытой головой, а женщины, напротив, с головными уборами. Если людей пришло много, то усаживаются в несколько заходов.

На поминки в день прощания с усопшим могут быть приглашены все, кто был на кладбище, так как поминальная трапеза проводится сразу после похорон, особо приглашались те, кто непосредственно помогал с похоронами: обмывал и обряжал покойного, рыл могилу, нёс гроб с телом, читал молитвы, духовенство и церковный причт, участвовавшие в отпевании покойника и сопровождавшие гроб на кладбище. В дореволюционной России старались пригласить убогих и нищих, так как рассматривали поминки как своего рода милостыню для всех, кто на ней присутствует.

Поминальная трапеза на девятый день (девяти́ны)

Поминовение умершего в этот день совершается в честь девяти чинов ангельских, которые, как слуги Царя Небесного, ходатайствуют о помиловании преставившегося.

После третьего дня душа в сопровождении ангелов заходит в райские обители и созерцает их несказанную красоту, вплоть до девятого дня ей показывают загробный мир. В таком состоянии она пребывает шесть дней. Затем, на девятый день, Господь повелевает ангелам представить душу к Нему на поклонение и душа с трепетом и страхом снова предстает перед Ним. Поминовение и молитвы в этот день помогают ей пройти это испытание достойно, все просьбы к Господу — о водворении души усопшего вместе со святыми.

В этот день служится панихида. На поминки в этот день принято приглашать только близких друзей и родственников почившего.

Поминальная трапеза на сороковой день (сорокови́ны, сорочи́ны)

Церковь установила совершать поминовение в сороковой день после смерти, чтобы душа преставившегося взошла на святую гору небесного Синая, удостоилась лицезрения Божества, достигла обетованного ей блаженства и водворилась в небесных селениях с праведными. На выбор для особого поминовения 40-го дня также существенное влияние оказало и то, что Иисус Христос по Воскресении Своем вознесся на Небо святое именно в этот срок.

После вторичного поклонения Господу ангелы отводят душу в ад, и она созерцает жестокие муки нераскаявшихся грешников. В сороковой же день душа в третий раз возносится на поклонение Богу, и тогда, на 40-й день, решается её участь — по земным делам усопшего и его духовному состоянию души Господом назначается место пребывания в ожидании Страшного Суда. Это происходит после того, как она в период с 9-го до 40-го дня ходит по мытарствам и познает совершённые грехи.

Поминовение и молитвы в сороковой день чрезвычайно важны. Они в этот день призваны постараться загладить грехи покойного. Но и после него поминовение не прекращается, только теперь оно бывает в памятные дни — день рождения, смерти, именины покойного.

На сороковой день приходят все, кто желает помянуть ушедшего из жизни человека.

Для православного верующего день смерти ближнего — это день рождения в новую, вечную жизнь, и проводить его в эту новую жизнь надо достойно и благочестиво.

В католицизме

Католики обязательно поминают усопших в День всех усопших верных — 2 ноября. Также поминают на третий, седьмой и 30-й дни после смерти, но эта традиция не строгая, на усмотрение родственников. Поскольку Католическая Церковь включает множество поместных Церквей и практикует разнообразие обрядов, местные традиции поминовения усопших по всему миру также весьма разнообразны.

Поминальная трапеза в исламе

В исламе поминальные обеды не приняты. По шариату запрещается, по крайней мере в первые три дня траура, забивать любой скот и устраивать угощения в доме умершего, а после позволяется лишь устраивать благотворительные угощения для обездоленных и нуждающихся стариков и сирот или раздавать им мясо жертвенного скота. Именно это шариат разрешает, но не заставляет делать. По шариату устраивать угощения в траур — грех, они, согласно исламу, допустимы только в дни радости и довольства, то есть в праздники. Поэтому в мусульманских традициях нет каких-то конкретных поминальных блюд, они могут быть такими же, как в повседневной жизни. Но специальный порядок поминальных трапез в некоторых исламских культурах (например, татарской, узбекской и некоторых других) строго соблюдается и берёт начало, по-видимому, из доисламских традиций.

Так же как и в православии, в исламе поминки разделяются на частные (по определенному покойнику) и общие поминальные дни. Поминки по определенному покойнику (то есть частные) включают в себя поминки в день похорон, на 3-й день после смерти, на 7-й, 40-й день и через год.

В мусульманские поминальные обряды входит многократное проведение поминок. Важно не содержание стола, а форма обрядов: на поминках мужчины и женщины находятся в разных помещениях, и следовательно, сидят за разными столами. Если помещение одно, то в поминках участвуют исключительно мужчины. На поминках сначала подаются сладости, чай с сахаром, затем плов. Перед поминками читается молитва, а собственно поминки проходят в полном молчании. По мусульманскому обычаю, горе следует переносить терпеливо, поэтому, хотя шариатом не запрещается оплакивать умершего, делать это следует максимально тихо. Трапеза проводится быстро, по её окончании все молча встают и уходят вновь на кладбище.

Как и при обычной трапезе, на мусульманском поминальном столе присутствуют сладкие блюда и плов. Каждый четверг до того, как наступит сороковой день после смерти, мусульмане устраивают сладкое чаепитие в честь умершего. Для этих поминок готовится халва из муки, масла и сахара. Трапеза заключается в кратковременном чаепитии, после которого все уходят. Поминальные сладости символизируют сладкую загробную жизнь для окончившего земной путь мусульманина.

См. также

• Сороковины
• Поминальные дни
• Годовщина смерти

Литература

1. Поминки / Толстая С. М. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2009. — Т. 4: П (Переправа через воду) — С (Сито). — С. 162—169. — ISBN 5-7133-0703-4, 978-5-7133-1312-8.

Ссылки

• [www.memoriam.ru/russkij-pravoclavnyj-obryad Русский православный обряд]
• [www.requiem.ru/rituals/doc66/ Романова Н. Поминальная трапеза - поминки]
• [www.pominki.net/tradicii-mus.html Мусульманские поминки]

Отрывок, характеризующий Поминки

[Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер.]
– Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paterienite, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что то неожиданно грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et a vous seule je puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети – обуза моего существования.] – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente a nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40.000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
– Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voila l'avantage d'etre pere. [Вот выгода быть отцом.] Она богата, ваша княжна?
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]


Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.