Помона (корвет, 1806)
«Помона» — парусный корвет Балтийского флота России. Участник англо-русской и Отечественной войн.
Описание судна
Один из трёх парусных корветов типа «Флора». Длина судна по сведениям из различных источников составляла от 32,5 до 32,51 метра, ширина от 8,77 до 8,8 метра, а осадка — 4,2 метра. Вооружение судна состояло из двадцати двух 18-фунтовых карронад[1][2].
История службы
Корвет «Помона» был заложен в Главном адмиралтействе Санкт-Петербурга в 1805 году и после спуска на воду 19 июля 1806 года вошел в состав Балтийского флота России. Строительство вёл корабельный мастер Г. С. Исаков[1][2].
В 1807 году выходил практическое плавание в Балтийское море[2].
Принимал участие в боевых действиях против английского и шведского флотов в Балтийском море в 1808 и 1809 годах во время англо-русской войны. В составе отряда капитана 2-го ранга графа Л. П. Гейдена с 26 по 28 мая 1808 года перешел из Кронштадта в Свеаборг для усиления его обороны. 15 июля покинул Свеаборг и присоединился к эскадре адмирала П. И. Ханыкова, в составе которой ушёл к Гангуту. До 13 августа эскадра находилась в крейсерстве у Гангута и Юнгферзунда, но, после встречи с превосходящим по численности англо-шведским флотом, взяла курс к берегам России и 14 августа вошла в Балтийский порт. После ухода флота противника 20 сентября эскадра вышла из Балтийского порта и 30 сентября прибыла в Кронштадт. В 1809 году корвет выходил в крейсерские плавания в Финский и Ботнический заливы, а в следующем году — в практическое плавание в Финский залив. В 1811 нёс брандвахтенную службу в Свеаборге[2].
Принимал участие в Отечественной войне 1812 года и войне с Францией 1813—1814 годов. С мая по июль 1812 года в составе отряда капитана 2-го ранга И. С. Тулубьева выходил в крейсерские плавания в Балтийское море для защиты торговых судов от французских каперов, после чего вернулся в Свеаборг. С июля по сентябрь принимал участие в блокаде Данцига. C 1814 по 1820 год выходил в практические плавания в Балтийское море и Финский залив[2].
В 1823 году корвет «Помона» был разобран[1][2].
Командиры корвета
Командирами корвета «Мельпомена» в разное время служили[2]:
- М. И. Миницкий (1807 год).
- И. Т. Быченский 5-й (1808–1809 годы).
- П. П. Мистров (1810–1813 годы).
- Ф. П. Тебеньков (1816 год).
- И. Е. Гаврино (до июня 1819 года).
Напишите отзыв о статье "Помона (корвет, 1806)"
Примечания
Литература
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат. — (Корабли и суда Российского флота).
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007.
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Помона (корвет, 1806)
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
