Поморский, Адам

Адам Поморский
Награды и премии:	Международная отметина имени отца русского футуризма Давида Бурлюка

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Адам Поморский (польск. Adam Pomorski; род. 16 мая 1956, Варшава) — польский поэт, историк литературы, эссеист, переводчик.

Биография и труды

Окончил Институт социологии Варшавского университета. Автор трудов о русской культуре и словесности, составитель и комментатор многих изданий русской, украинской, белорусской литературы на польском языке.

Переводит поэзию и прозу с английского, немецкого, русского, украинского и белорусского (Блейк, Китс, Йейтс, Т. С. Элиот, Гёте, Рильке, Пушкин, Достоевский, Чехов, Бунин, Ремизов, Вяч. Иванов, Хлебников, Есенин, Волошин, Гумилёв, Ахматова, Мандельштам, М. Цветаева, Б. Лившиц, Тынянов, Вагинов, Хармс, Введенский, Замятин, Шаламов, В. Гроссман, Наталья Горбаневская, Асар Эппель, Владимир Некляев, Андрей Хаданович и др.).

С 1999 — вице-президент Польского ПЕН-Клуба, с 2010 возглавляет Польский ПЕН-Клуб ([ksiazki.wp.pl/tytul,Adam-Pomorski-zostal-prezesem-PEN-Clubu,wid,15596,wiadomosc.html?ticaid=1d857]). Доктор гуманитарных наук по специальности Литературоведение (2011).

Награды и премии

• Международная отметина имени отца русского футуризма Давида Бурлюка

Книги

• Sąd kapturowy (1983, книга стихов)
• Duchowy proletariusz: przyczynek do dziejów lamarkizmu społecznego i rosyjskiego kosmizmu XIX—XX wieku (na marginesie antyutopii Andrieja Płatonowa) (1996)
• Imperialna baba (2003)
• Sceptyk w piekle: z dziejów ideowych literatury rosyjskiej (2004)

Признание

Премии журнала «Literatura na Świecie» (1983, 1985, 2008), Товарищества переводчиков Польши (1994, 1998), польского ПЕН-Клуба за переводческую деятельность (1994), Министра культуры Польши (2006), премия имени Норвида (2008) и др. Почётный знак МИД Польши «Bene Merito» (2012).

Публикации на русском языке

• Пустое место/ Пер. В.Британишского// Польские поэты ХХ века: Антология. Т.2. — СПб.: Алетейя, 2000. — С. 497—500.
• [www.novpol.ru/index.php?id=924 Поморский об Ахматовой]
• Мандельштам в Польше/ Пер. Нат. Горбаневской// Иностранная литература. — 2011. — № 10. — С. 246—254.
• [www.novpol.ru/index.php?id=809 Поморский о Нат. Горбаневской]
• [ru-ru.facebook.com/note.php?note_id=223125837713597 Поморский о польских мифах и польском театре]

Ссылки

• [kulturapolshi.ru/events.php?id=27 На сайте Польского культурного центра в Москве]
• [www.svobodanews.ru/content/transcript/24258133.html Адам Поморский на Радио Свобода]  (рус.)
• [video.yandex.ru/users/tfn/view/26/# Поморский и Горбаневская на Яндексе (видео)]
• [www.rubl.uj.edu.pl/pracownicy/fiszka.php?os=01_przebinda&jed=KKSW&opis=przeb_rzp1&w=1 Рецензия на перевод Поморским романа «Братья Карамазовы»]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Поморский, Адам

Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.