Пономарь

Понома́рь (официально Парамона́рь; от др.-греч. παραμοναριος — «приставник», «привратник», «придверник») — служитель православной Церкви, обязанный звонить в колокола, петь на клиросе и прислуживать при богослужении. В Типиконе «пономарь» часто обозначается терминами кандиловжига́тель и параекклисиа́рх (см. главы 1-ю и 2-ю). В России пономарь уважительно именуется — алтарник, а в простонародье — дьячок, реже — послушник.

Обязанности

В древней Церкви его обязанностью было поддержание порядка в храмах и неотлучное пребывание при священных местах, например, в Вифлеемской пещере, где родился Спаситель, на Голгофе, как для охраны их от святотатства, так и для оказания различных услуг паломникам.

Он наблюдал за имуществом храма, возжигал светильники перед богослужением и гасил их по окончании его. Со временем к обязанности пономаря было отнесено чтение и пение за богослужением, принесение в алтарь просфор, вина, воды, ладана, приготовление и подача священнослужителям кадильницы и теплоты, призывание верующих к богослужению колокольным звоном и, наконец, уборка храма и алтаря.

С конца XIX века в Русской Церкви термин используется неофициально — назначение на должность пономаря благословляется (разрешается) настоятелем храма без письменного приказа. Обязанности пономарей разделены между свещеносцами, звонарями, певчими, алтарниками, псаломщиками (чтецами), старостами храма.

За богослужением пономарь облачается в стихарь, предварительно испрашивая на это благословение у священника, который будет совершать богослужение. Право ношения стихаря дается пономарю благословением правящего архиерея епархии. Некоторым пономарям даётся право ношения подрясника.

В древности обязанности пономарей не редко выполняли диакониссы. В женских монастырях пономарят (алтарничают) назначенные, обычно пожилые, монахини.

Пономарские обязанности ложатся также и на постриженных чтецов и на незадействованных иподиаконов. Некоторые священнослужители, попавшие под церковный запрет, сохраняют законное право участвовать в активной церковной жизни только в роли пономарей.

Обычно в каждом храме несколько пономарей. В будничные дни они по очереди несут свою череду, а на более торжественные воскресные и особые праздничные богослужения — собираются купно.

В искусстве

• Чудо архангела Михаила в Хонех — пономарь Архипп Херотопский, для спасения которого архангел Михаил совершил чудо.
• Видение пономаря Тарасия — новгородский пономарь XVI века, которому явился св. Варлаам Хутынский с предсказанием; икона на этот сюжет
• Явление Божией Матери и святителя Николая Мирликийского пономарю Георгию (Юрышу), Тихвинская икона Божией Матери (Беседная) с изображением явления Богоматери пономарю Георгию — в 1395 году на реке Тихвинке.
• Пономарские двери — боковые двери иконостаса

святые:

• Авундий (пономарь)
• Архипп Херотопский

См. также

• Пономарёв

Ссылки

• [www.pravoslavie.ru/smi/37552.htm Я − пономарь] — «Чем же все-таки занимается в храме пономарь?»
• [www.pravoslavie.ru/smi/69018.htm Тихий подвиг. 101-летний пономарь за праведную жизнь пострижен в схимонахи]

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Пономарь

– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»