Пономарёв, Евгений Петрович
Поделись знанием:
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
| Евгений Петрович Пономарёв |
Евгений Петрович Пономарев (4 февраля 1852 — 3 февраля 1906), русский театральный художник и либреттист. С 1869 по 1882 учился в Петербургской Академии художеств. За время учебы получил медали: 2 серебряные в 1876 г., 2 серебряные в 1877 г. и 2 серебряные в 1878г. В 1882 г. получил звание классного художника 3 степени. После окончания Академии художеств первое время работал в качестве художника в "Живописном Обозрении" и других периодических изданиях. С 1887 г. служил художником при петербургской Дирекции императорских театров, занимал должность заведующего постановками по костюмной части. Во время его работы еще не практиковался метод создания единого художественного образа спектакля. Разные акты оформлялись разными художниками, а костюмы делал другой художник. Таким образом, над одним спектаклем одновременно трудился целый ряд художников. В этой системе разделения труда Е. П. Пономарёв в основном создавал сценические костюмы для постановок в Мариинском и Эрмитажном театрах, спектаклей в Петергофе, Мраморном дворце, Большом театре в Москве. Пономарев участвовал в постановке пьес в т. н. «Измайловских досугах» (1895—1902). По его рисункам было исполнено много костюмов для грандиозного бала-маскарада 1903 г. в Эрмитаже. Его костюмы отличались тщательной проработкой цветового решения, стремлением к роскоши и фееричности, однако часто он достигал исторической достоверности. Пономарев занимался истории русского костюма, последние шесть лет жизни особенно усиленно изучал материалы, предполагая представить свой труд Академии наук на соискание Уваровской премии. Пономарёву принадлежит либретто нескольких опер.
Костюмы Пономарёва к операм
- 1886 — опера М. И. Глинки «Руслан и Людмила», либретто В. Ф. Ширкова по одноимённой поэме А. С. Пушкина
- 1890 — первая постановка оперы П. И. Чайковского «Пиковая дама» (по одноименной повести А. С. Пушкина), либретто М. И. Чайковский.
- 1892 — премьера оперы-балета Н.А, Римского-Корсакова «Млада», основана на древних сказаниях прибалтийских славян. постановка — Палечек.
- 1893 — опера Дж. Верди «Аида», либретто А. Гисланцони по сценарию О. Ф. Мариета.
- 1905 — первая постановка на русском языке оперы Бетховена «Фиделио», постановка — Палечек, декорации — Ламбин. В ролях: Фернандо — Григорович, Пизарро — Шаронов, Флорестан — Ершов, Леонора (Фиделио) — Черкасская, Рокко — Серебряков, Марцелина — Михайлова
- 1905 — опера Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка» по одноименной пьесе А. Н. Островского.
Костюмы для балетов
- 10 ноября 1885 балет Ц.Пуни «Дочь фараона» в 3 актах 9 картинах с прологом и эпилогом по новелле Т. Готье «Роман мумии», сценарий Ж. А. Сен-Жоржа и М. И. Петипа. Декорации от постановки 18.1.1862 художников. А. А. Роллера и Г. Г. Вагнера, костюмы-Е. П. Пономарёва и П. Григорьева; Аспиччия — В. Цукки (позже Е. П. Соколова, М. Н. Горшенкова и др.). Возобновление спектакля 21.10.1898 c декорациями П. Б. Ламбин, О. К. Аллегри, И. М. Смирнов, К. М. Иванов, В. Т. Перминов; В ролях: Лорд Вильсон и Таор — П. А. Гердт, Джон Буль и Пасифонт — С. И. Лукьянов, Мумия и Аспиччия — М. Ф. Кшесинская, Король Нубии — Ф. И. Кшесинский, Фараон — Н. С. Аистов, Рамзея — А. X. Иогансон.
- 6 декабря 1887 — фантастический балет Л. Ф. Минкуса «Фиаметта», сценарий А. Сен-Леона, постановка в 4 актах балетмейстеров М. И. Петипа и Л.Иванова. Фиаметта — Э. Корнальба.
- 25 октября 1888 — балет Ц.Пуни «Катарина, дочь разбойника», в 3 актах 5 картинах. Сценарий Ж. Перро по биографии итальянского художника 17 века Сальватора Розы, балетмейстер — Э. Чеккетти, декорации — Г. Левот, М. И. Бочаров, Катарина — Л. Альджизи.
- 25 января 1889 — фантастический балет Р. Е. Дриго «Талисман» в 4 актах 7 картинах с прологом и эпилогом по сценарию К. А. Тарновского и М. И. Петипа, Мариинский театр, балетмейстер — М. Петипа, декорации — Г. Левот, И. П. Андреев, М. И. Бочаров, М. А. Шишков. Элла — Э. Корнальба.
- 19 января 1892 — балет Ж. Шнейцхоффера «Сильфида», в 2 актах по сценарию А. Нурри, Мариинский театр, балетмейстер М. И. Петипа, декорации — Г. Левот, М. И. Бочаров. В ролях: Сильфида — В. А. Никитина, Джеймс — П. А. Гердт
- 6 декабря 1892 — балет П. И. Чайковского «Щелкунчик», либретто М. И. Петипа по сказке Э. Т. Гофмана, Мариинский театр, балетмейстер Л. И. Иванов. декорации М. И. Бочаров и К. М. Иванов, костюмы — Всеволожский и Пономарёв). В ролях Клара — Белинская, Фриц — Василий Стуколкин, Щелкунчик — С. Г. Легат, фея Драже — Дель-Эра, принц Коклюш — П. А. Гердт, Дроссельмейер — Т. Стуколкин
- 1894 — балет-пантомима Л. Делиба «Коппелия» в 2 актах 3 картинах, по мотивам повести-сказки Э. Т. А. Гофмана «Песочный человек», сценарий Ш. Нюитера, А. Сен-Леона, Мариинский т-р, балетм. Э. Чеккетти (по Петипа), декорации И. П. Андреев, Г. Левот, П. Б. Ламбин; Сванильда — Пьерина Леньяни.
- 15 января 1895 — балет П. И. Чайковского «Лебединое озеро», Мариинский театр, балетмейстеры М. И. Петипа и Л. И. Иванов, декорации — И. П. Андреев, М. И. Бочаров, Г. Левот. В ролях: Одетта-Одиллия — П. Леньяни, Зигфрид — П. А. Гердт, Ротбарт — А. Д. Булгаков.
- 6 декабря 1895 балет Ц.Пуни «Конёк-Горбунок», по одноимённой сказке П. П. Ершова. В 4 актах 9 картинах, сценарий А. Сен-Леона, балетмейстер — декорации. К. М. Иванов, Г. Левот, П. Б. Ламбин. В ролях: Царь-девица — П. Леньяни, Иванушка — А. В. Ширяев, Хан — Ф. И. Кшесинский.
- 21 января 1896 — одноактный характерный балет И. И. Армсгеймера «Привал кавалерии», сценарий балетмейстера М. И. Петипа. Мариинский театр, декорации Г. Левот. В ролях: Тереза — П. Леньяни, Пьер — П. А. Гердт, Мария -М. М. Петипа. Уланский корнет — С. Г. Легат, Гусарский ротмистр — А. Ф. Бекефи, Гусарский полковник — С. И. Лукьянов, Уланский офицер — И. Ф. Кшесинский.
- 21 января 1896 — анакреонтический балет в 2 актах К. А. Кавоса «Ацис и Галатея», Мариинский театр, балетмейстер Л. И. Иванов, декорации В. Перминов. В ролях: Полифем — Н. С. Аистов, Галатея — Л. А. Рославлева, Ацис — С. Г. Легат. Гименей — О. И. Преображенская, Амур — В. А Трефилова.
- 13 января 1899 — балет А. Адана, «Корсар» по одноимённой поэме Дж. Байрона, сценарий Ж. А. Сен-Жоржа, Ж. Мазилье, Мариинский театр, в 4 актах, 5 картинах, декорации О. К. Аллефи, В.Суреньянц, С. H. Воробьёв, П. Б. Ламбин. В ролях: Медора — П. Леньяни, Конрад — П. А. Гердт.
- 17 января 1900 — одноактный балет А. К. Глазунов «Барышня-служанка, или испытание Дамиса» сценарий балетмейстера М. И. Петипа, Эрмитажный театр, декорации — П. Б. Ламбин. В ролях: Графиня Люсинда — Ж. Чеккетти, Изабелла — П. Леньяни, Маринетта — К. М. Куличевская, Дамис — П. А. Гердт, Фронтен — Н. Л. Гавликовский.
- 10 февраля 1900 (Эрмитажный театр), 13 февраля 1900 (Мариинский театр) — балет в 2 актах Р. Е. Дриго «Арлекинада», сценарий и балетмейстер М. И. Петипа, декорации О. К. Аллегри. В ролях: Кассандр- Э. Чеккетти, Коломбина- М. Ф. Кшесинская, Арлекин — Г. Г. Кякшт, Пьеретта — О. И. Преображенская, Пьеро — С. И. Лукьянов, Нотариус — А. П. Уракова.
- 7 февраля 1900 — аллегорический балет А. К. Глазунова «Времена года» в 1 акте 4 картинах, либретто балетмейстера М. И. Петипа, Эрмитажный театр., декорации П. Б. Ламбин. В ролях: Зима: Иней — А. П. Павлова, Зима — А. Д. Булгаков, Лед — Ю. Н. Седова, Град — В. А. Трефилова, Снег — М. М. Петипа; весна: Роза — О. И. Преображенская, Ласточка — В. Т. Ряхлыкова, Зефир — Н. Г. Легат; лето: Колос — М. Ф. Кшесинская, Фавн — М. К. Обухов, Сатиры — А. В. Ширяев, А. А. Горский; осень: Вакханка — М. М. Петипа, Вакх — П. А. Гердт.
- 25 января 1901 — балет Л. Ф. Минкуса «Баядерка», в 4 актах 7 картинах с апофеозом, сценарий М. И. Петипа, С. Н. Худеков. Большой театр, балетмейстер А. А. Горский, декорации Аллегри, Иванов, Квапп, Ламбин. В ролях: Никия — Л. А. Рославлева, Сочор — М. М. Мордкин, Гамзатти — С. В. Фёдорова, Великий брамин — В. Ф. Гельцер.
Напишите отзыв о статье "Пономарёв, Евгений Петрович"
Литература
- Русский балет: Энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия; Согласие, 1997. — 632 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-85370-099-1
- Театральная энциклопедия в 6 т. Советская энциклопедия.
Отрывок, характеризующий Пономарёв, Евгений Петрович
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
