Понсонби, Артур

Артур Понсонби
Arthur Augustus William Harry Ponsonby
Место рождения:	Виндзорский замок, Виндзор, Великобритания
Место смерти:	Hindhead, Суррей, Великобритания
Род деятельности:	писатель, политик и общественный деятель
Годы творчества:	1900—1946
Язык произведений:	Английский

Артур Август Уильям Гарри Понсонби, 1-й барон Понсонби Шёлбредский (16 февраля 1871 — 23 марта 1946) — британский политик, писатель и общественный деятель. Приходился третьим сыном сэру Генри Понсонби — личному секретарю королевы Виктории, правнуком Фредерику Понсонби — 3-му графу Бессборо и младшим братом Фредерику Эдварду Грею Понсонби — 1-му барону Сисонби. Ему часто приписывают авторство фразы: «Когда объявлена война, первой её жертвой становится правда», встречающейся в его книге «Ложь во время войны» (1928). Однако почти идентичную фразу произнёс американский сенатор Хирам Джонсон в 1917 году: «Первой жертвой начавшейся войны становится правда».

Биография

Детство

Артур Понсонби, родился в Виндзорском замке 16-го февраля 1871 в семье Личного секретаря Королевы Виктории — сэра Генри Понсонби (1825—1895). Он принадлежал по своему происхождению к высшей придворной знати и в возрасте 11-лет был назначен вторым почётным пажом королевы Виктории. В списке его основных обязанностей входило присутствие на торжественных событиях с участием королевы. Ему приходилось нести шлейф платья королевы Виктории и выполнять ряд других почётных работ присущих слугам сравнительно низкого ранга, в качестве которых выступали сыновья английской аристократии и дворянства. Он получил образование в Итон-Колледже и Баллиол-колледже(1890—1892). После окончания колледжа он выбирает юридическую и дипломатическую профессию и для совершенствования французского и немецкого языков до 1894 года проводит за границей.

Карьера

С 1894 г. он занимает различные посты в министерстве иностранных дел, работая как в Великобритании, так и за границей. По своим дипломатическим обязанностям он работает в Константинополе и Копенгагене, после чего, в 1890 году возвращается на родину и женится на Доротее Пэрри — дочери композитора Чарльза Хьюберта Гастингса Пэрри. Они строят дом в Монастыре Shulbrede в Линчмере. Вскоре у них рождается двое детей: дочь Элизабет (1900) и сын Мэтью (1904).

В начале XX века он Артур Понсонби становится членом либеральной партии. Он делает попытку сделать самостоятельную политическую карьеру и ради достижения своей цели в 1902 году подает в отставку из министерства иностранных дел. Он служит в офисе Liberal Central Association, а затем в 1906 году, после поражения в 1906 году на всеобщих выборах в Тонтоне, назначается главным личным секретарем премьер-министра Великобритании, Генри Кэмпбелл-Баннермана. После смерти Кэмпбелл-Баннермана в 1908 году, Ponsonby участвует в довыборах в Stirling Burghs (UK Parliament constituency) и выигрывает их. Как отмечает его биограф Раймонд А. Джонс : «Он достиг известности почти сразу после своего избрания, проголосовав против планируемой поездки короля в Россию, в результате оказался исключенным из списка царских гостей. В результате этой бури в чашке чая он зарекомендовал себя как радикал, настроенный против либерального империализма».

К 1910 году Артур Понсноби является влиятельным членом Палаты общин. К этому времени относятся его первые заметные публикации. В этом же году выходит в свет его работа «Верблюд и игольное ушко» («The camel and the needle’s eye»), а в 1912 году «Упадок аристократии» («THE DECLINE OF ARISTOCRACY»). Содержание его книг свидетельствует о занятии им левых позиций, с ярко выраженной пацифистской направленностью. Понсонби выступает с резкой критикой внешней политики Великобритании, проводимой премьер-министром Гербертом Генри и, поддерживающим его министром иностранных дел Эдуардом Греем .

Активная колониальная экспансия вызывает негодование Артура Понсонби, он так же является противником заключенного в 1907 году соглашения с Россией, способствовавшего окончательному оформлению Антанты. Он считает, что подобная политика содействовала к подготовке и развязыванию Первой мировой войны 1914—1918, а позднее категорически выступает против участия в ней Великобритании. Именно по этой причине он выступает и против увеличения военных расходов. Артур Понсонби совместно с историком Чарльзрм Тревельяном, журналистом Эдмундом Морелем, политиком Джеймсом Макдональдом и рядом других известных общественных деятелей создают «Союз демократического контроля», который становится ведущей антивоенной организацией Великобритании.

Однако антивоенные настроения не были популярны в английском обществе, как следствие он, шедший на выборы как «независимый демократ», как и другие кандидаты в депутаты, выступающие против войны, потерпел поражение на всеобщих выборах 1918 года. После окончания Первой мировой войны Артур Понсонби присоединяется к Лейбористской партии, и в 1922 году на всеобщих выборов становится депутатом от Sheffield Brightside Палаты общин. Он занимает различные должности в лейбористском правительстве Рамсей Макдональда. В 1924 году он становится заместителем министра иностранных дел. В 1925 году Понсонби публикует заявление об отказе в поддержке любых правительств, прибегающих к решению проблем с помощью военной силы. За два года петицию с поддержкой этого предложения подписали 128770 человек. В следующем году, он опубликовал свою работы «Ложь во время войны» («FALSEHOOD IN WAR-TIME») посвященную пропаганде периода Первой мировой войны. Он писал:

«Ложь — признанное и в высшей степени полезное во время войны оружие. Поэтому каждая страна широко пользуется ею для того, чтобы обмануть свой народ, склонить в свою пользу нейтральные страны и ввести в заблуждение врага...»

Понсонби настаивал на том, что все споры между странами можно урегулировать либо путём дипломатических переговоров либо в форме международного арбитража.

В 1930 году Артур Понсонби был возведен в звание пэра, приняв титул 1-го барона Понсонби Шёлбредского. Он являлся лидером Лейбористской партии в Палате лордов с 1931 до 1935 года до своей отставки, состоявшейся в связи с несогласием политики партии в отношении санкций против Италии за вторжение в Абиссинию во время Второй итало-эфиопская войны. Понсонби становится лидером движения за мир в Великобритании. Мартин Седел (Martin Ceadel), автор работы «Пацифизма в Великобритании 1914—1945» ("Pacifism in Britain 1914—1945 ") называл его ведущим британским пацифистом.

11 ноября 1937 в день празднования очередного «Дня памяти» («Remembrance Day»), посвященного годовщине подписания Первого компьенского перемирия, положившего фактически конец военным действиям Первой мировой войны, Артур Понсонби организует альтернативное празднование этого события.

Последние годы

После начала Второй мировой войны Понсонби отходит от активной политической деятельности. Во многом это было вызвано ухудшением состояния здоровья. К этому времени относится его последняя значительная работа — биография отца («Генри Понсонби, личный секретарь королевы Виктории: его жизнь и письма».) В 1942 году она была удостоена древнейший литературной премией Британии James Tait Black Memorial Prize.

15 мая 1940 года он вышел из Лейбористской партии, выступив против её решения присоединиться к национальному правительству, возглавляемым Уинстоном Черчиллем. В сентябре 1943 года в результате инсульта, после которого он не смог оправиться, Артур Понсонби теряет работоспособность. 23 марта 1946 Артур Август Уильям Гарри Понсонби, 1-й барон Понсонби Шёлбредский скончался в доме престарелых в Hindhead.

Ссылки

• [spartacus-educational.com/TUponsonby.htm Биографический обзор на «Spartacus Educational»]
• [www.bodley.ox.ac.uk/dept/scwmss/wmss/online/modern/ponsonby/ponsonby.html Краткая информация на «Bodleian Library» Оксфордского университета]
• [www.aitrus.info/node/3876 «Ложь во время войны»] — сокращенный перевод.
• [archive.spectator.co.uk/article/19th-october-1912/19/the-decline-of-aristocracy-pe-is-impossible-not-to О работе «Упадок аристократии»]
• [list.english-heritage.org.uk/resultsingle.aspx?uid=1025945 Информация о SHULBREDE]

Отрывок, характеризующий Понсонби, Артур

Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.