Понт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Понт (др.-греч. Πόντος, лат. Pontos, арм. Պոնտոս, груз. პონტო) — древнегреческое название для северо-восточной области Малой Азии, на севере примыкавшей к Понту Эвксинскому (др.-греч. Εὔξενος Πόντος, лат. Pontos Euxinus) — Гостеприимному морю, ныне Чёрному морю.





География

В разное время границы Понта изменялись: первоначально он занимал узкую полосу от мыса Язония до реки Галис; позднее, когда создалось Понтийское царство, Понт граничил с Вифинией на западе и Арменией на востоке, с Каппадокией, Галатией, Малой Арменией на юге.

Страна была изрезана горами и носила дикий характер, но долины отличались большим плодородием: здесь произрастали в обилии различные роды хлебных растений (особенно пшеница и просо), плоды (оливы), также было много лесов. Из представителей животного царства особенно славились понтийские пчёлы и бобры; из минералов добывалось железо, соль. Из гор Понта замечательны Париадр, Скодиз (Скордиск), Лифр (греч. Λίθρος), Офлим, Техес. Мысы Понтийского побережья следующие: Гераклий Язоний, Боон Зефирий, Коралла и Священная гора (греч. τό ίερόν όρος). От устья реки Галиса до мыса Гераклия тянулся Амизенский залив, восточнее — Котиорский залив. Реки Понта: Галис, Ликаст, Хадизий, Ирис с Ликом и Скилаком, Фермодонт, Фоарис, Ойний, Генет, Меланфий, Триполис, Гисс, Пиксит, Кисса, Апсар, Акампсис.

История

Население Понта было смешанное: сюда относились племена тибаренов, моссинеков, маров, дрилов, колхов, макронов, бехиров, левкосирийцев, халибов, саннов, таохов, саспиров. Все эти народности первоначально управлялись собственными князьями, состоявшими в вассальных отношениях к персидскому царю во время процветания Персидского царства.

Дарий I сделал из этой страны сатрапию, отдав её в наследственное управление персу Артабазу (502 год до н. э.). Первым, принявшим титул царя, был Ариобарзан I, от которого идёт династия понтийских царей; независимое понтийское царство начинается лишь с Митридата I (с конца IV века до н. э.), который получил прозвище «Ктист» (др.-греч. Κτίστής), что означает «основатель».

В течение двух веков его наследники (Ариобарзан Понтийский, Митридат II, Митридат III, Фарнак I, Митридат IV Филопатр, Митридат V Эвергет) боролись с царями Вифинии и Пергама за обладание Пафлагонией и Каппадокией; эта долгая борьба за самостоятельность развила в населении воинственный дух и подготовила его к упорному сопротивлению римлянам.

Митридат VI Евпатор (прозванный Великим) присоединил к царству своих предков Пафлагонию, часть Каппадокии до Тавра, весь берег Понта Эвксинского до Босфора Киммерийского и часть Таврического полуострова. Со смертью Митридата (63 год до н. э.) династия Митридатидов пресеклась, и Понт был разделён. Прибрежные области стали римской провинцией, которая позднее была объединена с Вифинией в провинцию Вифиния и Понт. Часть Понта, соседнюю с Галатией, с центром в Фарнакии (так называемый Полемонов Понт, лат. Pontus Palaticus) получил Дейотар I Филоромей (тетрарх племени толистобогов в Галатии), назначенный царём Понта Римом. Колхиду римляне передали в правление Аристарху.

При Марке Антонии средняя часть Понта, к востоку от Ириса, была подарена внуку Митридата Полемону (лат. Pontus Polemoniacus), а восточная часть (от Фарнакии до р. Гисса) досталась каппадокийскому царю Архелаю (лат. Pontus Cappadocius), вместе с рукой Пифодориды, вдовы Полемона и внучки Марка Антония.

При Полемоне Филопаторе в 64 году н. э. Понт снова был обращён в римскую провинцию, а при императоре Константине I Великом был разделён на 2 области западную — Геленопонт (в честь матери, императрицы Елены) и восточную — Полемонов Понт.

Из городов Понта были наиболее замечательны: Амис (резиденция Митридата), Анконт, Ойноя, Полемоний, Котиора, Фарнакия, Триполис, Коралла, Кераз, Трапезунт (со времени Траяна — столица Каппадокийского Понта), Апсар, Газелон, Фаземон, Амазия (родина Страбона, столица Галатского Понта и Геленопонта), Зела, Газиура (древняя резиденция понтийских царей), Понтийская Комана (богатый и большой торговый центр), Кабира (резиденция Митридата), Неокесария (главный город Полемонова Понта), Себастия, Камиса и др.

См. также

Напишите отзыв о статье "Понт"

Литература

  • Сапрыкин С. Ю. Понтийское царство: Государство греков и варваров в Причерноморье. — М. : Наука, 1996. — 348 с.
  • Перл Г. Эры Вифинского, Понтийского и Боспорского царств // Вестник древней истории. — 1969. — № 3. — С. 39-69.
  • [www.zakony.com.ua/juridical.html?catid=43573 Гавриленко О. А. Понтійське царство] // Юридична енциклопедія. Т.4. Н-П. — К. : Укр. енцикл., 2002. — С. 658—659.
  • Сапрыкин С. Ю. Академик М. И. Ростовцев о Понтийском и Боспорском царствах в свете достижений современного антиковедения // Вестник древней истории. — 1995. — № 1. — С. 201—209.
  • [history.kubsu.ru/pdf/ar_kuz.pdf Кузнецов И. В. Pontica Caucasica Ethnica]. Центр понтийско-кавказских исследований. Краснодар, 1995
  • При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Понт

Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.