Понтийское царство

Понтийское царство
Βασίλειον του Πόντου
царство
← 281 до н. э. — 64 до н. э. 39 до н. э. — 62 →
Малая Азия в начале I века до н. э. Понтийское царство выделено пурпурным цветом.
Столица	Амасья (302—183 до н. э.), Синоп (183—88 до н. э.), Пергам (88—85 до н. э.) Синоп (85—64 до н. э.)
Форма правления	монархия

К:Появились в 281 году до н. э.К:Появились в 39 году до н. э.К:Исчезли в 64 году до н. э.К:Исчезли в 62 году

Понтийское царство (Понт) — греко-персидское эллинистическое государство в Малой Азии в 302 — 64 до н. э., на южном берегу Эвксинского понта (Чёрного моря). Официальным языком царства был древнегреческий язык.

История

Основано Митридатом (имя персидского происхождения) в Пафлагонии на границе двух эллинистических государств: Древней Македонии и Империи Селевкидов. Наибольшего размера достигло при Митридате VI (132 — 63 до н. э.), присоединившем Вифинию, Каппадокию, греческие колонии Тавриды и на короткое время захватившем римскую провинцию Азию, Фракию и Македонию. Флот Понтийского царства овладел Кикладами. На некоторое время эллины (в том числе Афины), колхи, тавры, сарматы выступали союзниками Понта. Столицей Понтийского царства стал Пергам. Зятем Митридата был армянский царь Тигран Великий. После окончательного поражения в войнах с Римской республикой западная часть государства была обращена в провинцию Вифиния и Понт (Bithynia et Pontus), а восточная стала клиентским царством.

Клиентское царство и римская провинция

Большая часть западного Понта и греческих городов на побережье, включая Синопу, вошли в состав римской провинции Вифиния и Понт. Внутренняя часть страны и западный берег стали независимым клиентским царством. Боспорское царство под властью Фарнака II осталось союзником и другом Рима, Колхида также стала клиентским царством. Позже Фарнак попытался отвоевать Понт, вторгнувшись в Азию во время гражданской войны между Гнеем Помпеем и Юлием Цезарем (48 год до н. э.). Он смог занять Колхиду, Малую Армению, Понт и Каппадокию, одолев римскую армию у Никополиса. Цезарь одолел армию боспорского царя в битве у Зелы, благодаря которой возникла крылатая фраза 'Veni vidi vici' (Пришёл, увидел, победил).

Понтийские цари продолжали править Понтийским царством, Колхидой и Киликией вплоть до 64 года н. э., когда император Нерон выдвинул претензии на трон Понта, оправдывая это родством Полемона II и Антония. Под этим предлогом Рим аннексировал Понт, который вошел в состав римской провинции Галатия.

Географические и культурные особенности

Понтийское царство было разделено на две части: прибрежную и нагорную, разделявшиеся между собой Понтийскими Альпами, проходившими параллельно побережью Чёрного моря. В прибрежном регионе, над которым доминировали греческие колонии Амастрида и Синоп, выращивали оливки, ловили рыбу. Во внутренних районах добывали серебро и железную руду. Главным городом здесь была Амасья, первая столица Понта.

Между регионами существовали культурные различия — побережье было грекоязычным, внутренние районы населялись анатолийскими племенами под управлением элиты иранского происхождения.

Религия была синкретичной — божества сочетали местные, персидские и греческие черты. Главными богами были Ахурамазда, отождествлявшийся с греческим Зевсом, бог Луны Мен и богиня плодородия Ма, также известная как Кибела. Последний понтийский царь даже принял иудаизм.

Армия

Понтийская армия могла выставить до 250 тыс. пехотинцев (гоплиты) с щитами, железными панцирями, мечами, шлемами и копьями (Сариса), 40 тыс. всадников и 130 серпоносных колесниц (с лезвиями на колёсах). Пехотинцы практиковали македонскую тактику фаланги. Существовали отряды лучников и мощный флот на манер греческого (300 трирем). Особо выделялись в понтийской армии ополчения покорённых городов, а также скифов и мидийцев. Плутарх называет имена понтийских полководцев: Архелай, Таксил, Дорилай.

Литература

• Сапрыкин С. Ю. Понтийское царство: Государство греков и варваров в Причерноморье. — М.: Наука, 1996. — 348 с.
• Перл Г. Эры Вифинского, Понтийского и Боспорского царств // Вестник древней истории. — 1969. — № 3. — С. 39-69.
• Гавриленко О. А. [www.zakony.com.ua/juridical.html?catid=43573 Понтійське царство] // Юридична енциклопедія. Т. 4. Н-П. — К.: Укр. енцикл., 2002. — С. 658—659.
• Гавриленко О. А. Античні держави Північного Причорномор’я: біля витоків вітчизняного права (кінець VII ст. до н. е. — перша половина VI ст. н. е.) — Харьков: Парус, 2006. — ISBN 966-84-82-21-2
• Сапрыкин С. Ю. Академик М. И. Ростовцев о Понтийском и Боспорском царствах в свете достижений современного антиковедения // Вестник древней истории. — 1995. — № 1. — С. 201—209.

См. также

• Понтийские цари
• Понт

Отрывок, характеризующий Понтийское царство

– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.